Говорящий ворон дремал, забравшись на задок фургона. В руках у горбуна была сковорода.
– Нечасто нам срывают представления, – потряхивая над огнем бугристую ячменную лепешку, говорил горбун. Голос его был ровен и задумчив. – Можешь гордиться, Лис, – тебе это удалось.
– Я не нарочно, – хмуро отозвался тот.
– Верю, что не нарочно… – Горбун затянулся трубкой, выпустил дым. Помолчал. – Давно ты здесь?
– На ярмарке?
– Да.
– Сегодня пришел.
– А направляешься куда?
Жуга пожал плечами. Поворошил прутиком в костре. Поднял взгляд на горбуна.
– Зачем ты спрашиваешь?
– Мы завтра уезжаем. А Линора хочет, чтобы ты ехал с нами.
– С вами? Я? – Странник слегка опешил. – Чего бы ради?
– Ты странный малый, Лис. Смыслишь в травах – эвон, сколько их набрал. Да вот еще Иваш сказал, что ты на свирели играешь и по углям мастер ходить, по горячим. А я…
– Иваш… – пробормотал Жуга. Прошелся пятерней по волосам. – Ну конечно! А я-то все вспомнить не мог, где я его видел…
– …а я ищу таких, как я, – продолжал меж тем горбун, – сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных.
– Почему?
– Почему? – усмехнулся тот. – Потому что над дураками нет суда. Взять, к примеру, меня. Кто бы мне поверил, если б я был прав? Кто бы мне поверил, если б я был лжив? Кто бы мне поверил, если б я был трезв? Кто б меня услышал, если б я был умен? Так что, пока не поздно – пошел с ума прочь! Пока не поздно, скройся прямо в ангелы: шасть – «Кто здесь самый удалой господь?» Понял? Так-то… – Он помолчал, попыхивая трубкой, потыкал ножом лепешку, снял ее со сковороды, побросал из ладони в ладонь и разломил пополам. – Держи, – протянул травнику. – И ложись спать – а то мы завтра рано выезжаем.
– Спасибо. Послушай, Роджер… с чего ты взял, что я соглашусь?
– Линора сказала, что согласишься.
Жуга откусил от лепешки. С шипеньем всасывая воздух, повалял горячий ком во рту. Проглотил и нахмурился.
– Линора… Она в самом деле видит, что будет?
Горбун пожал плечами:
– Как когда.
Травник помедлил.
– Едете-то хоть, скажи, куда?
– Какая разница?
– Похоже, что мне с вами и впрямь по пути, – усмехнулся Жуга. – Ладно. Уговорил. Не зря же говорят, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Не боишься, что вам в тягость буду?
– Кашу слезами не испортишь.
* * *
Раскинув крылья полукруглым веером, сверкая золотом расколотой лучины, деревянная птица парила под пологом фургона. Толчки и тряска на ухабах заставляли ее двигаться, кружась и колыхаясь на бечевке, жить, пускай не настоящей, но все таки – жизнью. На брюшке, на боках, на голове виднелись оспинки булавочных уколов. Говорящий ворон восседал на сундуке и наблюдал за ней с презрительной и мрачной меланхолией во взгляде. Чувствовалось, что он уже давно раскусил, что за самозванка поселилась у него над головой, и не обращал на нее особого внимания. Эта птица никогда не смогла бы заговорить.
Светало.
Фургон бродячих акробатов медленно ехал на восток.
Утро выдалось холодным и сырым. От овчин, лежавших в головах, тянуло кислым. Май сатанел – то тут, то там зеленая трава белела инеем. Убаюкивающе поскрипывали колеса. Жуга облюбовал большой мешок, набитый чем-то мягким, и лежал теперь, закутавшись в тулуп и глядя, как уходит вдаль из-под колес щербатая дорога. Порою ворон шевелился, чистил перья, снова замирал, но чаще взгляд травника отвлекался на резную безделушку, что вертелась наверху.
