Он закусил губу. Кость щелкнула, выскакивая прочь, и вдруг ладонь сложилась вдоль, как смятая перчатка. Тяжелый браслет звякнул о камни стены, повис пустой и закачался на цепи. «Господи Боже!» – ахнул Миклош.
Тяжелая голова клонилась все ниже. «Не спать!»– одернул он себя и принялся вправлять кости на место. Закончил, сжал кулак и, разогнув до хруста пальцы, взялся за вторую руку. Теперь дело пошло медленнее – работать приходилось левой рукой, да и отрава набирала силу: глаза все чаще застилала пелена, а перегибель все никак не действовала. Он начал впадать в панику. «Что ж ты…» – костенеющим языком бормотал он, выворачивая из суставов непослушные пальцы. Руки тряслись. Так… Спокойнее. А теперь сильнее… – Еще сильнее! Уф! Чуток передохнуть…
Он все же застонал, сдирая вместе с кожей второй браслет – кандалы с глухим звоном упали на лежак – и в этот миг в животе вдруг поднялась горячая душная волна. Ругаясь и кусая губы, травник едва успел вправить ладонь обратно, прежде чем его согнуло пополам.
– Ох и ловок же ты, рыжий! – Миклош почесал в затылке. – Сущий лис! Тебя, я смотрю, не всякая цепь удержит…
Травник поднял голову, утерся рукавом.
– Повезло, – пробормотал он. – Цепи разные бывают.
– Да уж, – усмехнулся Миклош, – А ну как был бы то ошейник! с головой у тебя такая хитрость не прошла бы.
Страник кивнул, а в следующий миг лицо его перекосилось, и он снова склонился над бадьей.

* * *

Всю ночь странник не спал. Его то рвало, то трясло, бросало в жар и в холод. Вода в обеих кружках вскоре кончилась, он что-то бормотал сквозь черный сон, метался и стонал, но все ж к утру пошел на поправку. К рассвету он уже сидел, к полудню встал размяться – и разминался долго, а под вечер взгромоздился на лежак, сгреб цепи под себя и завернулся в одеяло.
За окном уже темнело, когда им принесли еду. Со стороны было трудно заподозрить неладное, да и потом – поди догадайся про такое! – и он не упустил свой шанс. Миклош и глазом не успел моргнуть, как все было кончено. Одеяло взметнулось – прыжок, удар, и стражник рухнул недвижим. Черпак с холодной кашей шмякнулся в котел.
– Эк ты его… – ошарашенно пробормотал Миклош, глядя на распростертое тело. – Здорово… – Он поднял взгляд. – Что дальше-то надумал? Как выбираться будешь?
– Там посмотрим, – буркнул тот, сдирая со стражника кафтан и сапоги. – Ты главное молчи, а если что – мол, не видел ничего… На вот, возьми, – он бросил Миклошу рубаху, спрятал под шапку копну рыжих волос, ухватил тело за ноги и потащил к дверям. Ногою зацепил котел, нахмурился.
– Вот черт! – пробормотал он. – Мы ж не одни тут сидим…
– Бежал бы уж лучше, дурак рыжий! Не ровен час придет кто-нибудь!
– Да погоди ты! – отмахнулся тот, ремнем связал стражника по рукам и ногам и поволок его обратно к лежаку.
– Присмотри за ним. А будет орать – тресни его хорошенько.
– Уж постараюсь, – кивнул тот.
Травник подобрал мешок с хлебом, поднял на руки котел и вышел за дверь.
Темниц было восемь, из них лишь одна пустовала. По двое, по трое – везде сидели люди – грязные, голодные, закованные в цепи. Завидев незнакомого стражника, поспешно отводили взгляд, пугливо подставляя чистые, до блеска вытертые хлебом деревянные миски.
– За что тебя? – то и дело спрашивал он, выслушивал ответы и шел в молчаньи дальше. Люди, люди, люди… Голоса негромким эхом отдавались в тишине:
«За неуплату десятины… господин…»
«Я за сестру вступился… перед стражником…»
«Дом без разрешенья начал строить…»
«Брат в бега подался, вот сижу, покамест не поймают…»
Он шел из двери в дверь, вновь закипая ненавистью, не в силах будучи понять, откуда столько злобы, жадности и произвола берется в одном человеке?
Томились здесь все больше из-за мелочи, и то немудрено – навряд ли те, кто провинился в чем-нибудь серьезном, оставались после в живых.
В последней камере и впрямь, как говорил кузнец, сидела женщина – почти уже старуха. Седые космы закрывали шею и лицо, одежда висела лоскутами. Цепей здесь не было – быть может, глупым посчитали ее опасаться, а может, не поднялась рука у кузнеца.
– Тебя-то, мать, за что? – спросил он, обернувшись на пороге.
Глаза ее блеснули под завесой спутанных волос.
– Не мать я тебе. И слава богу, что не мать, – помолчав, ответила она. – А коль не знаешь, знай, что прокляла я графа вашего в глаза, за то, что сына моего он насмерть запорол…
Травник промолчал.
Он вернулся в свою темницу с последним черпаком холодной каши в руках, шлепнул варево Миклошу в миску и поставил на пол пустой котел. Выволок стражника в коридор, запер его в пустой камере и появился вновь – забрать свое одеяло для старухи. Напоследок задержался в дверях.
– Я вернусь, – сказал он Миклошу.
И ушел.
Миклош остался сидеть с миской на коленях, потом вздохнул и машинально начал есть. Взгляд его упал на браслеты пустых кандалов – заклепанные просто так, они выглядели на редкость глупо. Он улыбнулся своим мыслям и прошептал чуть слышно травнику вослед:
– Благослови тебя бог, парень.

* * *

Граф Цепеш мерил комнату шагами битый час, не в силах будучи унять свою ярость. Еще бы! Из подземелий замка не сбегал еще никто, пришлый травник был первым, кому это удалось. Такой пощечины от какого-то смерда граф стерпеть не мог.
Кришан стоял у камина, время от времени вороша носком сапога тлеющие угли. Молчал, глядя в огонь. В руках у него тускло отсвечивал зеленью браслет рыжего ведуна.
– Немыслимо! – Граф рухнул в кресло и потряс кулаками. Нацедил из кувшина вина, жадно выпил и сдавил в руке оловянный кубок. Тонкие стенки смялись с легким хрустом. Граф некоторое время молча смотрел на него, затем повернулся к Кришану.
– Расскажи, как это случилось, – потребовал он.
– Никто не знает, мой граф, – холодно ответил тот. – Вчерашним вечером стражники у ворот видели, как сторож подвалов Клошка вышел куда-то из замка, и клянутся, что обратно больше не пришел. А сегодня поутру я сам спустился вниз проверить, и нашел его там связанным и запертым в пустой темнице. А этого рыжего нет. Вот и все.
– Дорого бы я дал, чтоб узнать, как он это проделал! – Граф Цепеш задумался. – Колдовство, не иначе… Что Клошка?
– Приложили его крепко, как только он в темницу вошел. Очнулся после.
– А этот… кто в темнице вместе с ним был; что он сказал?
Кришан пожал плечами:
– Молчит. Говорит, проснулся – ан, а травника-то и нету.
– Врет, собака!
– Может, и врет, – согласился Кришан. – А может, и нет. Цепи там целые так и лежат, даже браслеты нерасклепанные.
– Нет, но каков! – Граф стиснул кулаки, встал и подошел к окну. – Как есть колдун. Что ж… – Он помедлил. – Жаль. А мог бы пригодиться. Так. Клошке плетей и – вон из замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165