надлежит, мол, послать кого-нибудь из нашего села в старое село. Правы ваши старейшины – беда какая-то надвигается. И аланским старейшинам про то же их предки говорили. Так что следует обиды старинные преступить и в прежнее село с вестями наехать, разузнать, не видали ли там, в округе, чужаков. Ибо давно никого не было из того села в бурге. Уж и не знаешь, что думать: на месте ли то старое село, не пожгли ли его, часом, не разорили ли?.. Вот зачем нужно съездить в то село.
– Понимаю обиды ваши, – сказал Теодобад, военный вождь. – За свои их считаю. И любо мне село ваше войнолюбивое, как любо оно было отцу моему, Алариху. Но воины у меня в бурге все наперечёт, а беда с полудня движется, чую, большая. И потому надлежит вам съездить в то старое село.
Так Теодобад, военный вождь, говорил.
И пива приказал принести. Долго молчал, пива испив, и видно было, что думу тяжкую перемогает. Обратился, наконец, к дяде Агигульфу и речь свою так повёл:
– Ведомо мне, каков ты в битвах, сын Рагнариса. Недаром считают тебя любимцем богов. Хочу ныне испытать, каков ты в смекалке да красноречии. Отправить тебя хочу к ближним гепидам, к тем, с которыми вы озеро рыболовное делите. Спроси их старейшин, не хотят ли под мою руку пойти. Свиреп и жаден был Афара-Солевар, а Оган, который на его место сел, по всему видно – и того свирепее и жаднее, ибо иных военных вождей у гепидов не водится.
Ведомо ему, Теодобаду, что роды ближних гепидов в обиде на гепидов дальних и вражда между ними издревле пролегает. Славно ходили вместе с Теодобадом ближние гепиды на дальних – на Афару-Солевара. Много добра взяли – и мы, и ближние гепиды. Напомнить о том старейшинам гепидским надлежит.
Уж год с той поры минул – время достаточное, чтоб и до гепидов дошло, как хорошо и сладко живётся под рукой теодобадовой.
И молвил Теодобад, собственным словам вторя:
– Поезжай ты, Агигульф, сын Рагнариса, к старейшинам ближних гепидов. Обо всём поведай, о чём следует, напомни, и предложи им под мою руку идти. Скажи, если надумают, пускай смело в бург ко мне едут. Приму с почётом, почти что насмерть закормлю-опою и из бурга не выпущу, пока дары от меня не возьмут. Меру же дарам положу такую: как сломается у лошади спина, так и довольно. Трёх вьючных лошадей пусть берут: одной спину ломать будем, на двух дары погрузим. Вот как будет, если надумают ближние гепиды под меня идти.
Скажи же, Агигульф, сын Рагнариса, гепидским старейшинам так: «Идите под Теодобада, сына Алариха, – есть, пить, в богатстве утопать».
И приказал Теодобад, чтобы кувшин с гримой принесли. На кувшин показал Агигульфу. Расскажи им, мол, какой у меня кувшин есть. Про другие диковины поведай.
Скажи, есть у меня дивная конская упряжь с золотым грызлом.
А в бурге только о том золотом грызле, надо сказать, и судачат. Покуда дядя Агигульф теодобадова возвращения ждал, все уши ему дружинники прожужжали: слыхал, мол, у Теодобада что есть? Упряжь наборная с грызлом золотым – во что у Теодобада есть!..
А Теодобад свою речь вьёт:
– Скажи, Агигульф, старейшинам гепидским: мол, есть у Теодобада упряжь с грызлом золотым. Через год у Теодобада вся дружина будет грызла золотые лошадям в рот заправлять. Вот так живёт Теодобад! Скажи им: думает Теодобад телегу золотом обшить. Ибо некуда золото ему девать. Не золото – войну Теодобад любит. Потому и села под его рукой процветают.
И долго ещё советовал Теодобад дяде Агигульфу, как ему гепидских старейшин склонить к правильному выбору.
Наказал военный вождь в старое село съездить, проведать его, к гепидам наведаться, а после в бург с новостями спешить. Ибо, сказал Теодобад дяде Агигульфу, верю я тебе как себе, а может быть, и сверх того.
Хродомер с Рагнарисом долго ещё между собой новости эти обсуждали. Хродомер говорил, что, может быть, беда и обойдёт нас стороной. А может, Теодобад в бурге оборонит нас от чужих, не пустит их дальше.
Но Рагнарис сердито палкой в землю ткнул и сказал, что хоть белых волков и не видал, а достаточно на свете пожил, чтобы чувствовать: большая беда идёт и от неё нам не скрыться.
И снова насчёт тына заспорили.
За всеми этими заботами об Ахме, что в закуте помирал, все словно позабыли. Только отец наш Тарасмунд и Гизела, мать наша, к годье Винитару ходили. Но годья Винитар сказал, что все в руках Бога Единого. Ежели замыслил Бог Единый Ахму прибрать, значит, приберёт и нечего надоедать Ему своими просьбами.
