Имран удивленно посмотрел на него.
- Я наливаю всего три раза, - пояснил Петр ключник.
- А я сколько раз выпил?
- Два.
- Ну, так наливай последнюю.
- То-то и оно, что она будет последней, - сказал Петр.
Могильным холодом повеяло на Имрана от этих слов, тем не менее, он сказал:
- Лей не жалей.
- На твой счет не было такого распоряжения, - туманно пояснил хозяин, и тут же добавил.
- Кажется, они пришли. Так и есть, ступай.
- Куда ступай, - слабо удивился Имран, но поднялся и вышел из дома. Под виноградным навесом сидели двое мужчин. Имран приблизился к ним настолько, что смог их разглядеть, но дальше, сколько ни пытался, не мог сделать ни шага. Они сидели боком к Имрану: оба были примерно одного роста; один, лет тридцати пяти, худой, изможденного вида с длинными волосами и редкой бородой, в выцветшей хламиде. Второй был постарше, лет шестидесяти, плотного телосложения, с густой бородой и с длинными изрядно поседевшими волосами на голове. Одежда на нем выглядела добротной - полотняная рубаха, шаровары и такой же пояс, на нем была еще чалма, заколотая, каким-то синим камнем, наподобие того, что носил на пальце Ахмад Башир. На столе перед ними стояла глиняная бутыль, лежал хлеб, зажаренная рыба, это был видимо тот самый "усач", которым рыбак обещал его угостить, расхваливая стряпчие достоинства своей некрасивой жены, и которого рыбак придержал для более важных гостей, связка лука и кочан салата. Но обиды Имран почему-то не чувствовал. Он напрягал слух, чтобы услышать хоть одно слово из плавно текущей беседы этих двоих.
- Зря ты ибн Абдаллах, все-таки запретил вино, - говорил худой, разливая вино по чашам.
- Я, ибн Масих, не запрещал вино, - ответил ибн Абдаллах, - я сказал, что всякое опьянение нежелательно.
- Верно, - весело согласился тот, кого назвали ибн Масих, - ты не запретил вино, ты поступил коварнее, ты запретил следствие, к которому может приводить многое. От любви тоже можно опьянеть, знаешь такую песню "я пьян от любви". Как быть тому, кто опьянеет от любви, он, что станет невольным грешником.
- Кто я такой, чтобы запрещать что-либо, - отозвался ибн Абдаллах, пить он не стал, отодвинул от себя чашу, аккуратно отделил кусок рыбы,положил ее на лист салата и стал вынимать из нее кости.
Ибн Масих немедленно, осушил свою чашу, положил перед собой кусок рыбы на лист салата и также стал вынимать из нее кости.
- А как же завет о семи запретах, - напомнил он, - не совершать грехов, не пить вина,и так далее.
- У тебя хорошая память, - отозвался ибн Абдаллах, - у меня тоже, я помню, что это был завет о семи советах.
- Вообще мне эти твои советы, что-то напоминают,- заметил ибн Масих,-ты у меня их позаимствовал.
- Истину нельзя позаимствовать, ибо она принадлежит всем,- парировал ибн Абдаллах, и продолжал, - что же касается запрета, то прежде всего я имел ввиду себя, дословно я сказал следующее, воистину Господь мой сделал для меня запретным вино, игру и рабов. Иногда мне приписывают такие слова, которые порой ставят меня в тупик.
- А как же сила воздействия личного примера,- спросил ибн Масих.
Не обратив внимания на вопрос, ибн Абдаллах продолжал:
– Я, например, никогда не требовал от мусульман убивать иноверцев.
- Что ты говоришь, - с иронией в голосе произнес ибн Масих, - а, что ты кричал в бою с иудеями под Мединой, - напомнить, у меня действительно хорошая память, ты кричал: "убей неверного ".
- Ну, знаешь, во-первых, они нарушили договор, во-вторых, что я должен был кричать, держа в руке меч, это был боевой клич. Когда люди сходятся, держа в руках оружие, нельзя от них требовать любви к ближнему. Добротой и мягкостью не сделаешь врага другом, а только увеличишь его притязания. Если бы я не воодушевил людей своим криком, неизвестно, кто бы взял верх арабы или евреи.
- Хорошая рыба, - сказал ибн Масих, - отправляя в рот очередной кусок, мне нравится, что она зажарена до хруста, в иных местах подают разваливающуюся, мне не нравится.
- Это просто, - ответил ибн Абдаллах, - я специально наблюдал, как готовит рыбу моя жена...
- Которая? - поинтересовался ибн Масих.
