На фотографии она не производила внушительного впечатления, но теперь было
видно, она едва не достигала звезд.
На стенах собора играли огни, окна тускло светились. Я услышал
молитвенное песнопение. Откуда-то, как из-под толщи льда, доносились
мужские голоса. С ними переплетались голоса женщин. Мелодия была мне
незнакома. А слова... Нет на земле такого языка.
- ...хельфист аларита арба ионитоте мелихо тарасунт ганадос тепрура
маряда селисо...
Мелодия звучала так громко, что ее было слышно, наверное, и на
окраинах города. И она была нескончаемой. Хор пел беспрерывно. Всегда под
рукой были священники, прислужники, псаломщики, пилигримы, всегда под
рукой, чтобы заменить усталого певца или певицу. Любого и любую из
участников хора. Мне стало не по себе, как подумал, что дни и ночи на
пролет людям приходится слушать гимны.
Если человек живет в Силоаме, пусть даже не иоаннит, вероятно его
сознание скоро перестанет воспринимать это пение. Но разве не будут
постоянно проникать эти звуки в его думы, сны, грезы. Наконец в саму душу?
Я не мог объяснить, что я сейчас чувствовал. Словами этого не
выразишь. Но с каждым ярдом ощущение делалось все сильнее. Ощущение
враждебности?.. Или истины, которую я просто не способен воспринимать?
Привратник в воротах был приятным на вид молодым человеком. Волосы
как пакля и голубые глаза. Такое в этих краях дружелюбие, таких
американцев любил описывать Уолт Уитмен. Я припарковал метлу (участок был
огромен, пуст, погружен во тьму), подошел к нему и спросил, можно ли
войти. Мгновение он рассматривал меня, потом небрежно сказал:
- Вы не причастник, не так ли?
- Н-нет, - я был несколько ошеломлен.
Он захихикал.
- Да разве я знаю? Мне чего? Подождем, когда они закончат молиться
Марии, потом войдем.
- Извините, я...
- Все, ладно. Веди себя тихо, никто ничего не заподозрит. В теории ты
все равно проклят. Сам то я в это не верю. Знаешь, чего я думаю? Моя
девушка-методистка. Священники тянут волынку, не разрешают мне жениться на
ней. Но все равно не поверю, что ей гореть в аду, - тут он понял, что
слишком распустил язык. - Чего это ты явился так поздно? туристы обычно
бывают у нас в дневное время.
Я решил, что он не принял обет, просто вольнонаемный. И не более
фанатичен, чем обычный вольный христианин. Короче говоря, принадлежит к
тому большинству, какое есть в любой организации, в любой стране. Я был
готов к такому вопросу и ответил:
- Я путешествую по делам. Получил указание посетить ваш город сегодня
рано утром. Задержался и прилетел сюда только сейчас. Ваш хор так
знаменит, что не хотелось бы упускать случая прослушать ее.
- Спасибо, - он протянул мне брошюру. - Правила знаешь? Входить и
выходить через главный вход. Займешь место в языческом... Э... Туристском
приделе. Не шуметь, не фотографировать. Когда захочешь уйти, иди тихо тем
же путем, которым пришел.
Я кивнул и пошел к двери. Замощенный двор, на нем - вспомогательные
здания, выстроившиеся квадратом вокруг собора. Там где здания не
соединялись впритык, между ними поднимались стены, оставляя лишь три
прохода. Ворота в них были закрыты на проволоку. Учрежденческие, жилые,
складские здания выглядели одиноко. Точнее - однообразно. Кое-где
виднелись фигуры неспешно идущих куда-то людей. Мужчин трудно было
отличить от женщин. И на тех, и на других были одинаковые рясы с
затеняющими лица капюшонами. Мне вспомнилось, что иоанниты никогда не были
замешаны в любовных скандалах. И это при том, что они практиковали как
секс, так и безбрачие. Ну хорошо, их монахи и монахини не просто прошли
посвящение. Они посвящены. Иоаннизм превзошел баптизм и оставил далеко
позади обычные ритуалы и элементарную перемену имени (последнее
соответствовало принятой в петристских церквях информации. Кстати, прежнее
имя оставалось и использовалось во взаимодействиях со светскими властями).
Годами посвященные умерщвляли плоть, дисциплинировали дух, занимали свой
мозг тем, что их святые книги называли божественным откровением, а
неверующие именовали претенциозной чепухой. Верующие же, принадлежащие к
другим церквям, нередко считали это "откровение" нераспознанным
дьяволопоклонством...
Да провались оно, подумал я. Мне необходимо сконцентрироваться на
том, что я обязан сделать. Нет сомнения, эти тихие, унылые фигуры в рясах
в случае нужды будут действовать быстро и энергично. Невозможно отрицать
подавляющее впечатление, производимое вблизи собора. А доносившееся из
него песнопение заставляло думать, что оно заполняет всю ночь.
Сохранившиеся у меня чувства волка начали отказывать. И хорошо, потому,
что это пугало чуть ли не до смерти. Кожа покрылась едким потом. Холодные
капли струйкой сбегали по телу. Резкий запах пота бил в ноздри. Весь мир
окутался дымкой нереального. Весь мир заполнила безжалостная мелодия.
Но Валерия осталась в аду. Я остановился там, где смутно колеблющийся
свет был сильнее всего, и прочитал брошюрку. В ней меня вежливо
приветствовали и излагали те же правила поведения, о которых мне поведал
привратник. На задней обложке был начерчен поэтажный план базилики
главного здания. Схема других помещений не приводилась. Было ясно, что на
всех этажах, как северной, так и южной стороны находятся много других
помещений. Есть они и в башне и даже в куполе. Не составляло секрета, что
под собором располагались обширные подземелья. Там проводились обряды.
Некоторые обряды во всяком случае. Что я еще знаю? Ничего. Чем выше
духовная ступень, тем больше тайн святилища открывается посвященному. А в
самые тайные святилища вход открыт только адептам, и лишь они знают, что
там происходит. Я поднялся по ступеням собора. Огромные двери были
открыты. По обеим их сторонам торчали два здоровых монаха. Монахи стояли
неподвижно, лишь глаза обыскивающе скользнули по мне.
Длинный, с низко нависшим потолком стерильно чистый вестибюль был
совершенно пуст, если не считать купели со святой водой. Ни радостно
верещавшей доски объявлений, ни приходских извещений, ни рисунков, что
любят делать ученики воскресных школ. Посредине вестибюля стояла монахиня.
Она указала мне на коридор, ведущий налево. Другая рядом с ней стоявшая,
переводила взгляд с меня на коробку с надписью "пожертвования" и обратно,
пока я не опустил туда пару долларов. В воздухе носилось что-то странное.
Не только пение, запах ладана, пристальные взгляды - что-то неосязаемое,
какие-то силы, от которых напрягались все мышцы моего тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80