– Роджер!
– Что? – негромко отозвался тот с невидимых отсюда козел.
– Откуда эта птица?
– Которая? из дерева?
– Ага.
– Мне подарил ее один мой приятель… Нездешний. С севера. А что?
– Так, ничего. Красиво.
– Линора упражняется на ней. Бросает дротики.
За занавеской зашуршало, и Жуга умолк. Дотронулся до птицы и отдернул руку – браслет на его левой руке вдруг полыхнул оправленным в зеленоватый сплав опалом, болью отозвался в локте и запястье. «Опять… – подумалось Жуге; он закусил губу и принялся разминать руку. – Что на этот-то раз?»
– Эй, Лис! – окликнул травника горбун. – Чего примолк? Линору, что ли разбудить боишься? – Он усмехнулся. – Так уж не спят они поди…
Как будто в подтверждение сказанного им, за занавеской вновь послышалась возня, и негромкий голос произнес, навроде, что-то: «Я сама.»Было слышно, как девчонка, невидимая отсюда, взобралась на козлы к горбуну. Скрипач Иваш (а спал он где-то там же, впереди), как видно, просыпаться не спешил.
Неожиданно фургон замедлил ход.
– Здорово, страннички! – окликнул кто-то горбуна густым негромким басом. – Не подвезете часом?
Жуга настороженно замер. Вскинул голову, прислушался. Сидел он сзади и потому не мог увидеть говорившего, но голос… Голос показался травнику до странности знакомым. «Неужели…»
Сердце травника в волнении ускорило свой бег.
– А по пути ли нам, чтоб подвозить? – вопросом на вопрос тем временем ответил Роджер.
– Ну, это как посмотреть. Коль вы и дальше по дороге едете, то – да. Я заплачу. Во, менку видишь?
– Маловато будет.
– Так ведь и еду я всего-то до развилки. А если что, потом сочтемся… Или спешите куда?
– Да нет, мы не торопимся. Сам знаешь, тише едешь – легче спишь.
– Ну, это по мне. Так подвезешь?
– Ладно, – голос горбуна смягчился. – Залезай.
Замедлив шаг, неожиданный попутчик пропустил повозку вперед и с коротким «Оп!»запрыгнул на задок фургона. Высокий, с темной и густой короткой бородой, он подобрал свой синий теплый плащ и зашуршал соломой, устраиваясь поудобнее. Снял с плеча синий же сверток потертого бархата, в котором без особого труда угадывалась лютня, и заоглядывался в поисках укромного местечка для него, да вдруг наткнулся взглядом на травника и замер, пораженный.
Мгновение они молчали, глядя друг на друга.
– Ты?… – наконец сказал поэт.
Жуга кивнул и усмехнулся.
– Я, Вайда. Я.
Горбун на козлах обернулся.
– А вы чего, знакомы?
Фургон ехал вперед, скрипели колеса, а неловкая пауза все длилась и длилась. Им несомненно было, о чем поговорить, этим двоим странникам, но Вайда отчего-то чувствовал себя неловко, чтобы начинать, а Жуга молчал.
– Давно не виделись, – наконец, сказал рифмач.
– Давненько, – кивнул Жуга.
– А я искал тебя, – задумчиво продолжил Вайда. – Веришь ли, все эти месяцы искал. И вот – поди ж ты, встретились. Как ты? Все бродишь?
– Все брожу, – кивнул Жуга.
– Я слышал о тебе. Та башня. Викинг Олав…
– Всякое бывало.
Поэт с прищуром посмотрел на травника. Потрогал лютню. Тенькнула струна.
– А ты изменился, рыжий… Не хочешь рассказать?
– Не хочу. – Он поднял взгляд. – За этим ты меня искал?
– Ты словно и не рад снова меня встретить.
