Принесла квасу в кружке. Приподняла ему голову.
Парнишка с жадностью глотнул разок, другой, и вдруг закашлялся, забился в судорожных корчах. Согнулся пополам. Питье потоком хлынуло обратно, заливая одеяло. Атанас невольно отшатнулся.
Дверь хлопнула, и тут же, словно чертик из коробочки, откуда ни возьмись вдруг выскочил Жуга. Глянул на растерянного Атанаса, и понял все без слов. Шагнул вперед, протягивая руку: «Дай сюда!»– глотнул из кружки, выругался.
– Ч-черт!… – он обернулся к атанасовой жене. – Неси воды!
Та опрометью бросилась к бадье. Занавеска наверху зашевелилась, любопытные ребячьи головы свесились с печки, привлеченные суматохой. Растревоженный Дьердь тоже сел на лежанке, на слух пытаясь распознать, что там случилось.
Теперь найденыш пил долго, не отрываясь, и лишь опустошив не меньше кружки, успокоился и затих, откинувшись на изголовье.
– Чего это с ним? – спросил опасливо Атанас.
– Нельзя ему, – хмуро бросил в ответ Жуга. – Ни квасу кислого нельзя, ни молока… Я после для него питье приготовлю.
Выглядел рыжий странник изможденным и усталым, возле глаз неровными кругами залегла синева бессонной ночи. Атанас помолчал. Пожевал губами. Покосился на жену – та как раз отвернулась – и понизил голос.
– Слыхал я, будто оборотни тоже кислого на дух не переносят, – начал он. – Уж не из них ли малый-то?
Травник лишь отмахнулся устало:
– Не мели чепухи.
* * *
К полудню заявился деревенский Голова. Дородный, белобрысый, в новеньком зеленом полушубке, он ввалился в хату к Атанасу, как к себе домой, а перед этим добрых пять минут колотился у запертых ворот, пока ему не отворили.
– Здорово, Атанас! – с порога начал он. Прищурился, оглядывая горницу. – Никак, я вижу, гости у тебя?
– Бывай здоров и ты, Богдан, – кивнул в ответ хозяин. – Марица! – кликнул он жену. – Поди-ка собери гостям на стол… Чего пришел-то?
– А то как будто сам не знаешь! – усмехнулся тот. – Что за карусель вчера тут у тебя крутилась? А? Соседей всех перебудил… – Он покосился на Жугу, на Дьердя, спящего в углу. – А вы кто будете такие?
– Странники прохожие, – ответил за обоих Атанас. – Пустил я их вчера заночевать.
– Ага… Заночевать, значит… Так-так…
Пятная дегтем от сапог скобленый пол, староста направился к полатям.
Дьердь приподнял с лежанки перевязанную голову.
– Что за шум? – спросил он, сморщился и сел, нашаривая саблю в изголовье. – Кого там принесло? Начальство что ль какое, деревенское?
Богдан поспешно сдал назад.
– Ну ты, не очень-то! не очень! – он нахмурился, поправил за поясом плеть – короткий кожаный канчук. – Ты кто таков? Почто башку тряпицей замотал? Боишься, как бы не признали ненароком?
– Ты погоди кричать, – вмешался Жуга. – Незрячий он. В охране службу нес у графа одного, боярина вельможного, там зрение и потерял.
– У графа, говоришь… Ну, ну… – Богдан шагнул к печи. Приподнял одеяло. – А этот?
Жуга медленно встал.
– Парнишка там. Собаки его покусали. Не тревожь.
– А ты мне не указывай! – огрызнулся тот. Всмотрелся пареньку в лицо. – Не наш, вроде… – пробормотал он. – Точно говорю – не наш… Ночью, стало быть, прибежал. Ну-ка, вставай! – Он наклонился и потряс мальчишку. – Ты чей? Откуда?
Рука Жуги легла Богдану на плечо.
– А я говорю – не трогал бы ты его, – глухо сказал он.
