Мрачным ходил тогда дядя Агигульф, ибо глодал его страх.
Про самого себя Тарасмунд говорил, что в те дни ярость в нём бешеная кипела и был он зверю дикому подобен, ибо от князя Чумы гибло село наше и ничего против этого Тарасмунд сделать не мог.
После годья признавал, что спасли его Хродомер с Рагнарисом от смерти, но утверждал, что это все Бог Единый с Сыном устроили руками язычников. Храм же после всего этого заново освящал годья, а за занавес очень ругал Тарасмунда.
С ними потом ещё Одвульф в храме жил, но Тарасмунд Одвульфа презирал за трусость, ибо Одвульф к Богу Единому потому прибежал, что Бог Единый и добрый Сын сильнее князя Чумы и могут князя Чуму побороть. Вот и поспешил к более сильным переметнуться, чтобы оборонили.
Пришёл же князь Чума в наше село так. Как дед и рассказывал, принял князь Чума облик скамара, только у нас тогда не знали об этом. Ибо этот скамар не был похож на прочих, наглых, да грубых, да трусливых. Был он немолод и видно было, что не от лености и гнусности нрава бродяжничает. Заметно было, что к работе на земле привычен – повадка выдавала.
Приютил же его Сейя и думал сделать своим человеком. Скамар же благодарность свою показывал.
Потом только поняли мы, что так-то и провёл нас князь Чума. Был бы скамар на других похож, мы бы сразу его прогнали, в дом бы не пустили.
Сорок дней минуло с той поры, как скамар у Сейи поселился, и умер у Сейи раб. Внезапно умер: вот он стоит – и вот уж он пал на землю и мёртв, а лицо чёрное.
Прибежали на поле и сказали о том Сейе. И прочие ту весть слышали.
Тогда-то и хватились скамара.
А здесь он, скамар. Со всеми на поле был, снопы вязал. Стоял, согнувшись; сквозь худую рубаху лопатки торчат, волосы серые от пота слиплись, а руки знай себе ловко работают.
Наше поле поблизости было, потому видели всё, что со скамаром случилось.
Ударил его камень между лопаток. Кто бросил – того никто не заметил. И камней-то на поле вроде бы и не было, а ведь нашлось и немало.
Выпрямился скамар, ещё не понимая, и тут ком земли прямо в лоб ему угодил. Повернулся скамар и побежал.
Ничем удивления своего не показал. Привык, чтобы его гнали. Стало быть, и в самом деле князь Чума это был, раз убегал, вину свою зная.
Побежал, но тут дорогу ему заступили. Метнулся туда, сюда – везде люди стоят.
Скамара быстро окружили со всех сторон – и родичи Сейи, и наша родня, и родня Хродомера на крик прибежала. И стали скамара бить.
Первым его Вутерих поверг, сын Сейи, друг отца моего, Тарасмунда, – ловко серпом по лицу ударил (в шею метил, но промахнулся). Тут все навалились, кто рядом был.
И мы с Гизульфом там были, и Ахма-дурачок, наш брат, – тоже. Все мы там были, все наше село прибежало князя Чуму гнать.
Когда же отступили от скамара, как волна от берега, то ничего уже от скамара и не осталось – одно только месиво тёмно-красное, я помню. Смотрели на это месиво в страхе, ибо князь Чума, даже если убить тело, в котором он пришёл, так просто из села не уходит.
Гизела заплакала и на руки меня взяла. А я не понял, почему она плачет, потому что мне весело было скамара гнать. Я думал поначалу, что чума – это здорово, потому что все вместе собрались. И князя Чуму убили. Вот какие мы сильные, когда все вместе, – никто нам не страшен.
Рагнарис велел сыновьям своим быстро хворост нести, чтобы останки скамара спалить.
А Сейя людей домой послал, чтобы того умершего раба подальше отнесли и сожгли. И когда все побоялись идти и раба того уносить, Сейя одного из своих рабов по лицу ударил и велел ему: «Ты пойдёшь». И я видел, что тот человек смертельно перепугался, но ослушаться Сейи не посмел.
Хродомер сказал, чтобы все можжевельник собирали и жгли на дворах, дома окуривали и сами окуривались. И сказал, чтобы все в селе так делали. Хродомеров отец (так Хродомер сказал) говорил, что так делать надо, когда чума подступает.
То поле, где скамара убили, и сейчас брошеное стоит, потому что не рождается там ничего.
Дядя Агигульф потом говорил нам с Гизульфом про это поле, страшную клятву взяв, что не будем так делать. Если в последний день старой луны взять оттуда щепотку земли и кому-нибудь в питьё подсыпать, тот человек начнёт чахнуть и сохнуть и через полгода умрёт. Только у нас в селе про это все знают, потому так и не делает никто. Дядя Агигульф сказал, что если у нас в селе кто-нибудь сохнуть начнёт, он нас с Гизульфом, не разбирая, притащит на скамарово поле и эту землю есть заставит.