– Нет, почему же, – травник улыбнулся, – рад. Рад видеть тебя здоровым, рад узнать, что Яльмар жив…
Вайда покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
– Нечасто нам срывают представления, – потряхивая над огнем бугристую ячменную лепешку, говорил горбун. Голос его был ровен и задумчив. – Можешь гордиться, Лис, – тебе это удалось.
– Я не нарочно, – хмуро отозвался тот.
– Верю, что не нарочно… – Горбун затянулся трубкой, выпустил дым. Помолчал. – Давно ты здесь?
– На ярмарке?
– Да.
– Сегодня пришел.
– А направляешься куда?
Жуга пожал плечами. Поворошил прутиком в костре. Поднял взгляд на горбуна.
– Зачем ты спрашиваешь?
– Мы завтра уезжаем. А Линора хочет, чтобы ты ехал с нами.
– С вами? Я? – Странник слегка опешил. – Чего бы ради?
– Ты странный малый, Лис. Смыслишь в травах – эвон, сколько их набрал. Да вот еще Иваш сказал, что ты на свирели играешь и по углям мастер ходить, по горячим. А я…
– Иваш… – пробормотал Жуга. Прошелся пятерней по волосам. – Ну конечно! А я-то все вспомнить не мог, где я его видел…
– …а я ищу таких, как я, – продолжал меж тем горбун, – сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных.
– Почему?
– Почему? – усмехнулся тот. – Потому что над дураками нет суда. Взять, к примеру, меня. Кто бы мне поверил, если б я был прав? Кто бы мне поверил, если б я был лжив? Кто бы мне поверил, если б я был трезв? Кто б меня услышал, если б я был умен? Так что, пока не поздно – пошел с ума прочь! Пока не поздно, скройся прямо в ангелы: шасть – «Кто здесь самый удалой господь?» Понял? Так-то… – Он помолчал, попыхивая трубкой, потыкал ножом лепешку, снял ее со сковороды, побросал из ладони в ладонь и разломил пополам. – Держи, – протянул травнику. – И ложись спать – а то мы завтра рано выезжаем.
– Спасибо. Послушай, Роджер… с чего ты взял, что я соглашусь?
– Линора сказала, что согласишься.
Жуга откусил от лепешки. С шипеньем всасывая воздух, повалял горячий ком во рту. Проглотил и нахмурился.
– Линора… Она в самом деле видит, что будет?
Горбун пожал плечами:
– Как когда.
Травник помедлил.
– Едете-то хоть, скажи, куда?
– Какая разница?
– Похоже, что мне с вами и впрямь по пути, – усмехнулся Жуга. – Ладно. Уговорил. Не зря же говорят, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Не боишься, что вам в тягость буду?
– Кашу слезами не испортишь.
* * *
Раскинув крылья полукруглым веером, сверкая золотом расколотой лучины, деревянная птица парила под пологом фургона. Толчки и тряска на ухабах заставляли ее двигаться, кружась и колыхаясь на бечевке, жить, пускай не настоящей, но все таки – жизнью. На брюшке, на боках, на голове виднелись оспинки булавочных уколов. Говорящий ворон восседал на сундуке и наблюдал за ней с презрительной и мрачной меланхолией во взгляде. Чувствовалось, что он уже давно раскусил, что за самозванка поселилась у него над головой, и не обращал на нее особого внимания. Эта птица никогда не смогла бы заговорить.
Светало.
Фургон бродячих акробатов медленно ехал на восток.
Утро выдалось холодным и сырым. От овчин, лежавших в головах, тянуло кислым. Май сатанел – то тут, то там зеленая трава белела инеем. Убаюкивающе поскрипывали колеса. Жуга облюбовал большой мешок, набитый чем-то мягким, и лежал теперь, закутавшись в тулуп и глядя, как уходит вдаль из-под колес щербатая дорога. Порою ворон шевелился, чистил перья, снова замирал, но чаще взгляд травника отвлекался на резную безделушку, что вертелась наверху.
– Роджер!