– Что?! – староста рванулся, наливаясь кровью, и выхватил плеть. – Ты… Ты на кого руку поднял? Пошел прочь, погань!
Канчук взвился упругой змейкой. Жуга шагнул в сторону, вскинул руку, рванул, и через миг Богдан уже ошеломленно смотрел, как странник сматывает с кулака его плеть.
– Шел бы ты… по своим делам, – процедил Жуга сквозь зубы. – Староста… А мы здесь уж как-нибудь сами разберемся.
Богдан, похоже, понял, что шутки кончились. Одно дело – поднять руку на безответного странника, совсем другое – на разъяренного горца. Староста посмотрел на Дьердя, на Атанаса, и попятился к двери. Нашарил шапку.
– Ты об этом пожалеешь, рыжий! – угрюмо сказал он.
– Иди, иди… – кивнул Жуга.
Дверь за ним захлопнулась. Жуга некоторое время стоял, вертя в руках отобранную плеть. Посмотрел на спящего мальчишку.
– Дьердь! – позвал он, не оглядываясь.
– Что? – слепой повернулся на голос.
– Выйдем. Поговорить надо…
* * *
На улице потеплело. Снег таял, черный и слежавшийся, земля кое-где уже просохла. Людей близ хаты было не видать.
– Сволочь какая, – пробормотал Жуга, когда дверь за ними закрылась. Потер багровое запястье – след от канчука.
– Богдан? – Дьердь повернул голову.
– Ну, да. Не Атанас же… И как только народ такого выбрал?
– Известное дело, – усмехнулся тот. – Одних запугал, других подкупил, а третьи – вслед за остальными. Чего звал-то? Говори.
– Что про парнишку скажешь, Дьердь?
Ответил тот не сразу.
– Соврал небось хозяину-то? – спросил он наконец.
– Соврал, – признался Жуга.
– Мальчишка что, и вправду волколак?
– Все может быть, – Жуга ответил с неохотой. Нахмурился. – Наверняка сказать не смогу, но очень похоже на то.
– Вот как? – Дьердь покачал головой. – Да… Взглянуть бы! Никогда оборотня не видел.
– Даст бог, еще увидишь.
– Хорошо бы… – Тот вздохнул. – А ну, как не помогут травы твои?
– Помогут. Иначе – стал бы я с тобой возиться. Так что делать будем?
– Уходить надо.
– А малец?
– А что – малец? Он кто нам – брат, сват? Отлежится, сам уйдет… А у нас своя дорога.
Жуга нахмурился.
– У парня ран до черта… – сказал он. – Я смотрел утром – царапины уж затянулись, а иные – так и вовсе зажили, а укусы до сих пор кровятся. Да и жилы – целы, нет ли – не знаю… Здорово его погрызли. А староста этот не сам пришел. Поселяне подослали разузнать. Если парня здесь оставить, несдобровать ему. Оборотень он, там, или нет – это дело десятое. Разбираться не станут, просто пришибут, от греха подальше, пока не оклемался… Да ладно бы одного его! – Жуга помрачнел, – до Атанаса доберутся, дом сожгут… Жену, детей – на колья всех поднимут…
На сей раз слепой молчал довольно долго, а когда заговорил, голос его уже звучал не так уверенно.
– Так что, нам, выходит, с собой его забрать, что ли?
– Выходит, что с собой…
Жуга сказал это и смолк, сам слегка озадаченный.
– Ох, рыжий, все никак тебя я не пойму… – задумчиво проговорил Дьердь. Оперся локтем о перила. – Все ходишь, ищешь гнезд пчелиных. Вот погоди – нарвешься на шершней. Волколак ведь!
– Так и так – нельзя парнишку оставлять.
– Мало тебе со мной возни?
– Да о тебе и речи не идет, ты еще дешево отделался. Считай, что повезло.
– Это тебе тогда повезло! Меня на саблях сам Кришан не часто одолеть мог. Паршивец ты все таки. В глаза… – Он тронул перевязку.
