Еще короткий
вихрь, устроенный моими зубами, и они отступили, оставив на месте с
полдюжины убитых и раненых.
Я выглянул в дверное окошко и увидел моего приятеля - эмира. Глаз его
скрывала повязка, но он тяжеловесно носился вокруг своих людей, побуждая
их к действию. Такой энергии я от него не ожидал. Небольшие группки
откалывались от главного отряда и мчались куда-то в сторону. Не куда-то, к
другим окнам и выходам.
Я взвыл, когда понял, что помело мы оставили снаружи, теперь никто не
сможет спастись, даже Джинни. Негодующий вой превратился в рычание, я
услышал звон стекол и грохот сбивающих замки выстрелов.
Этот Свартальф оказался умной киской. Он снова взялся за свой
пистолет-пулемет и ухитрился (ведь лапы его были с когтями) открыть огонь
по вспышкам. Затем мы отступили к лестнице.
Они вслепую наступали на нас в темноте. Кишели вокруг, нащупывая
дорогу. Я не мешал им, но первый, кто нащупал ступени, умер быстро и
бесшумно. У второго хватило времени для визга. И вслед за ним поперла вся
банда.
Они не могли стрелять в такой темноте и давке без риска уложить
кого-нибудь из своих. Обезумев, они атаковали лишь с помощью своих кривых
сабель. И этим саблям я ничего противопоставить не мог. Свартальф вел
продольную стрельбу по ногам, а я рвал их, как мог - вой и крики, укусы,
треск, лязг... Аллах акбар, так сверкайте зубы в ночи!
Лестница была узкой, это помогало. Да и их раненые мешали им. Но
слишком явен был их перевес. На меня одновременно лезли около сотни
храбрых мужчин. И мне пришлось отступить на шаг, а потом еще и еще. Не
отступи - и они окружили бы меня. Но я успел добавить к тем, что уже
полегли, еще более дюжины. И за каждый фут, что приходилось отдавать, мы
добавляли еще несколько новых трупов. Мы выигрывали время.
У меня не сохранилось четких воспоминаний об этой битве. О таких
вещах редко помнишь. Но, должно быть минуло около 20 минут, прежде чем
они, разъяренно вопя, откатились. У подножья лестницы стоял сам эмир. Он
хлестал хвостом по своей ярко раскрашенной шкуре.
Я постарался сбросить с себя усталость, вцепился когтями в пол,
готовясь к последней схватке. Вверх по ступеням медленно надвигался на нас
одноглазый тигр. Свартальф зафыркал. Внезапно он прыгнул через перила за
спину громадной кошке и исчез во мраке. Что ж, он позаботился о целости
своей шкуры.
Мы уже почти сошлись нос к носу, когда эмир занес ощетиненную когтями
лапу и ударил. Я кое-как увернулся и вцепился ему в глотку. Все, что я
добился - это полная пасть отвисавшей от тела шкуры. Но я повис на ней и
попытался вгрызться глубже.
Он взревел и потряс головой. Я мотался из стороны в сторону, словно
маятник. Тогда я зажмурился и сжал челюсти еще крепче. Он полоснул
длинными когтями мои ребра. Я отскочил, но зубы остались на прежнем месте.
Он сделал выпад и подмял меня под себя. Челюсти его лязгнули. Боль
пронзила мой хвост. Я взвыл и отпустил его.
Одной лапой он пригвоздил меня к месту. Занес другую, готовясь
переломить мой хребет. Каким-то чудом, обезумев от боли, я извернулся и
высвободился. И ударил снизу вверх. На меня глядел, ослепительно сверкая,
его неповрежденный глаз - я вышиб этот глаз из глазницы.
Он визжал! Взмахом лапы отшвырнул меня, как котенка, к перилам. Там я
и улегся почти без сознания и уже готовился испустить дух. А ослепший тигр
тем временем метался в агонии. Зверь возобладал в нем над человеком, и он
скатился по ступеням и учинил страшное побоище своим же собственным
солдатам.
Над свалкой с сопением пронеслась метла. Добрый старый Свартальф! Он
удрал только для того, чтобы вернуть нам средство передвижения. Я видел,
как он подлетел к двери, за которой находился ифрит, и как он поднялся,
покачиваясь, готовый встретить следующую волну сарацин.
Но они все еще пытались совладать со своим боссом. Я согнулся, обрел
дыхание и встал. Смотрел, обонял, слушал. Мой хвост, казалось, горел в
огне. Половины хвоста как не бывало.
Пистолет-пулемет завел свою прерывистую песню. Я услышал, как
клокочет кровь в легких эмира. Он был силен и умирал трудно.
- Вот тебе и конец, Стив Матучек, - подумал сидевший во мне человек.
- Они делают то, с чего должны были начать в первую очередь. Встанут внизу
и начнут поливать тебя огнем. А каждая десятая пуля - серебряная.