– Что? – негромко отозвался тот с невидимых отсюда козел.
– Откуда эта птица?
– Которая? из дерева?
– Ага.
– Мне подарил ее один мой приятель… Нездешний. С севера. А что?
– Так, ничего. Красиво.
– Линора упражняется на ней. Бросает дротики.
За занавеской зашуршало, и Жуга умолк. Дотронулся до птицы и отдернул руку – браслет на его левой руке вдруг полыхнул оправленным в зеленоватый сплав опалом, болью отозвался в локте и запястье. «Опять… – подумалось Жуге; он закусил губу и принялся разминать руку. – Что на этот-то раз?»
– Эй, Лис! – окликнул травника горбун. – Чего примолк? Линору, что ли разбудить боишься? – Он усмехнулся. – Так уж не спят они поди…
Как будто в подтверждение сказанного им, за занавеской вновь послышалась возня, и негромкий голос произнес, навроде, что-то: «Я сама.»Было слышно, как девчонка, невидимая отсюда, взобралась на козлы к горбуну. Скрипач Иваш (а спал он где-то там же, впереди), как видно, просыпаться не спешил.
Неожиданно фургон замедлил ход.
– Здорово, страннички! – окликнул кто-то горбуна густым негромким басом. – Не подвезете часом?
Жуга настороженно замер. Вскинул голову, прислушался. Сидел он сзади и потому не мог увидеть говорившего, но голос… Голос показался травнику до странности знакомым. «Неужели…»
Сердце травника в волнении ускорило свой бег.
– А по пути ли нам, чтоб подвозить? – вопросом на вопрос тем временем ответил Роджер.
– Ну, это как посмотреть. Коль вы и дальше по дороге едете, то – да. Я заплачу. Во, менку видишь?
– Маловато будет.
– Так ведь и еду я всего-то до развилки. А если что, потом сочтемся… Или спешите куда?
– Да нет, мы не торопимся. Сам знаешь, тише едешь – легче спишь.
– Ну, это по мне. Так подвезешь?
– Ладно, – голос горбуна смягчился. – Залезай.
Замедлив шаг, неожиданный попутчик пропустил повозку вперед и с коротким «Оп!»запрыгнул на задок фургона. Высокий, с темной и густой короткой бородой, он подобрал свой синий теплый плащ и зашуршал соломой, устраиваясь поудобнее. Снял с плеча синий же сверток потертого бархата, в котором без особого труда угадывалась лютня, и заоглядывался в поисках укромного местечка для него, да вдруг наткнулся взглядом на травника и замер, пораженный.
Мгновение они молчали, глядя друг на друга.
– Ты?… – наконец сказал поэт.
Жуга кивнул и усмехнулся.
– Я, Вайда. Я.
Горбун на козлах обернулся.
– А вы чего, знакомы?
Фургон ехал вперед, скрипели колеса, а неловкая пауза все длилась и длилась. Им несомненно было, о чем поговорить, этим двоим странникам, но Вайда отчего-то чувствовал себя неловко, чтобы начинать, а Жуга молчал.
– Давно не виделись, – наконец, сказал рифмач.
– Давненько, – кивнул Жуга.
– А я искал тебя, – задумчиво продолжил Вайда. – Веришь ли, все эти месяцы искал. И вот – поди ж ты, встретились. Как ты? Все бродишь?
– Все брожу, – кивнул Жуга.
– Я слышал о тебе. Та башня. Викинг Олав…
– Всякое бывало.
Поэт с прищуром посмотрел на травника. Потрогал лютню. Тенькнула струна.
– А ты изменился, рыжий… Не хочешь рассказать?
– Не хочу. – Он поднял взгляд. – За этим ты меня искал?
– Ты словно и не рад снова меня встретить.
– Нет, почему же, – травник улыбнулся, – рад. Рад видеть тебя здоровым, рад узнать, что Яльмар жив…
Вайда покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165