Годья утешил нашу мать, сказав, что не от её грехов помирает Ахма (мать наша почему-то считала, что провинилась в чём-то и что её наказать решил Бог Единый). Наша мать Гизела очень боится Бога Единого.
Сёстрам нашим, Сванхильде и Галесвинте, любопытно было смотреть, как Ахма помирает. Они хотели поглядеть, кто за Ахмой придёт: бесы в образе старых богов или ангелы.
Годья Винитар говорил во время чумы, что часто видел, как души грешных людей бесы крючьями вытаскивают из тела.
Наши сестры спорили между собой. Сванхильда говорила, что Ахма напакостил много в жизни и что бесы непременно придут за ним. Галесвинта же говорила, что Ахма блаженный и что за ним придут ангелы.
Что дедушка Рагнарис обо всём этом думал, никто не знал. Отец раз заикнулся, что годью бы надо к Ахме позвать, но дедушка запретил. Он Ахму нарочно возле своих богов положить велел. Так он рек: «Только от богов может прийти и исцеление тела, и просветление ума». Но дедушкины боги молчали.
Мы видели, что дедушка очень зол, потому что он нешуточно побил Ильдихо.
На другой день у нас в дому воины собрались. Дед всех женщин ради того из дома выгнал, услал их по селу бродить и с другими женщинами в склоки вступать, коли заняться больше нечем.
Нас с Гизульфом послали воинов по всему селу собирать. Дед нас не выгнал, но велел молчать и никому после об увиденном не рассказывать. Мол, и без того скоро всё про всё узнают.
Когда все у нас дома сошлись, дядя Агигульф ещё раз рассказал, как к Теодобаду они с Агигульфом-соседом ездили. И как выслушал их Теодобад, и какие наказы Теодобад дал.
Покуда все над этим рассказом думали, дед Рагнарис молвил тяжко: как велено, так и надлежит поступить, ибо Теодобад выше сидит – ему, Теодобаду, дальше видно.
Дедушка Рагнарис объявил, что в старое село никто из его домочадцев поехать не может. Ибо поклялся он, Рагнарис, то село покидая, что никогда больше нога его на ту землю не ступит. И нога сыновей его на ту землю больше не ступит. И ноги сыновей его сыновей никогда на ту землю не ступят.
И Хродомер сказал то же.
Аргасп и Гизарна тоже не могли туда поехать, ибо были с Хродомером в родстве.
Тут Одвульф вперёд вылез. Вызвался поехать. Давно, мол, мечтал на Гупту святого посмотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
– Понимаю обиды ваши, – сказал Теодобад, военный вождь. – За свои их считаю. И любо мне село ваше войнолюбивое, как любо оно было отцу моему, Алариху. Но воины у меня в бурге все наперечёт, а беда с полудня движется, чую, большая. И потому надлежит вам съездить в то старое село.
Так Теодобад, военный вождь, говорил.
И пива приказал принести. Долго молчал, пива испив, и видно было, что думу тяжкую перемогает. Обратился, наконец, к дяде Агигульфу и речь свою так повёл:
– Ведомо мне, каков ты в битвах, сын Рагнариса. Недаром считают тебя любимцем богов. Хочу ныне испытать, каков ты в смекалке да красноречии. Отправить тебя хочу к ближним гепидам, к тем, с которыми вы озеро рыболовное делите. Спроси их старейшин, не хотят ли под мою руку пойти. Свиреп и жаден был Афара-Солевар, а Оган, который на его место сел, по всему видно – и того свирепее и жаднее, ибо иных военных вождей у гепидов не водится.
Ведомо ему, Теодобаду, что роды ближних гепидов в обиде на гепидов дальних и вражда между ними издревле пролегает. Славно ходили вместе с Теодобадом ближние гепиды на дальних – на Афару-Солевара. Много добра взяли – и мы, и ближние гепиды. Напомнить о том старейшинам гепидским надлежит.
Уж год с той поры минул – время достаточное, чтоб и до гепидов дошло, как хорошо и сладко живётся под рукой теодобадовой.
И молвил Теодобад, собственным словам вторя:
– Поезжай ты, Агигульф, сын Рагнариса, к старейшинам ближних гепидов. Обо всём поведай, о чём следует, напомни, и предложи им под мою руку идти. Скажи, если надумают, пускай смело в бург ко мне едут. Приму с почётом, почти что насмерть закормлю-опою и из бурга не выпущу, пока дары от меня не возьмут. Меру же дарам положу такую: как сломается у лошади спина, так и довольно. Трёх вьючных лошадей пусть берут: одной спину ломать будем, на двух дары погрузим. Вот как будет, если надумают ближние гепиды под меня идти.