Эмир упал и, разинув пасть, испустил дух. Я ждал, когда его люди
очухаются и вспомнят обо мне.
На лестнице на помеле появилась Джинни. Ее голос доносился откуда-то
очень издалека:
- Стив! Сюда! Скорее!
Я ошеломлено помотал головой. Попытался понять, что означают эти
слова. Я был слишком измотан, был слишком волком. Она сунула пальцы в рот
и свистнула. Это до меня дошло.
Она с помощью ремня втащила меня к себе на колени и крепко обхватила.
Пилотировал помело Свартальф. Мы вылетели в окно на втором этаже и
устремились в небо.
На нас набросился оказавшийся поблизости ковер-самолет. Свартальф
добавил мощности и наш "Кадиллак" оставил врага далеко за кормой, и тут я
отключился.
7
Когда я пришел в себя, то лежал ничком на койке в больничной палате.
Снаружи был яркий дневной свет. Земля была мокрая и дымилась. Когда я
застонал, в палату заглянул медик.
- Привет, герой, - сказал он. - Лучше оставайся пока в этом
положении. Как ты себя чувствуешь?
Я подождал, когда ко мне полностью вернется сознание. Потом принял от
него чашку бульона.
- Что со мной? - прошептал я (меня уже, разумеется, превратили в
человека).
- Можно считать, что твои дела не так уж и плохи. В твоих ранах
завелась кое-какая инфекция - стафилококки, та разновидность, что поражает
и человека, и собакообразных. Но мы вычистили этих зверюшек с помощью
нашей антибиотической техники. Помимо этого - потеря крови, шок, явно
застарелое нервное истощение. Через неделю-другую будешь в полном порядке.
Я лежал, размышляя. Мысли тянулись медленно и лениво. И в основном
касались того, как восхитителен на вкус этот бульон. Полевой госпиталь не
может таскать с собой оборудование, от которого дохнут бактерии. Зачастую
у госпиталя нет даже добавочных анатомических макетов, на которых хирург
мог бы отрабатывать симпатические операции.
- Какую технику вы имеете в виду? - спросил я.
- У одного из наших парней злой глаз. Он смотрит на микробов в
микроскоп.
Далее я не спрашивал. Знал, что через несколько месяцев "Ридер
Хайджест" посвятит этому случаю лирическую тянучку. Меня мучило другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
вихрь, устроенный моими зубами, и они отступили, оставив на месте с
полдюжины убитых и раненых.
Я выглянул в дверное окошко и увидел моего приятеля - эмира. Глаз его
скрывала повязка, но он тяжеловесно носился вокруг своих людей, побуждая
их к действию. Такой энергии я от него не ожидал. Небольшие группки
откалывались от главного отряда и мчались куда-то в сторону. Не куда-то, к
другим окнам и выходам.
Я взвыл, когда понял, что помело мы оставили снаружи, теперь никто не
сможет спастись, даже Джинни. Негодующий вой превратился в рычание, я
услышал звон стекол и грохот сбивающих замки выстрелов.
Этот Свартальф оказался умной киской. Он снова взялся за свой
пистолет-пулемет и ухитрился (ведь лапы его были с когтями) открыть огонь
по вспышкам. Затем мы отступили к лестнице.
Они вслепую наступали на нас в темноте. Кишели вокруг, нащупывая
дорогу. Я не мешал им, но первый, кто нащупал ступени, умер быстро и
бесшумно. У второго хватило времени для визга. И вслед за ним поперла вся
банда.
Они не могли стрелять в такой темноте и давке без риска уложить
кого-нибудь из своих. Обезумев, они атаковали лишь с помощью своих кривых
сабель. И этим саблям я ничего противопоставить не мог. Свартальф вел
продольную стрельбу по ногам, а я рвал их, как мог - вой и крики, укусы,
треск, лязг... Аллах акбар, так сверкайте зубы в ночи!
Лестница была узкой, это помогало. Да и их раненые мешали им. Но
слишком явен был их перевес. На меня одновременно лезли около сотни
храбрых мужчин. И мне пришлось отступить на шаг, а потом еще и еще. Не
отступи - и они окружили бы меня. Но я успел добавить к тем, что уже
полегли, еще более дюжины. И за каждый фут, что приходилось отдавать, мы
добавляли еще несколько новых трупов. Мы выигрывали время.
У меня не сохранилось четких воспоминаний об этой битве. О таких
вещах редко помнишь. Но, должно быть минуло около 20 минут, прежде чем
они, разъяренно вопя, откатились. У подножья лестницы стоял сам эмир. Он
хлестал хвостом по своей ярко раскрашенной шкуре.
