Я лег возле трупа волчицы. Я задыхался. Тело ее страшно корчилось.
Менялась последовательно: волчица, женщина, мужчина, рогатый и хвостатый
сатаноид.
Когда исчезли последние связующие силы, она задымилась и превратилась
в клуб пара.
Медленно, шаг за шагом, возвращался мой, изодранный в клочья, разум.
Я лежал на коленях мой дорогой Джинни. Наверху дружелюбно мерцали
звезды... И лился на нас прохладный лунный свет, и замок был ничем иным,
как грудой камней.
Я снова превратился в человека и обнял ее.
- Все хорошо, любимая, - выдохнул я. - Все хорошо. Я прикончил ее.
Теперь я убью Амариса.
- Что?! - ее мокрое лицо оторвалось от моей груди. Коснулось моих
губ. - Разве т-т-ты не знаешь?! Ты же убил!
- А?
- Ну да. Мои познания частично вернулись ко мне... После твоего
ухода, - она прерывисто вздохнула. - Инкубы и сукубы - это одно и то же.
Они меняют свой пол, когда это требуется... Амарис и эта шлюха - одно и то
же!
- Ты хочешь сказать, она не... Он не... - я испустил вопль, который
наверняка зарегистрировал сейсмограф в Байя-Калифорния. Этот вопль - самая
благодарственная молитва, которую я когда-либо возносил богу.
Не то, что бы я не был готов простить мою любимую. Я ведь на себе
испытал мощь демона. Но когда я узнал, что прощать-то ее не за что, у меня
словно гора с плеч свалилась.
- Стив! - воскликнула Джинни. - Я тоже люблю тебя, но у меня не
железные ребра.
Я вскочил на ноги.
- Мы прошли через это, - сам себе не веря, шептал я. - Мы
действительно прошли через это. Мы действительно выиграли.
- О чем ты? - спросила она. Спросила по-прежнему робко, но глаза ее
уже сияли солнечным светом.
- Что ж, - сказал я. - Думаю, что мы получили хороший урок смирения.
Теперь мы знаем собственное подсознание куда лучше, чем знает его обычный
человек.
Мгновенный озноб пронзил меня. Я подумал, что никогда обычный человек
не оказался бы так близко к гибели, как мы. На вторую ночь после свадьбы!
Но и сами по себе, мы не могли бы оказаться на краю гибели. Нам
противостояло нечто большее, чем притязания мелкого демона. Не случайно мы
оказались в его логовище. Кто-то хотел нас уничтожить.
Теперь я полагаю, что сила, желающая погубить нас, тогда еще лишь
наблюдала. Она не могла сама нанести удар. Никого, кто бы смог попытаться
снова совратить нас, поблизости не было. И, во всяком случае, мы были
здорово настроены против таких целей. Враг не мог вновь использовать
кроющиеся глубоко в нас ревность и подозрение. И не мог натравить нас друг
на друга. И от подозрений, и от ревности мы были свободны, как никто
никогда из смертных. Мы очистились от них.
Но враг был терпелив и хитер, он выволок наружу все еще остающееся в
нас зло... И освободимся ли мы от тоски и боли?.. Или он оставит нас в
покое?
Не знаю. Но знаю, что внезапно мне открылось великолепие ночи, и что
меня захлестнула не оставившая места ни для чего другого волна любви к
Джинни. А когда много дней спустя мне вспомнилось то, что произошло на
высившемся над морем утесе, то это воспоминание было таким же смутным, как
и все предыдущие, и я отделался от него, решив небрежно и в полушутку:
- Забавно, что получив по башке, я всегда вижу одну и ту же
галлюцинацию. В итоге, любимая, я узнал, как велика твоя тревога за меня.
Ты последовала сюда за мной, не зная, что может произойти... Когда я
сказал, чтобы ты спасалась.
Она потерлась взъерошенной головой о мое плечо.
- И я узнала то же самое, Стив. Я рада.
Мы ступили на ковер.
- Домой, Джеймс, - сказал я. И когда Джеймс взмыл в воздух, помолчав,
добавил:
- Подозреваю, что ты смертельно устала.
- Ну, не особенно. Я еще слишком взвинчена... Нет, черт возьми,
слишком счастлива, - она сжала мне руку. - Но ты, любимый мой, бедный
мой...
- Я чувствую себя прекрасно, - ухмыльнулся я. - Завтра мы можем
встать поздно. Выспимся.
- Мистер Матучек, о чем вы думаете?
- О том же, о чем и вы, миссис Матучек.
Догадываюсь (в лучах луны было плохо видно), что она залилась
румянцем.
- Понимаю. Очень хорошо, сэр.
Все вышло так, как мы и предвидели.

18
Мы вернулись домой. На лето устроились на работу. И уволились, когда
осенью вновь начались занятия. Ничего особенно серьезного, но, например,
когда Джинни забеременела, нам пришлось продать ковер. С другой стороны,
за эти два года семейной жизни с нами не происходило ничего
захватывающего, когда мы оставались наедине.
А потом сиделка подвела меня к кровати, на которой лежала моя
любимая. Ее всегда великолепного цвета лицо было сейчас белым от
вынесенных страданий. Но огнем пламенем разбросанные по подушке волосы, и
хотя на глаза не опускались веки, никогда они еще не сияли таким ярким
зеленым светом.
Я наклонился, так нежно, как мог, и поцеловал ее.
- Эй, ты, - прошептала она.
- Как ты себя чувствуешь? - единственное, что пришло мне в голову,
так этот дурацкий вопрос.
- Прекрасно, - она рассмеялась, а потом принялась меня рассматривать.
- Но ты выглядишь так, будто вся эта чушь имеет под собой основания.
Действительно, многие акушеры, когда рождается ребенок, укладывают
отца в постель. Но наш врач следовал наиболее распространенному убеждению,
что максимум симпатической помощи жене я оказываю, когда потею в приемной.
За последние месяцы я с таким остервенением учил все, относящееся к этому
вопросу, что стал чуть ли не специалистом. Первые роды для такой высокой и
тонкой женщины, как Джинни, должны быть трудными. Она восприняла это со
своим обычным хладнокровием. В предсказании обратила внимание не только на
то место, где руны указывали пол ребенка. Ибо только зная его, мы не
опростоволосимся с выбором имени.
- Как тебе понравилась наша дочь? - спросила она.
- Великолепна, - сказал я.
- Лжец, - она тихо рассмеялась. - Еще не было мужчины на свете, не
ужаснувшегося, когда ему сказали, что теперь он должен именоваться отцом
сморщенного комка красной плоти, - ее рука потянулась к моей. - Но она еще
станет красивой, Стив. Она такая беспомощная. Для нас она самая прекрасная
на свете.
Я сказал себе, что не стоит орать прямо здесь, где в палате полно
матерей. Спасла меня своим скрипом нянька:
- Я думаю, вам лучше пока оставить вашу жену в покой, мистер Матучек.
И доктор Акман предпочел бы, чтобы свидание закончилось. Ему пора идти
домой.
Он ждал меня в помещении записи имени новорожденных. Я вошел,
звуконепроницаемая дверь захлопнулась, и нянька запечатала ее, оттиснув на
воске звезду Давида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80