Скажи же, Агигульф, сын Рагнариса, гепидским старейшинам так: «Идите под Теодобада, сына Алариха, – есть, пить, в богатстве утопать».
И приказал Теодобад, чтобы кувшин с гримой принесли. На кувшин показал Агигульфу. Расскажи им, мол, какой у меня кувшин есть. Про другие диковины поведай.
Скажи, есть у меня дивная конская упряжь с золотым грызлом.
А в бурге только о том золотом грызле, надо сказать, и судачат. Покуда дядя Агигульф теодобадова возвращения ждал, все уши ему дружинники прожужжали: слыхал, мол, у Теодобада что есть? Упряжь наборная с грызлом золотым – во что у Теодобада есть!..
А Теодобад свою речь вьёт:
– Скажи, Агигульф, старейшинам гепидским: мол, есть у Теодобада упряжь с грызлом золотым. Через год у Теодобада вся дружина будет грызла золотые лошадям в рот заправлять. Вот так живёт Теодобад! Скажи им: думает Теодобад телегу золотом обшить. Ибо некуда золото ему девать. Не золото – войну Теодобад любит. Потому и села под его рукой процветают.
И долго ещё советовал Теодобад дяде Агигульфу, как ему гепидских старейшин склонить к правильному выбору.
Наказал военный вождь в старое село съездить, проведать его, к гепидам наведаться, а после в бург с новостями спешить. Ибо, сказал Теодобад дяде Агигульфу, верю я тебе как себе, а может быть, и сверх того.
Хродомер с Рагнарисом долго ещё между собой новости эти обсуждали. Хродомер говорил, что, может быть, беда и обойдёт нас стороной. А может, Теодобад в бурге оборонит нас от чужих, не пустит их дальше.
Но Рагнарис сердито палкой в землю ткнул и сказал, что хоть белых волков и не видал, а достаточно на свете пожил, чтобы чувствовать: большая беда идёт и от неё нам не скрыться.
И снова насчёт тына заспорили.
За всеми этими заботами об Ахме, что в закуте помирал, все словно позабыли. Только отец наш Тарасмунд и Гизела, мать наша, к годье Винитару ходили. Но годья Винитар сказал, что все в руках Бога Единого. Ежели замыслил Бог Единый Ахму прибрать, значит, приберёт и нечего надоедать Ему своими просьбами.
Годья утешил нашу мать, сказав, что не от её грехов помирает Ахма (мать наша почему-то считала, что провинилась в чём-то и что её наказать решил Бог Единый). Наша мать Гизела очень боится Бога Единого.
Сёстрам нашим, Сванхильде и Галесвинте, любопытно было смотреть, как Ахма помирает. Они хотели поглядеть, кто за Ахмой придёт: бесы в образе старых богов или ангелы.
Годья Винитар говорил во время чумы, что часто видел, как души грешных людей бесы крючьями вытаскивают из тела.
Наши сестры спорили между собой. Сванхильда говорила, что Ахма напакостил много в жизни и что бесы непременно придут за ним. Галесвинта же говорила, что Ахма блаженный и что за ним придут ангелы.
Что дедушка Рагнарис обо всём этом думал, никто не знал. Отец раз заикнулся, что годью бы надо к Ахме позвать, но дедушка запретил. Он Ахму нарочно возле своих богов положить велел. Так он рек: «Только от богов может прийти и исцеление тела, и просветление ума». Но дедушкины боги молчали.
Мы видели, что дедушка очень зол, потому что он нешуточно побил Ильдихо.
На другой день у нас в дому воины собрались. Дед всех женщин ради того из дома выгнал, услал их по селу бродить и с другими женщинами в склоки вступать, коли заняться больше нечем.
Нас с Гизульфом послали воинов по всему селу собирать. Дед нас не выгнал, но велел молчать и никому после об увиденном не рассказывать. Мол, и без того скоро всё про всё узнают.
Когда все у нас дома сошлись, дядя Агигульф ещё раз рассказал, как к Теодобаду они с Агигульфом-соседом ездили. И как выслушал их Теодобад, и какие наказы Теодобад дал.
Покуда все над этим рассказом думали, дед Рагнарис молвил тяжко: как велено, так и надлежит поступить, ибо Теодобад выше сидит – ему, Теодобаду, дальше видно.
Дедушка Рагнарис объявил, что в старое село никто из его домочадцев поехать не может. Ибо поклялся он, Рагнарис, то село покидая, что никогда больше нога его на ту землю не ступит. И нога сыновей его на ту землю больше не ступит. И ноги сыновей его сыновей никогда на ту землю не ступят.
И Хродомер сказал то же.
Аргасп и Гизарна тоже не могли туда поехать, ибо были с Хродомером в родстве.
Тут Одвульф вперёд вылез. Вызвался поехать. Давно, мол, мечтал на Гупту святого посмотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155