Куллин
шагнул вперед, меч блеснул в луче солнечного света,
проникающего в таверну через дверь.
- Ну ладно,- сказал он,- продолжайте, подонки,
возвращайтесь к своей выпивке.
Вместо этого все бросились к двери, обгоняя друг друга,
чтобы побыстрее покинуть таверну. Куллин вложил меч в ножны
с такой силой, что был слышен скрежет металла. Макин вытер
пот со своего лица.
- Ну ладно, Макко,- проговорил Куллин,- и ты, и вся
деревня можете думать обо мне все, что угодно, но моя Сериэн
заслужила большего, чем быть опозоренной странными
извинениями перед таким человеком как я. Впереди у нас очень
тяжелая дорога, моя дорогая, но мы справимся,- сказал он
Джилл.
- Что? - спросила Джилл.- Папа, ты хочешь забрать меня с
собой?
- Совершенно верно. И сегодня же.
- Постойте-ка,- вмешался Макин,- не лучше ли обождать и
подумать над этим? Ты не в себе сейчас, и...
- Катись ко всем чертям! - Куллин повернулся, схватившись
рукой за рукоятку меча,- я сейчас как раз настолько в себе,
насколько это необходимо.
- Ну ладно,- отступился Макин,- дело твое.
- Возьми свою одежду, Джилл. Мы сейчас сходим на могилу
твоей мамы, а потом двинемся в путь. Я никогда не вернусь в эту
вонючую деревню больше.
Довольная и перепуганная одновременно, Джилл побежала
в комнату и начала складывать те немногие пожитки, которые у
нее были, в одеяло. Она слышала, как Макин пытался
поговорить с Куллином, но тот только рычал в ответ. Она
рискнула потихоньку вызвать лесных жителей. Серый гном
материализовался высоко в воздухе и поплыл к покрытому
соломой полу.
- Папа забирает меня отсюда,- прошептала Джилл.- Ты
хочешь пойти со мной? Если хочешь, то лучше идти вслед за
нами, или забраться на его лошадь.
Когда гном исчез, Джилл захотелось знать, увидит ли она
его когда-нибудь снова.
- Джилл! - крикнул Куллин,- перестань разговаривать сама
с собой и иди сюда!
Джилл схватила свой узел и выбежала из таверны. Куллин
сложил ее вещи в сумку, привязанную позади седла, а затем
поднял Джилл и посадил на нее сверху. Когда он сел в седло,
Джилл обхватила его, прислонившись лицом к широкой спине.
Его рубашка вся была испачкана круглыми ржавыми пятнами,
которые получились, когда кольца кольчуги заржавели от пота.
У него всегда были такие рубашки.
- Ну,- сказал Макин,- прощай, Джилл.
- Прощай,- ей вдруг захотелось заплакать.- Спасибо
большое за то, что ты был так добр ко мне.
Макнул махнул рукой, в его глазах были слезы. Джилл
обернулась назад на своем неудобном сидении и помахала в
ответ, когда они начали спускаться с холма.
В нижней части деревни росла священная дубовая роща,
посвященная Белу, Богу Солнца и королю всех Богов. Среди
священных дубов располагалось деревенское кладбище. Хотя на
могиле Сериэн не было никакого надгробного камня, как на
могилах людей побогаче, Джилл знала, что она никогда не
забудет, где мама похоронена. Как только она подвела отца к
этому месту, Куллин начал причитать, рыдая. Он бросился на
землю, лег на могилу всем телом, как будто пытался передать
земле свое горе, ища у нее поддержки. Джилл сильно
перепугалась.
Куллин затих, лежал безмолвно, затем сел.
- Я привез в этот раз твоей маме подарок,- сказал Куллин,-
и она получит его, ей-богу.
Куллин достал из ножен свой серебряный клинок, срезал им
кусочек дерна, а потом начал рыть, словно барсук, сделав
неглубокую ямку. Он достал из-за рубашки золотой браслет и
когда поднял его, Джилл увидела узкую полоску из чистого
золота перевитую, словно веревка. Куллин положил его в ямку,
засыпал землей, а потом прикрыл дерном.
- Прощай моя любовь,- прошептал он,- за время моих
скитаний я никогда не любил кроме тебя ни одной женщины, и я
молил каждого бога, чтобы ты верила мне, когда я говорил тебе
об этом.
Он поднялся, затем вытер лезвие своего клинка о штаны.
- Запомни, Джилл, как я любил твою маму.
- Я запомню, папа. Обещаю.
Весь день они ехали по дороге, ведущей на восток - по
узкой грязной колее, проложенной между остроконечными
холмами среди сосновых лесов. Когда они проезжали мимо
полей, покрытых молодыми зелеными колосьями, фермеры
провожали взглядом незнакомца на боевом коне с ребенком,
сидящим за его спиной. Джилл устала сидеть на своем неудобном
сидении и совсем закоченела, но Куллин был так погружен в свои
мрачные мысли, что она боялась заговорить с ним.
