– Что случилось? – Жуга приподнялся на локтях. – Тебе страшно? Чего ты испугалась?
Та покачала головой.
– Он… там… – она сделала непонятный жест рукой.
– Геральт? – спросил Олег, – или… тот, второй?
– Нет, нет… – И палец ее снова очертил окружность. – Там, давно-давно… Он там… один…
– Где «там»? На мельнице?
– Да. – Снова круг, и еще, и еще…
– Колесо! – встрепенулся вдруг Жуга. – Это она про колесо! Так, да?
– Да, – кивнула та. – Да! Да!
– Колесо? Какое колесо? – не понял Олег. – А-а… А причем тут колесо?
– Помолчи, не мешай, – отмахнулся Жуга.
Еще примерно с час он пытался выведать у нее еще что-нибудь – что там за дела такие с колесом, и кого порубил ведьмак, но все было без толку: то ли слов у девушки не хватило, то ли сам он чего-то недопонял. На том все и закончилось. Время было позднее, и обитатели заброшенной хатки расположились ко сну. По молчаливому уговору два друга спали по одну сторону озерка, Ила – по другую.
Прошел час, но Жуга почему-то никак не мог заснуть. Мысли крутились в голове, беспокойные, тревожные; он чувствовал, что ему не хватает чего-то малого, чтобы найти ключ к тайне старой мельницы. В том, что тайна эта существует, Жуга уже не сомневался. Взгляд его упал на девушку. М-да… Еще одна загадка… И зачем, кстати говоря, пришел на мельницу ведун? Хотя, если поразмыслить…
Рана заныла. Жуга заерзал, повернулся на другой бок, и тут вдруг замер, ошеломленный внезапной догадкой.
Он сел, отбросил тонкую травяную плетенку, которой был укрыт, и подобрался на четвереньках к выходу, да остановился – холодный воздух снаружи мог разбудить спящих. Жуга придвинулся к озерку, помедлил в нерешительности, оглянулся и бесшумно скользнул в темную воду.
* * *
Ночной лес замер, холоден и тих. В этой поздней осенней тишине, в черной паутине нагих ветвей, в хрупкой, инеем покрытой траве была какая-то недвижная, затаенная красота лесного предзимья; она завораживала, щемила душу в непонятной тоске по уходящему летнему теплу, и не было от нее спасения.
Была луна. Жуга шел быстро и вскоре согрелся, влажная одежда на нем высохла, и лишь повязку пришлось выбросить – свалялась липким жгутом. Он поднялся вверх вдоль ручья, перебрался через овраг и уже отсюда ясно расслышал мерный рокот мельничного колеса, а вскоре показалась и сама мельница. Он помедлил в отдалении, обошел ее кругом. Ведуна не было видно. Жуга задержался на миг у прикрытого крышкой старого погреба, спустился к воде и остановился у плотины, дыша тяжело и прерывисто. Накатила слабость – аукнулась-таки потеря крови. В висках стучало. От долгой ходьбы разболелась нога, да и рана в боку тоже напомнила о себе.
Прямо перед ним было колесо – крутилось, скрипя и постукивая. Брызги воды летели, озаренные серебристым лунным светом, и там, над самою плотиной, ведьминым коромыслом висела не многоцветная, но белесая, как молоко, лунная радуга.
Жуга заколебался: если б знать наверняка, в чем тут дело!
Стук расшатанных ступиц, резкий, назойливый, не давал как следует сосредоточиться, отзывался где-то в голове гулким эхом, задавая странный, отчетливый ритм: «Та-та-та, та-та, та-та-та, та-та…»Жуга неожиданно понял, что повторяет его про себя, и содрогнулся.
Он не знал, что сказать – любой заранее продуманный наговор мог здесь в одинаковой степени как помочь, так и навредить. Нужны были слова. Много слов.
«Та– та-та, та-та, та-та-та, та-та…»
Ритм повторялся, раскатываясь дробно, гасил мысли. Он был главной частью старого колдовства, он был врагом, и его, во что бы то ни стало, надо было сломать. Жуга вдруг ощутил странное спокойствие и по какому-то наитию понял – решение верное.
«Колесо, колесо… Ко-ле-со, та-та, ко-ле-со, та-та…»
Жуга закрыл глаза, вздохнул и поднял руки.
Первые строчки наговора сложились как бы сами, дальше пришлось соображать прямо на ходу: останавливаться было нельзя.
Колесо – вперед колесо – назад
Знает скрип сердец правды-стороны
Каменей плечо – раздавить яйцо
Дорогим питьем не столованы
Не поймать в галоп уздечку
Не вернуть к истокам речку
Не связать не сломать -
Режьте сухожилия.
Стеблем пыхнет свеча
За раз степь отмечай -
Как ходил
Как искал
Что нашел
Теперь он открыл глаза, теперь уже ничто не могло ему помешать. Слова текли легко и свободно, как нижутся бусины на нитку. В них не было особого смысла, хотя каждое – и Жуга это чувствовал – было на своем, истинном месте, да и менять что-либо было уже поздно. Размер стиха скользил, скакал неровной лесенкой, меняясь через каждые несколько строф и в конце сходя на нет, куда-то пропадали смысл и рифма, прекращалось движение, и скрипучее мельничное колесо вдруг стало сбиваться, вращаясь неровными рывками; и вот уже не колесо задавало темп Жуге, а наоборот – Жуга колесу. С последней строчкой многолетний разгон вновь напомнил о себе, и Жуга вернулся к прежнему ритму, читая нараспев:
Обещай опять перья ощипать
Только вижу я – мы не встретимся
Ждут узлы ремней и укором мне
Где стучится кровь сохнет метина
И торопит буйный разум
Вспомнить сумрачное разом
Вспомнить запах травы
Обернуться к ясному
И излому луча
Без затей прокричать
Как ходил
Как искал
Что нашел
Жуга опустил руки и смолк.
Призрачная радуга исчезла.
Колесо остановилось.
* * *
Сперва не произошло ничего, лишь капала вода с мокрых плиц. Затем в ночной тиши вдруг послышался долгий протяжный вздох. Жуга поднял взгляд.
Стоящий перед ним был невысок и коренаст. Он походил на человека: руки, ноги, голова – все было на месте, и лишь короткая светлая шерсть, что покрывала его с ног до головы, не давала обмануться. Большие желтые глаза смотрели прямо, не мигая, и была в них какая-то долгая, почти что бесконечная усталость.
Послышался шорох. Жуга оглянулся и еле успел увернуться: Ила, босая, в мокрой, облепившей тело рубашке стремглав пробежала мимо, замерла на мгновение и бросилась мохнатому на шею. Тот улыбнулся – тихо, грустно, погладил ее по мокрым черным волосам и вздохнул. Ладонь у него была широкая, плоская, как лопата.
Наверху показался Олег. Покрутил головой и, завидев Жугу, торопливо сбежал вниз. Был он промокший до нитки и все никак не мог отдышаться – видно, бежал всю дорогу.
– Ты чего ушел и нам ничего не сказал? – пропыхтел он. – Девка переполошилась вся – меня растолкала, сказать ничего не может, только твердит: «Жуга, Жуга», да руками машет, а потом наружу как выскочит, и – бежать! Ну, я… Ой… – Олег вдруг осекся на полуслове, завидев незнакомца, и, присмотревшись, ахнул:
– Водяник!
Некоторое время они молчали.
– Так это он был в колесе? – шепотом спросил Олег. – Кто он ей?
Жуга пожал плечами, покачал головою устало:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165