У нас в селе это место стараются стороной обходить, плохим считают.
Когда чума отступила, годья Винитар на этом месте крест поставил. Но крест и года не простоял – упал. Сгнил, а ведь из доброго дерева сделан был.
После того, как скамара на том поле убили, ещё несколько человек чумой заболело и умерло – у Сейи, а после у нас и у Хродомера. Младший мой брат умер (последний ребёнок из рождённых Гизелой), его звали как дедушку – Рагнарис. Гизульф говорит: «Невелика потеря». Но наша мать Гизела так не думает.
Ещё в нашей семье старый раб умер. Он нашему дедушке Рагнарису принадлежал. По нему дядя Агигульф больше всех убивался, потому что раб этот баловал дядю Агигульфа, все его мальчиком считал. А я его боялся, потому что у него лицо все бородой заросло. Дедушка Рагнарис говорил, что был он даком и что в бурге его перекупил у одного из алариховых воинов.
Когда князь Чума по всему нашему селу гулял и во все двери стучал, дедушка Рагнарис усердно богам молился, а дома у нас можжевельник курили и ещё какие-то травы, которых я не помню. Дедушка говорил потом, что это и отворотило чуму от нашего дома, так что немногие от неё умерли.
Когда уже чума на убыль пошла, заболел наш дядя Храмнезинд (которому потом голову отрубили), но он не умер.
У Хродомера больше народу умерло. У Хродомера несколько рабов умерло, а из семьи Хродомера муж Брустьо умер и её дочка. И ещё жена Хродомера умерла, Аталагильда.
У Валамира после чумы никого родных не осталось. Сам Валамир в походе был, вернулся на пустое пепелище. Умерли и отец его, Вульфила, и мать, Хиндесвинта, и младший брат Вамба. Только дядька-раб остался, который самого Валамира ещё сосунком помнил. Теперь он Валамира ругает – Валамир говорит, дядька порой хуже чумы.
В этот поход Валамир с Гизарной перед самой чумой ушли. Они не с Теодобадом пошли, а с Лиутаром, сыном Эрзариха, что в ту пору над вандалами поднялся и с очень дальними гепидами войну развязал.
Валамир нам дальней роднёй приходится, а Сейе – ближней. Род Сейи во время чумы весь вымер, никого не осталось, если Валамира не считать.
Гизарна со своей матерью незадолго до князя Чумы в наше село пришёл. Гизарна – родич жены Вутериха, сейиного сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Про самого себя Тарасмунд говорил, что в те дни ярость в нём бешеная кипела и был он зверю дикому подобен, ибо от князя Чумы гибло село наше и ничего против этого Тарасмунд сделать не мог.
После годья признавал, что спасли его Хродомер с Рагнарисом от смерти, но утверждал, что это все Бог Единый с Сыном устроили руками язычников. Храм же после всего этого заново освящал годья, а за занавес очень ругал Тарасмунда.
С ними потом ещё Одвульф в храме жил, но Тарасмунд Одвульфа презирал за трусость, ибо Одвульф к Богу Единому потому прибежал, что Бог Единый и добрый Сын сильнее князя Чумы и могут князя Чуму побороть. Вот и поспешил к более сильным переметнуться, чтобы оборонили.
Пришёл же князь Чума в наше село так. Как дед и рассказывал, принял князь Чума облик скамара, только у нас тогда не знали об этом. Ибо этот скамар не был похож на прочих, наглых, да грубых, да трусливых. Был он немолод и видно было, что не от лености и гнусности нрава бродяжничает. Заметно было, что к работе на земле привычен – повадка выдавала.
Приютил же его Сейя и думал сделать своим человеком. Скамар же благодарность свою показывал.
Потом только поняли мы, что так-то и провёл нас князь Чума. Был бы скамар на других похож, мы бы сразу его прогнали, в дом бы не пустили.
Сорок дней минуло с той поры, как скамар у Сейи поселился, и умер у Сейи раб. Внезапно умер: вот он стоит – и вот уж он пал на землю и мёртв, а лицо чёрное.
Прибежали на поле и сказали о том Сейе. И прочие ту весть слышали.
Тогда-то и хватились скамара.
А здесь он, скамар. Со всеми на поле был, снопы вязал. Стоял, согнувшись; сквозь худую рубаху лопатки торчат, волосы серые от пота слиплись, а руки знай себе ловко работают.
Наше поле поблизости было, потому видели всё, что со скамаром случилось.
Ударил его камень между лопаток. Кто бросил – того никто не заметил. И камней-то на поле вроде бы и не было, а ведь нашлось и немало.
Выпрямился скамар, ещё не понимая, и тут ком земли прямо в лоб ему угодил. Повернулся скамар и побежал.
Ничем удивления своего не показал. Привык, чтобы его гнали. Стало быть, и в самом деле князь Чума это был, раз убегал, вину свою зная.