Были уже сумерки, когда они пересекли бурную реку и
подъехали к окруженному стеной городу Эверби. Куллин
спешился и повел лошадь под уздцы узкими извилистыми
улочками, а Джилл тем временем, крепко вцепившись в седло,
испуганно смотрела по сторонам широко раскрытыми глазами.
Она ни разу в жизни не видела так много домов - чуть ли не
двести. Наконец они добрались до обшарпанного постоялого
двора, позади которого виднелась конюшня. Хозяин
поприветствовал Куллина, назвав его по имени, и дружески
похлопав по плечу. Джилл до того устала, что даже не в
состоянии была поесть. Куллин, взяв ее на руки, поднялся вверх
по лестнице в грязную узкую комнату и положил Джилл на
постель, которую устроил, накрыв своим плащом соломенную
подстилку. Она заснула раньше, чем он успел задуть пламя свечи.
Когда Джилл проснулась, в комнате никого не было.
Теперь комната была полна света и девочка могла рассмотреть
ее. Она поднялась с подстилки, испуганная, стараясь вспомнить,
как она оказалась в этой чужой пустой комнате, в которой
ничего не было, кроме груды одежды, лежавшей прямо на полу.
Понадобилось несколько минут для того, чтобы Джилл смогла
вспомнить, что накануне папа приехал за ней в деревню и забрал
ее с собой. Вскоре вернулся Куллин, неся в одной руке кипяток в
медной чашке, а в другой - ломоть хлеба.
- Съешь это, моя дорогая,- сказал он.
Джилл жадно набросилась на хлеб, в который были
добавлены орехи и смородина.
Куллин тем временем поставил на пол чашку, достал из
сумки мыло и осколок зеркала и устраивался на полу на коленях,
чтобы побриться. Он всегда брился своим серебряным клинком.
Когда он вынул его из чехла, Джилл увидела изображение,
выгравированное на лезвии - это был парящий сокол. Этим
знаком были отмечены все вещи Куллина.
- Папа, этот клинок очень острый? - спросила Джилл.
- Да, очень,- ответил Куллин и начал бриться.- Ты видишь,
он не чисто серебряный - он сделан из сплава. Поэтому он не
темнеет так быстро, как чистое серебро и лезвие долго не
тупится, этот сплав прочнее любой стали. Только несколько
мастеров по серебру во всем королевстве знают его секрет и
никому не открывают эту тайну.
- Почему не открывают?
- Откуда я знаю? Я говорил тебе, что не только тот, кто
изгнан или опозорен, может купить себе такое лезвие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
шагнул вперед, меч блеснул в луче солнечного света,
проникающего в таверну через дверь.
- Ну ладно,- сказал он,- продолжайте, подонки,
возвращайтесь к своей выпивке.
Вместо этого все бросились к двери, обгоняя друг друга,
чтобы побыстрее покинуть таверну. Куллин вложил меч в ножны
с такой силой, что был слышен скрежет металла. Макин вытер
пот со своего лица.
- Ну ладно, Макко,- проговорил Куллин,- и ты, и вся
деревня можете думать обо мне все, что угодно, но моя Сериэн
заслужила большего, чем быть опозоренной странными
извинениями перед таким человеком как я. Впереди у нас очень
тяжелая дорога, моя дорогая, но мы справимся,- сказал он
Джилл.
- Что? - спросила Джилл.- Папа, ты хочешь забрать меня с
собой?
- Совершенно верно. И сегодня же.
- Постойте-ка,- вмешался Макин,- не лучше ли обождать и
подумать над этим? Ты не в себе сейчас, и...
- Катись ко всем чертям! - Куллин повернулся, схватившись
рукой за рукоятку меча,- я сейчас как раз настолько в себе,
насколько это необходимо.
- Ну ладно,- отступился Макин,- дело твое.
- Возьми свою одежду, Джилл. Мы сейчас сходим на могилу
твоей мамы, а потом двинемся в путь. Я никогда не вернусь в эту
вонючую деревню больше.
Довольная и перепуганная одновременно, Джилл побежала
в комнату и начала складывать те немногие пожитки, которые у
нее были, в одеяло. Она слышала, как Макин пытался
поговорить с Куллином, но тот только рычал в ответ. Она
рискнула потихоньку вызвать лесных жителей. Серый гном
материализовался высоко в воздухе и поплыл к покрытому
соломой полу.
- Папа забирает меня отсюда,- прошептала Джилл.- Ты
хочешь пойти со мной? Если хочешь, то лучше идти вслед за
нами, или забраться на его лошадь.
Когда гном исчез, Джилл захотелось знать, увидит ли она
его когда-нибудь снова.
- Джилл! - крикнул Куллин,- перестань разговаривать сама
с собой и иди сюда!
Джилл схватила свой узел и выбежала из таверны. Куллин
сложил ее вещи в сумку, привязанную позади седла, а затем
поднял Джилл и посадил на нее сверху. Когда он сел в седло,
Джилл обхватила его, прислонившись лицом к широкой спине.