- Хафса, - ответил ибн Абдаллах, - хотя, нет Савда, точно Савда, она нагревала сковородку, масла поменьше, только чтоб смазать. Кладет рыбу, одну сторону, потом другую. А то, о чем ты говоришь - это получается на медленном огне и при избытке масла. Хафса так готовила, я к ней всегда относился с уважением, но когда она подавала мне приготовленную таким способом рыбу, мне хотелось одеть ей эту сковороду на голову.
- Я к еде вообще то равнодушен, - сказал ибн Масих - мне даже приходилось поститься сорок дней кряду в пустыне, если ты помнишь, конечно, но в этом случае, мне кажется, тебя можно понять. Сначала я подумал, что это чересчур, из-за рыбы, сковородой по голове, но когда я вспоминаю размякшую на сковороде рыбу, я начинаю сомневаться в своей правоте. Хорошо, что у меня жен не было, не знаю, как бы я сам поступил.
В этот момент у стола возник Петр Ключник. И Имран подивился тому, как он прошел мимо него незамеченным. Хозяин подлил вина в обе чаши и сказал:
– Совершенно верно, то, о чем вы говорите. Именно таким способом я научил свою жену жарить рыбу.
Все трое засмеялись.
Я- надеюсь, что ты шутишь,- сказал ибн Масих.
Петр Ключник кивнул, но, как-то неопределенно.
– Позови ее, - приказал ибн Масих.
У стола появилась хозяйка.
Петр смерил ее взглядом, и она отступила на шаг.
– Спасибо тебе милая за рыбу,- сказал ибн Масих,- очень хорошо ты ее зажарила. Верно я говорю, сын Абдаллаха?
– Истину, - отозвался ибн Абдаллах,- прими женщина и мою благодарность.
– На здоровье,- ответила хозяйка,- только моего участия здесь малая толика. Благодарить вот его надо, рыбу то он поймал.
– Достойный ответ,- улыбнулся ибн Масих, затем добавил,- вино тоже отменное.
– Прошлогоднее,- сказал Петр. Про то, что он давил его своими ногами, хозяин, почему то умолчал.
- Дайте воды моему другу,- попросил ибн Масих,- а то он вина не пьет.
На столе появился кувшин с водой и чаша.
- Еще что нибудь, - спросил Петр.
- Нет, спасибо,- ответил ибн Абдаллах.
Петр поклонился, сделал знак хозяйке и вместе с ней исчез.
Ибн Абдаллах налил себе воды, сделал глоток, тут же выплюнул и удивленно сказал:
- Ничего не понимаю, он же мне воды налил, оказалось вино?
Сотрапезник, в этот момент, смотрел куда то в сторону, и вид имел отсутствующий.
Ибн Абдаллах укоризненно посмотрел на него и сказал:
– Твои шуточки.
Ибн Масих спохватился.
- Извини, вдруг почудилось, что я на той свадьбе, где вина не хватило, и мне пришлось воду в вино превратить, чтобы положить начало чудесам. Пей спокойно, - и засмеялся.
Ибн Абдаллах недоверчиво понюхал содержимое чаши и только после этого выпил.
– А разве ты согласен с тем, что приписывают тебе,- спросил он, возвращаясь к прежней теме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
- Я наливаю всего три раза, - пояснил Петр ключник.
- А я сколько раз выпил?
- Два.
- Ну, так наливай последнюю.
- То-то и оно, что она будет последней, - сказал Петр.
Могильным холодом повеяло на Имрана от этих слов, тем не менее, он сказал:
- Лей не жалей.
- На твой счет не было такого распоряжения, - туманно пояснил хозяин, и тут же добавил.
- Кажется, они пришли. Так и есть, ступай.
- Куда ступай, - слабо удивился Имран, но поднялся и вышел из дома. Под виноградным навесом сидели двое мужчин. Имран приблизился к ним настолько, что смог их разглядеть, но дальше, сколько ни пытался, не мог сделать ни шага. Они сидели боком к Имрану: оба были примерно одного роста; один, лет тридцати пяти, худой, изможденного вида с длинными волосами и редкой бородой, в выцветшей хламиде. Второй был постарше, лет шестидесяти, плотного телосложения, с густой бородой и с длинными изрядно поседевшими волосами на голове. Одежда на нем выглядела добротной - полотняная рубаха, шаровары и такой же пояс, на нем была еще чалма, заколотая, каким-то синим камнем, наподобие того, что носил на пальце Ахмад Башир. На столе перед ними стояла глиняная бутыль, лежал хлеб, зажаренная рыба, это был видимо тот самый "усач", которым рыбак обещал его угостить, расхваливая стряпчие достоинства своей некрасивой жены, и которого рыбак придержал для более важных гостей, связка лука и кочан салата. Но обиды Имран почему-то не чувствовал. Он напрягал слух, чтобы услышать хоть одно слово из плавно текущей беседы этих двоих.
