– Ты ошибся всего на одну букву.
– Да? Неужели? – Жуга склонил голову набок и придвинулся поближе. – Сказать, на какую, или не надо?
– Ну и хитрила же ты! – Зерги рассмеялась и замахнулась рукой в притворном гневе. Жуга поймал кулак на полпути, и оба, сцепившись, с хохотом и визгом покатились вниз по склону – небо и земля закружили в безумной карусели – и остановились только возле самой воды; сели, отряхиваясь и отплевываясь, продирая залепленные снегом глаза.
– Дурило гороховое! – буркнула Зерги, выскребая из-за шиворота мокрый снег.
– Ну так, с кем поведешься…
– Ну тебя! Смех один с тобой…
– Хорошо, хоть не слезы, – он вздохнул и улыбнулся. – Грустная у нас с тобой вышла история. С несчастливым концом.
– Только в сказке все хорошо кончается. В жизни веселого мало. Каждый ребенок, едва родился, а уже плачет. Хоть бы один засмеялся… – Зерги придвинулась ближе, взъерошила рукой его рыжие волосы. Холодные пальцы тронули шрам на виске. Жуга молчал, глядя девушке в глаза. – Глупый, глупый маленький лисенок… – Она улыбнулась. – Что тебя тянет? Куда ты идешь? Что за мечты тебя влекут?
– Если б я знал это сам… Да и нет у меня никаких мечтов… мечтей… мечт… тьфу ты, черт! – Вконец запутавшись, он рассмеялся и взял ее руку. Прижался щекой к ладони и умолк.
Зерги задумалась, вспоминая что-то, и вдруг встрепенулась.
– Что?
– Да так… Вспомнилось одно старинное присловье. Подумалось вдруг – а ну, как тебе пригодится.
– Какое присловье? – Жуга насторожился.
Зерги улыбнулась и прочла:
Четыре есть зверя и времени года
У каждого место свое и порода -
Волков встретишь к помощи,
Псину – к беде,
Медведь спросит строго и плату возьмет,
А лисы помогут, да все не тебе.
– Как-как? «Помогут, да все – не тебе?» – Он задумчиво потер подбородок. – Интересно… хоть и не совсем понятно. Скажи, там было сказано еще что-нибудь?
Зерги пожала плечами.
– Может, и было, да я не помню.
Взгляды их встретились, и оба как-то сразу умолкли.
– Береги себя, – как-то неловко сказала Зерги.
– Мы увидимся снова? – спросил, помолчав, Жуга.
– Кто знает? – ответила та и тихо повторила. – Кто знает…
Жуга ничего не сказал.
Они стояли мокрые, в снегу, стояли и смотрели друг на друга.
А ветер пел высоко вверху свою вечную песню.
Они стояли и смотрели.
А ветер пел высоко вверху.
Они стояли.
А ветер пел.
Они…
…и ветер.


Оправа: ГОВОРЯЩИЙ 6

На сей раз медведь молчал довольно долго.
«Это тоже стихи?» – спросил он наконец.
– Какие?
«Про меня и про других.»
– Да.
«Нам, сухопутным, рыбу не понять, и плавать поверху на деревянных досках тоже дело глупое. Хотя откуда вам быть умными? А пиво ваше доводилось мне пробовать. Горчит, но вкусно; пахнет хмелем и приятно животу. А женщина… Гм… Трудно разобраться. И почему-то мне немного больно. Ах-р!!! Ну конечно же – боль! Вот, вот чему сродни вся ваша дружба. Да. Это я понимаю. А тебе? Тебе разве не было больно?»
– Издеваешься? Конечно, было.
«Так почему ж ты не бросил это все?»
– Легко тебе говорить! – Травник уселся поудобнее. – Что ты знаешь о любви? У вас, зверей все просто – вы ищете себе пару только если настает такое время, гон. А после – да гори оно огнем! – своих детей сожрать готовы.
«Не говори мне про огонь!»
– Хорошо, не буду. Но сам посуди, разве я не прав?
«А разве вы порой не убиваете своих детей?»
Жуга промолчал. Затем заговорил, медленно, нехотя.
– Я пробовал забыть. Я был в отчаянии. Хотел начать жить заново. Не вышло. Это что-то сильнее меня.
«Не надо злиться. Просто я хочу понять, зачем ты все это делаешь. Когда ты сам поймешь себя, вопросы станут не нужны.»
Травник поднял взгляд на зверя.
– А может, я тоже один из вас? Такое может быть?
Медведь покачал головой:
«В тебе нет волчьей прямоты, зла псов и жадности медведя.»
– А как насчет лисиц?