– А ты подумал, каково мне было?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Парнишка с жадностью глотнул разок, другой, и вдруг закашлялся, забился в судорожных корчах. Согнулся пополам. Питье потоком хлынуло обратно, заливая одеяло. Атанас невольно отшатнулся.
Дверь хлопнула, и тут же, словно чертик из коробочки, откуда ни возьмись вдруг выскочил Жуга. Глянул на растерянного Атанаса, и понял все без слов. Шагнул вперед, протягивая руку: «Дай сюда!»– глотнул из кружки, выругался.
– Ч-черт!… – он обернулся к атанасовой жене. – Неси воды!
Та опрометью бросилась к бадье. Занавеска наверху зашевелилась, любопытные ребячьи головы свесились с печки, привлеченные суматохой. Растревоженный Дьердь тоже сел на лежанке, на слух пытаясь распознать, что там случилось.
Теперь найденыш пил долго, не отрываясь, и лишь опустошив не меньше кружки, успокоился и затих, откинувшись на изголовье.
– Чего это с ним? – спросил опасливо Атанас.
– Нельзя ему, – хмуро бросил в ответ Жуга. – Ни квасу кислого нельзя, ни молока… Я после для него питье приготовлю.
Выглядел рыжий странник изможденным и усталым, возле глаз неровными кругами залегла синева бессонной ночи. Атанас помолчал. Пожевал губами. Покосился на жену – та как раз отвернулась – и понизил голос.
– Слыхал я, будто оборотни тоже кислого на дух не переносят, – начал он. – Уж не из них ли малый-то?
Травник лишь отмахнулся устало:
– Не мели чепухи.
* * *
К полудню заявился деревенский Голова. Дородный, белобрысый, в новеньком зеленом полушубке, он ввалился в хату к Атанасу, как к себе домой, а перед этим добрых пять минут колотился у запертых ворот, пока ему не отворили.
– Здорово, Атанас! – с порога начал он. Прищурился, оглядывая горницу. – Никак, я вижу, гости у тебя?
– Бывай здоров и ты, Богдан, – кивнул в ответ хозяин. – Марица! – кликнул он жену. – Поди-ка собери гостям на стол… Чего пришел-то?
– А то как будто сам не знаешь! – усмехнулся тот. – Что за карусель вчера тут у тебя крутилась? А? Соседей всех перебудил… – Он покосился на Жугу, на Дьердя, спящего в углу. – А вы кто будете такие?
– Странники прохожие, – ответил за обоих Атанас. – Пустил я их вчера заночевать.
– Ага… Заночевать, значит… Так-так…
Пятная дегтем от сапог скобленый пол, староста направился к полатям.
Дьердь приподнял с лежанки перевязанную голову.
– Что за шум? – спросил он, сморщился и сел, нашаривая саблю в изголовье. – Кого там принесло? Начальство что ль какое, деревенское?
Богдан поспешно сдал назад.
– Ну ты, не очень-то! не очень! – он нахмурился, поправил за поясом плеть – короткий кожаный канчук. – Ты кто таков? Почто башку тряпицей замотал? Боишься, как бы не признали ненароком?
– Ты погоди кричать, – вмешался Жуга. – Незрячий он. В охране службу нес у графа одного, боярина вельможного, там зрение и потерял.
– У графа, говоришь… Ну, ну… – Богдан шагнул к печи. Приподнял одеяло. – А этот?
Жуга медленно встал.
– Парнишка там. Собаки его покусали. Не тревожь.
– А ты мне не указывай! – огрызнулся тот. Всмотрелся пареньку в лицо. – Не наш, вроде… – пробормотал он. – Точно говорю – не наш… Ночью, стало быть, прибежал. Ну-ка, вставай! – Он наклонился и потряс мальчишку. – Ты чей? Откуда?
Рука Жуги легла Богдану на плечо.
– А я говорю – не трогал бы ты его, – глухо сказал он.