Побежал, но тут дорогу ему заступили. Метнулся туда, сюда – везде люди стоят.
Скамара быстро окружили со всех сторон – и родичи Сейи, и наша родня, и родня Хродомера на крик прибежала. И стали скамара бить.
Первым его Вутерих поверг, сын Сейи, друг отца моего, Тарасмунда, – ловко серпом по лицу ударил (в шею метил, но промахнулся). Тут все навалились, кто рядом был.
И мы с Гизульфом там были, и Ахма-дурачок, наш брат, – тоже. Все мы там были, все наше село прибежало князя Чуму гнать.
Когда же отступили от скамара, как волна от берега, то ничего уже от скамара и не осталось – одно только месиво тёмно-красное, я помню. Смотрели на это месиво в страхе, ибо князь Чума, даже если убить тело, в котором он пришёл, так просто из села не уходит.
Гизела заплакала и на руки меня взяла. А я не понял, почему она плачет, потому что мне весело было скамара гнать. Я думал поначалу, что чума – это здорово, потому что все вместе собрались. И князя Чуму убили. Вот какие мы сильные, когда все вместе, – никто нам не страшен.
Рагнарис велел сыновьям своим быстро хворост нести, чтобы останки скамара спалить.
А Сейя людей домой послал, чтобы того умершего раба подальше отнесли и сожгли. И когда все побоялись идти и раба того уносить, Сейя одного из своих рабов по лицу ударил и велел ему: «Ты пойдёшь». И я видел, что тот человек смертельно перепугался, но ослушаться Сейи не посмел.
Хродомер сказал, чтобы все можжевельник собирали и жгли на дворах, дома окуривали и сами окуривались. И сказал, чтобы все в селе так делали. Хродомеров отец (так Хродомер сказал) говорил, что так делать надо, когда чума подступает.
То поле, где скамара убили, и сейчас брошеное стоит, потому что не рождается там ничего.
Дядя Агигульф потом говорил нам с Гизульфом про это поле, страшную клятву взяв, что не будем так делать. Если в последний день старой луны взять оттуда щепотку земли и кому-нибудь в питьё подсыпать, тот человек начнёт чахнуть и сохнуть и через полгода умрёт. Только у нас в селе про это все знают, потому так и не делает никто. Дядя Агигульф сказал, что если у нас в селе кто-нибудь сохнуть начнёт, он нас с Гизульфом, не разбирая, притащит на скамарово поле и эту землю есть заставит.
У нас в селе это место стараются стороной обходить, плохим считают.
Когда чума отступила, годья Винитар на этом месте крест поставил. Но крест и года не простоял – упал. Сгнил, а ведь из доброго дерева сделан был.
После того, как скамара на том поле убили, ещё несколько человек чумой заболело и умерло – у Сейи, а после у нас и у Хродомера. Младший мой брат умер (последний ребёнок из рождённых Гизелой), его звали как дедушку – Рагнарис. Гизульф говорит: «Невелика потеря». Но наша мать Гизела так не думает.
Ещё в нашей семье старый раб умер. Он нашему дедушке Рагнарису принадлежал. По нему дядя Агигульф больше всех убивался, потому что раб этот баловал дядю Агигульфа, все его мальчиком считал. А я его боялся, потому что у него лицо все бородой заросло. Дедушка Рагнарис говорил, что был он даком и что в бурге его перекупил у одного из алариховых воинов.
Когда князь Чума по всему нашему селу гулял и во все двери стучал, дедушка Рагнарис усердно богам молился, а дома у нас можжевельник курили и ещё какие-то травы, которых я не помню. Дедушка говорил потом, что это и отворотило чуму от нашего дома, так что немногие от неё умерли.
Когда уже чума на убыль пошла, заболел наш дядя Храмнезинд (которому потом голову отрубили), но он не умер.
У Хродомера больше народу умерло. У Хродомера несколько рабов умерло, а из семьи Хродомера муж Брустьо умер и её дочка. И ещё жена Хродомера умерла, Аталагильда.
У Валамира после чумы никого родных не осталось. Сам Валамир в походе был, вернулся на пустое пепелище. Умерли и отец его, Вульфила, и мать, Хиндесвинта, и младший брат Вамба. Только дядька-раб остался, который самого Валамира ещё сосунком помнил. Теперь он Валамира ругает – Валамир говорит, дядька порой хуже чумы.
В этот поход Валамир с Гизарной перед самой чумой ушли. Они не с Теодобадом пошли, а с Лиутаром, сыном Эрзариха, что в ту пору над вандалами поднялся и с очень дальними гепидами войну развязал.
Валамир нам дальней роднёй приходится, а Сейе – ближней. Род Сейи во время чумы весь вымер, никого не осталось, если Валамира не считать.
Гизарна со своей матерью незадолго до князя Чумы в наше село пришёл. Гизарна – родич жены Вутериха, сейиного сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155