ВРАГ МОЕГО ВРАГА

Всю ночь, весь день, и всю вторую ночь мела метель, вздымая юбками в прощальной кутерьме лежалый серый снег, кружилась буйным вихрем, провожая зиму-госпожу своей последней пляской, и лишь к утру на третий день угомонилась наконец.
В густом лесу царила тишь.
Снег лежал на большой лесной поляне повсюду: на старых пнях, торчащих тут и там, на согнутых ветвях деревьев, на плоских, щербатых от времени камнях старого дольмена. Был снег тяжелым и ноздреватым, каким ему и полагается быть в конце февраля, и уж не скрипел под ногой здоровым зимним хрустом, а только проседал со скрипом – тяжко, неприятно.
Всходило солнце.
Сорока на ветвях суматошно завертела головой, слишком поздно услыхав шаги, расправила крылья и взлетела с громким стрекотом, сверкая белыми боками. Мелькнула меж деревьев раз, другой и уселась на самой макушке высокой ели, глядя с любопытством вниз, где показались люди.
Двое вышли на поляну одновременно, с разных ее сторон: один с севера, другой – с юга. Шагнули разом на нетронутый снег и остановились, молча глядя друг на друга.
Они были похожи, эти два странника. Очень похожи. Перепутать их было проще простого – оба рыжие, кудлатые, худые телом и лицом, обоим на вид лет по двадцать. Они могли бы быть братьями, и даже шрам, косой чертой пометивший висок пришельца с юга, в точь повторял такой же шрам второго странника.
Но была между ними и некая разница.
Пришедший с севера одет был в старый полушубок, местами порванный и кое-как зашитый, и выглядел усталым, словно после долгого пути. Бог знает, где и как провел он нынешнюю ночь, спасаясь холода и ветра, вероятно, где-нибудь в стогу – в буйных рыжих волосах, не знавших гребешка по меньшей мере две недели, застряли ломкие золотистые соломинки. В руках его был посох, за спиной – котомка.
Второй казался чуть моложе, волос имел покороче и шел налегке, а одет был совершенно не по погоде в серые домотканые штаны, рубаху и мохнатую безрукавку белой овчины. Имей сорока чуть побольше соображения, чем отпущено природой глупой птице, ее непременно удивила бы еще такая вот нелепость: следов на снегу он не оставлял.
Они сошлись посредь поляны и встали там лицом к лицу, где замерли в извечном хороводе серые круги руин. Странник с юга первым нарушил молчание.
– Зачем ты здесь? – спросил он тихо.
– Пришло время, – медленно ответил другой, – и я вернулся.
– Все возвращается на круги своя, – кивнул парень в безрукавке. – Чего же ты хочешь теперь? Помощи?
Тот покачал головой.
– Совета, – сказал он.
– Глупо спрашивать совета у себя же самого.
– Не так уж и глупо. Ты – это не совсем я, а я – не совсем ты. Ты можешь войти туда, куда я и заглянуть боюсь.
– Так чего ты хочешь? – помедлив, повторил свой вопрос пришелец с юга.
– Я стал другим.
– Все меняется. Даже камни не вечны.
– Да, но… – Странник с посохом помедлил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165