– Что?! – староста рванулся, наливаясь кровью, и выхватил плеть. – Ты… Ты на кого руку поднял? Пошел прочь, погань!
Канчук взвился упругой змейкой. Жуга шагнул в сторону, вскинул руку, рванул, и через миг Богдан уже ошеломленно смотрел, как странник сматывает с кулака его плеть.
– Шел бы ты… по своим делам, – процедил Жуга сквозь зубы. – Староста… А мы здесь уж как-нибудь сами разберемся.
Богдан, похоже, понял, что шутки кончились. Одно дело – поднять руку на безответного странника, совсем другое – на разъяренного горца. Староста посмотрел на Дьердя, на Атанаса, и попятился к двери. Нашарил шапку.
– Ты об этом пожалеешь, рыжий! – угрюмо сказал он.
– Иди, иди… – кивнул Жуга.
Дверь за ним захлопнулась. Жуга некоторое время стоял, вертя в руках отобранную плеть. Посмотрел на спящего мальчишку.
– Дьердь! – позвал он, не оглядываясь.
– Что? – слепой повернулся на голос.
– Выйдем. Поговорить надо…
* * *
На улице потеплело. Снег таял, черный и слежавшийся, земля кое-где уже просохла. Людей близ хаты было не видать.
– Сволочь какая, – пробормотал Жуга, когда дверь за ними закрылась. Потер багровое запястье – след от канчука.
– Богдан? – Дьердь повернул голову.
– Ну, да. Не Атанас же… И как только народ такого выбрал?
– Известное дело, – усмехнулся тот. – Одних запугал, других подкупил, а третьи – вслед за остальными. Чего звал-то? Говори.
– Что про парнишку скажешь, Дьердь?
Ответил тот не сразу.
– Соврал небось хозяину-то? – спросил он наконец.
– Соврал, – признался Жуга.
– Мальчишка что, и вправду волколак?
– Все может быть, – Жуга ответил с неохотой. Нахмурился. – Наверняка сказать не смогу, но очень похоже на то.
– Вот как? – Дьердь покачал головой. – Да… Взглянуть бы! Никогда оборотня не видел.
– Даст бог, еще увидишь.
– Хорошо бы… – Тот вздохнул. – А ну, как не помогут травы твои?
– Помогут. Иначе – стал бы я с тобой возиться. Так что делать будем?
– Уходить надо.
– А малец?
– А что – малец? Он кто нам – брат, сват? Отлежится, сам уйдет… А у нас своя дорога.
Жуга нахмурился.
– У парня ран до черта… – сказал он. – Я смотрел утром – царапины уж затянулись, а иные – так и вовсе зажили, а укусы до сих пор кровятся. Да и жилы – целы, нет ли – не знаю… Здорово его погрызли. А староста этот не сам пришел. Поселяне подослали разузнать. Если парня здесь оставить, несдобровать ему. Оборотень он, там, или нет – это дело десятое. Разбираться не станут, просто пришибут, от греха подальше, пока не оклемался… Да ладно бы одного его! – Жуга помрачнел, – до Атанаса доберутся, дом сожгут… Жену, детей – на колья всех поднимут…
На сей раз слепой молчал довольно долго, а когда заговорил, голос его уже звучал не так уверенно.
– Так что, нам, выходит, с собой его забрать, что ли?
– Выходит, что с собой…
Жуга сказал это и смолк, сам слегка озадаченный.
– Ох, рыжий, все никак тебя я не пойму… – задумчиво проговорил Дьердь. Оперся локтем о перила. – Все ходишь, ищешь гнезд пчелиных. Вот погоди – нарвешься на шершней. Волколак ведь!
– Так и так – нельзя парнишку оставлять.
– Мало тебе со мной возни?
– Да о тебе и речи не идет, ты еще дешево отделался. Считай, что повезло.
– Это тебе тогда повезло! Меня на саблях сам Кришан не часто одолеть мог. Паршивец ты все таки. В глаза… – Он тронул перевязку.
– А ты подумал, каково мне было?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165