Его рубашка вся была испачкана круглыми ржавыми пятнами,
которые получились, когда кольца кольчуги заржавели от пота.
У него всегда были такие рубашки.
- Ну,- сказал Макин,- прощай, Джилл.
- Прощай,- ей вдруг захотелось заплакать.- Спасибо
большое за то, что ты был так добр ко мне.
Макнул махнул рукой, в его глазах были слезы. Джилл
обернулась назад на своем неудобном сидении и помахала в
ответ, когда они начали спускаться с холма.
В нижней части деревни росла священная дубовая роща,
посвященная Белу, Богу Солнца и королю всех Богов. Среди
священных дубов располагалось деревенское кладбище. Хотя на
могиле Сериэн не было никакого надгробного камня, как на
могилах людей побогаче, Джилл знала, что она никогда не
забудет, где мама похоронена. Как только она подвела отца к
этому месту, Куллин начал причитать, рыдая. Он бросился на
землю, лег на могилу всем телом, как будто пытался передать
земле свое горе, ища у нее поддержки. Джилл сильно
перепугалась.
Куллин затих, лежал безмолвно, затем сел.
- Я привез в этот раз твоей маме подарок,- сказал Куллин,-
и она получит его, ей-богу.
Куллин достал из ножен свой серебряный клинок, срезал им
кусочек дерна, а потом начал рыть, словно барсук, сделав
неглубокую ямку. Он достал из-за рубашки золотой браслет и
когда поднял его, Джилл увидела узкую полоску из чистого
золота перевитую, словно веревка. Куллин положил его в ямку,
засыпал землей, а потом прикрыл дерном.
- Прощай моя любовь,- прошептал он,- за время моих
скитаний я никогда не любил кроме тебя ни одной женщины, и я
молил каждого бога, чтобы ты верила мне, когда я говорил тебе
об этом.
Он поднялся, затем вытер лезвие своего клинка о штаны.
- Запомни, Джилл, как я любил твою маму.
- Я запомню, папа. Обещаю.
Весь день они ехали по дороге, ведущей на восток - по
узкой грязной колее, проложенной между остроконечными
холмами среди сосновых лесов. Когда они проезжали мимо
полей, покрытых молодыми зелеными колосьями, фермеры
провожали взглядом незнакомца на боевом коне с ребенком,
сидящим за его спиной. Джилл устала сидеть на своем неудобном
сидении и совсем закоченела, но Куллин был так погружен в свои
мрачные мысли, что она боялась заговорить с ним.
Были уже сумерки, когда они пересекли бурную реку и
подъехали к окруженному стеной городу Эверби. Куллин
спешился и повел лошадь под уздцы узкими извилистыми
улочками, а Джилл тем временем, крепко вцепившись в седло,
испуганно смотрела по сторонам широко раскрытыми глазами.
Она ни разу в жизни не видела так много домов - чуть ли не
двести. Наконец они добрались до обшарпанного постоялого
двора, позади которого виднелась конюшня. Хозяин
поприветствовал Куллина, назвав его по имени, и дружески
похлопав по плечу. Джилл до того устала, что даже не в
состоянии была поесть. Куллин, взяв ее на руки, поднялся вверх
по лестнице в грязную узкую комнату и положил Джилл на
постель, которую устроил, накрыв своим плащом соломенную
подстилку. Она заснула раньше, чем он успел задуть пламя свечи.
Когда Джилл проснулась, в комнате никого не было.
Теперь комната была полна света и девочка могла рассмотреть
ее. Она поднялась с подстилки, испуганная, стараясь вспомнить,
как она оказалась в этой чужой пустой комнате, в которой
ничего не было, кроме груды одежды, лежавшей прямо на полу.
Понадобилось несколько минут для того, чтобы Джилл смогла
вспомнить, что накануне папа приехал за ней в деревню и забрал
ее с собой. Вскоре вернулся Куллин, неся в одной руке кипяток в
медной чашке, а в другой - ломоть хлеба.
- Съешь это, моя дорогая,- сказал он.
Джилл жадно набросилась на хлеб, в который были
добавлены орехи и смородина.
Куллин тем временем поставил на пол чашку, достал из
сумки мыло и осколок зеркала и устраивался на полу на коленях,
чтобы побриться. Он всегда брился своим серебряным клинком.
Когда он вынул его из чехла, Джилл увидела изображение,
выгравированное на лезвии - это был парящий сокол. Этим
знаком были отмечены все вещи Куллина.
- Папа, этот клинок очень острый? - спросила Джилл.
- Да, очень,- ответил Куллин и начал бриться.- Ты видишь,
он не чисто серебряный - он сделан из сплава. Поэтому он не
темнеет так быстро, как чистое серебро и лезвие долго не
тупится, этот сплав прочнее любой стали. Только несколько
мастеров по серебру во всем королевстве знают его секрет и
никому не открывают эту тайну.
- Почему не открывают?
- Откуда я знаю? Я говорил тебе, что не только тот, кто
изгнан или опозорен, может купить себе такое лезвие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129