- если я хочу, чтобы он ждал, пока я приду, что тебе в этом? Следуй
за мной.
Затем начали ученики все говорить друг другу:
- собратья, этот ученик не умрет.
Однако Иисус не сказал ему, что он не умрет. Но:
- Если я хочу, чтобы он ждал, пока я приду, что тебе в этом?
Этот ученик, который свидетельствует об этом, и написал это. И мы
знаем, что его свидетельство истинно".
Мне были непонятны эти слова, и я вовсе не уверен, что их понимают
ученые-библеисты (безотносительно к тому, что они сами утверждают).
Конечно, именно на этом напрасном основании возникает легенда, что господь
наш чего-то совершил, что никто, кроме Иоанна, не знал. Совершил что-то, о
чем не поведал другим церквам - петристским и схожим с ними. Это деяние в
конце концов станет известно людям и поведет человека к новому помыслу
божьему. Возможно, нынешний культ иоаннитов целиком и полностью зародился
в текущем столетии. Но иоанниты трубят, что этот культ тайно существовал
уже 2000 лет.
Это утверждение почти неизбежно ассоциируется с миром потусторонним.
Гностицизм, меняя названия, существовал издавна. И всегда считался
еретическим течением. В своей первоначальной форме (вернее - формах) он
представлял собой попытку растворить христианство в мешанине тайных
восточных культов, неоплатонизме и колдовстве. Предание возводит его
возникновение к Симону-магу, упоминавшемуся в восьмой главе библии, и
воспоминания о котором приводят ортодоксов в неподдельный ужас.
Современный иоаннизм обрел сомнительную честь, воскресив это древнее, от
зари времен, религиозное течение, и прокламирует, что оно не было ошибкой,
а напротив, несло людям высшую истину. Собственно, Симон-маг не был
извратителем библии и религии, а пророком.
Насколько вероятно, что все это правда? Может быть действительно, мир
стоит на пороге царства любви? Не знаю. Откуда я могу знать? Но
поразмыслив (причем петристская церковь сыграла не меньшую роль, чем мои
эмоции), я решил, что учение иоаннитов - ложь. То, что иоаннизм приобрел
такое широкое распространение, я просто отнес за счет столь свойственной
для человека тяги к иррациональному.
Так же проста община правдоискателей, исполняющая свои ритуалы и
предающаяся различным размышлениям там, где им никто не помешает! Община
притягивает пилигримов, которые нуждаются в крове, заботе и пище. В том же
нуждаются священники, псаломщики и другие. Храму (это более точное
название, чем "кафедральный собор", но иоанниты настаивают на соборе,
чтобы подчеркнуть то, что они являются христианами) необходимы денежные
поступления. Как правило, поступают значительные пожертвования, и эти
деньги оказываются в умелых руках. Зачастую вокруг первоначально
уединенного храма вырастает целый город. Так возник и Силоам, куда я
направлялся.
Просто. Банально. Почему у меня возбуждают беспокойство сведения,
известные любому читателю ежедневной прессы? Может я размышляю над этим
просто, чтобы не думать о Валерии? Нет. Чтобы как можно лучше разобраться
в том, что бесконечно туманно и запутано.
Что-то там еще, что-то там за этим кроется... Неужели мне это не
кажется, неужели я начал понимать их? Но если и так, то что же именно я
начал понимать? Я подумал о нетерпимости иоаннитов. О бунтах и мятежах,
вечно устраиваемых иоаннитами. Я вспомнил, как они откровенно признают,
что их адепты повелевают силами, о которых и вообразить трудно. Ведь это
еще более разоблачает их. Я вспомнил рассказы об отступниках, не
продвинувшихся против их ожиданий, до высших степеней... Что же такое
страшное случилось с ними? Не было ничего преступного, ничего
противоречащего нормам морали... Ничего, что щекотало бы нервы. Просто
было что-то безобразное и плачевное. Было что-то, подобное ненависти.
Всего лишь, и потому не очень интересное для нас, посторонних. Я думал о
теологии гностиков. Вернее, той ее части, что они не скрывали. Какая-то
ужасная смесь апокалипсического откровения и логики. Иоанниты
отождествляли своего Лемурга с Гогом ветхого завета, и с Сатаной.
Я подумал об Антихристе.
Но тут меня не хватило. Слишком мало, как я уже говорил, я знал о
таких вещах. Пришлось остановиться на том, что думать об этом бесполезно.
Ибо всемогущий и сам справится с ним в любом случае, какое бы обличье он
не принимал.
Где-то далеко, чуть ли не на другом краю прерии, замерцали огни. Я
был рад, что полет близится к концу. А что дальше случится неважно. Хватит
с меня размышлений.
Силоам - обычные улицы, обычные дворы и дома. Под главной аэролинией
возле границы города написано "население 5240 человек". Другая вывеска
возвещала, что среди клуба львов встречаются по вечерам в ресторане "котел
кобальта". В городе имелась пара маленьких предприятий, муниципалитет,
начальная и средняя школы, пожарная часть, порядком замусоренный парк,
гостиница. И больше заправочных станций, чем необходимо. В деловой части
города находились универсальные магазины, одно-два кафе, банк, клиника,
кабинеты диактистов, аптека... Все как обычно в Америке.
Эта невзрачность подчеркивала, насколько чуждо все остальное. Хотя
близилась полночь, в городе было, как в могиле. Улицы пустынны, никто не
прогуливался, не шел взявшись за руки, не было молодых пар. Кое где
виднелись редкие полицейские метлы. И лишь один кто-то, закутанный в
мантию, с капюшоном на голове, медленно брел вдоль улицы. Дома
отгородились друг от друга и от остального мира закрытыми ставнями.
Горожане спали. А где-то не спали, там вероятно, не смотрели в хрустальный
шар, не играли в карты, не пили спиртное и не занимались любовью. Скорее
всего, они молились или штудировали свои книги в надежде достичь более
высокой религиозной степени, овладеть большими знаниями и мощью,
обеспечить спасение своей души.
В центре города стоял кафедральный собор. Он возвышался над
окружающими коробками вспомогательных строений. Возвышался над городом и
равниной. Ничего гнусного, преступного в этой картине не было. Ровные,
белые как слоновая кость, стены поднимались все выше и выше, а над ними -
огромный купол. Издали окна походили на ногти. И на каждом этаже один ряд
окон. Но затем я увидел еще два мозаичных, каждое в полфасада окна.
Мрачными тонами на них были изображены тревожащие душу рисунки. На
западном окне - сандала эмандала - священный символ буддистов. На
восточном - окно божье. На западной же стороне вздымалась одинокая башня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80