Я постарался сбросить с себя усталость, вцепился когтями в пол,
готовясь к последней схватке. Вверх по ступеням медленно надвигался на нас
одноглазый тигр. Свартальф зафыркал. Внезапно он прыгнул через перила за
спину громадной кошке и исчез во мраке. Что ж, он позаботился о целости
своей шкуры.
Мы уже почти сошлись нос к носу, когда эмир занес ощетиненную когтями
лапу и ударил. Я кое-как увернулся и вцепился ему в глотку. Все, что я
добился - это полная пасть отвисавшей от тела шкуры. Но я повис на ней и
попытался вгрызться глубже.
Он взревел и потряс головой. Я мотался из стороны в сторону, словно
маятник. Тогда я зажмурился и сжал челюсти еще крепче. Он полоснул
длинными когтями мои ребра. Я отскочил, но зубы остались на прежнем месте.
Он сделал выпад и подмял меня под себя. Челюсти его лязгнули. Боль
пронзила мой хвост. Я взвыл и отпустил его.
Одной лапой он пригвоздил меня к месту. Занес другую, готовясь
переломить мой хребет. Каким-то чудом, обезумев от боли, я извернулся и
высвободился. И ударил снизу вверх. На меня глядел, ослепительно сверкая,
его неповрежденный глаз - я вышиб этот глаз из глазницы.
Он визжал! Взмахом лапы отшвырнул меня, как котенка, к перилам. Там я
и улегся почти без сознания и уже готовился испустить дух. А ослепший тигр
тем временем метался в агонии. Зверь возобладал в нем над человеком, и он
скатился по ступеням и учинил страшное побоище своим же собственным
солдатам.
Над свалкой с сопением пронеслась метла. Добрый старый Свартальф! Он
удрал только для того, чтобы вернуть нам средство передвижения. Я видел,
как он подлетел к двери, за которой находился ифрит, и как он поднялся,
покачиваясь, готовый встретить следующую волну сарацин.
Но они все еще пытались совладать со своим боссом. Я согнулся, обрел
дыхание и встал. Смотрел, обонял, слушал. Мой хвост, казалось, горел в
огне. Половины хвоста как не бывало.
Пистолет-пулемет завел свою прерывистую песню. Я услышал, как
клокочет кровь в легких эмира. Он был силен и умирал трудно.
- Вот тебе и конец, Стив Матучек, - подумал сидевший во мне человек.
- Они делают то, с чего должны были начать в первую очередь. Встанут внизу
и начнут поливать тебя огнем. А каждая десятая пуля - серебряная.
Эмир упал и, разинув пасть, испустил дух. Я ждал, когда его люди
очухаются и вспомнят обо мне.
На лестнице на помеле появилась Джинни. Ее голос доносился откуда-то
очень издалека:
- Стив! Сюда! Скорее!
Я ошеломлено помотал головой. Попытался понять, что означают эти
слова. Я был слишком измотан, был слишком волком. Она сунула пальцы в рот
и свистнула. Это до меня дошло.
Она с помощью ремня втащила меня к себе на колени и крепко обхватила.
Пилотировал помело Свартальф. Мы вылетели в окно на втором этаже и
устремились в небо.
На нас набросился оказавшийся поблизости ковер-самолет. Свартальф
добавил мощности и наш "Кадиллак" оставил врага далеко за кормой, и тут я
отключился.
7
Когда я пришел в себя, то лежал ничком на койке в больничной палате.
Снаружи был яркий дневной свет. Земля была мокрая и дымилась. Когда я
застонал, в палату заглянул медик.
- Привет, герой, - сказал он. - Лучше оставайся пока в этом
положении. Как ты себя чувствуешь?
Я подождал, когда ко мне полностью вернется сознание. Потом принял от
него чашку бульона.
- Что со мной? - прошептал я (меня уже, разумеется, превратили в
человека).
- Можно считать, что твои дела не так уж и плохи. В твоих ранах
завелась кое-какая инфекция - стафилококки, та разновидность, что поражает
и человека, и собакообразных. Но мы вычистили этих зверюшек с помощью
нашей антибиотической техники. Помимо этого - потеря крови, шок, явно
застарелое нервное истощение. Через неделю-другую будешь в полном порядке.
Я лежал, размышляя. Мысли тянулись медленно и лениво. И в основном
касались того, как восхитителен на вкус этот бульон. Полевой госпиталь не
может таскать с собой оборудование, от которого дохнут бактерии. Зачастую
у госпиталя нет даже добавочных анатомических макетов, на которых хирург
мог бы отрабатывать симпатические операции.
- Какую технику вы имеете в виду? - спросил я.
- У одного из наших парней злой глаз. Он смотрит на микробов в
микроскоп.
Далее я не спрашивал. Знал, что через несколько месяцев "Ридер
Хайджест" посвятит этому случаю лирическую тянучку. Меня мучило другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80