- Зря ты ибн Абдаллах, все-таки запретил вино, - говорил худой, разливая вино по чашам.
- Я, ибн Масих, не запрещал вино, - ответил ибн Абдаллах, - я сказал, что всякое опьянение нежелательно.
- Верно, - весело согласился тот, кого назвали ибн Масих, - ты не запретил вино, ты поступил коварнее, ты запретил следствие, к которому может приводить многое. От любви тоже можно опьянеть, знаешь такую песню "я пьян от любви". Как быть тому, кто опьянеет от любви, он, что станет невольным грешником.
- Кто я такой, чтобы запрещать что-либо, - отозвался ибн Абдаллах, пить он не стал, отодвинул от себя чашу, аккуратно отделил кусок рыбы,положил ее на лист салата и стал вынимать из нее кости.
Ибн Масих немедленно, осушил свою чашу, положил перед собой кусок рыбы на лист салата и также стал вынимать из нее кости.
- А как же завет о семи запретах, - напомнил он, - не совершать грехов, не пить вина,и так далее.
- У тебя хорошая память, - отозвался ибн Абдаллах, - у меня тоже, я помню, что это был завет о семи советах.
- Вообще мне эти твои советы, что-то напоминают,- заметил ибн Масих,-ты у меня их позаимствовал.
- Истину нельзя позаимствовать, ибо она принадлежит всем,- парировал ибн Абдаллах, и продолжал, - что же касается запрета, то прежде всего я имел ввиду себя, дословно я сказал следующее, воистину Господь мой сделал для меня запретным вино, игру и рабов. Иногда мне приписывают такие слова, которые порой ставят меня в тупик.
- А как же сила воздействия личного примера,- спросил ибн Масих.
Не обратив внимания на вопрос, ибн Абдаллах продолжал:
– Я, например, никогда не требовал от мусульман убивать иноверцев.
- Что ты говоришь, - с иронией в голосе произнес ибн Масих, - а, что ты кричал в бою с иудеями под Мединой, - напомнить, у меня действительно хорошая память, ты кричал: "убей неверного ".
- Ну, знаешь, во-первых, они нарушили договор, во-вторых, что я должен был кричать, держа в руке меч, это был боевой клич. Когда люди сходятся, держа в руках оружие, нельзя от них требовать любви к ближнему. Добротой и мягкостью не сделаешь врага другом, а только увеличишь его притязания. Если бы я не воодушевил людей своим криком, неизвестно, кто бы взял верх арабы или евреи.
- Хорошая рыба, - сказал ибн Масих, - отправляя в рот очередной кусок, мне нравится, что она зажарена до хруста, в иных местах подают разваливающуюся, мне не нравится.
- Это просто, - ответил ибн Абдаллах, - я специально наблюдал, как готовит рыбу моя жена...
- Которая? - поинтересовался ибн Масих.
- Хафса, - ответил ибн Абдаллах, - хотя, нет Савда, точно Савда, она нагревала сковородку, масла поменьше, только чтоб смазать. Кладет рыбу, одну сторону, потом другую. А то, о чем ты говоришь - это получается на медленном огне и при избытке масла. Хафса так готовила, я к ней всегда относился с уважением, но когда она подавала мне приготовленную таким способом рыбу, мне хотелось одеть ей эту сковороду на голову.
- Я к еде вообще то равнодушен, - сказал ибн Масих - мне даже приходилось поститься сорок дней кряду в пустыне, если ты помнишь, конечно, но в этом случае, мне кажется, тебя можно понять. Сначала я подумал, что это чересчур, из-за рыбы, сковородой по голове, но когда я вспоминаю размякшую на сковороде рыбу, я начинаю сомневаться в своей правоте. Хорошо, что у меня жен не было, не знаю, как бы я сам поступил.
В этот момент у стола возник Петр Ключник. И Имран подивился тому, как он прошел мимо него незамеченным. Хозяин подлил вина в обе чаши и сказал:
– Совершенно верно, то, о чем вы говорите. Именно таким способом я научил свою жену жарить рыбу.
Все трое засмеялись.
Я- надеюсь, что ты шутишь,- сказал ибн Масих.
Петр Ключник кивнул, но, как-то неопределенно.
– Позови ее, - приказал ибн Масих.
У стола появилась хозяйка.
Петр смерил ее взглядом, и она отступила на шаг.
– Спасибо тебе милая за рыбу,- сказал ибн Масих,- очень хорошо ты ее зажарила. Верно я говорю, сын Абдаллаха?
– Истину, - отозвался ибн Абдаллах,- прими женщина и мою благодарность.
– На здоровье,- ответила хозяйка,- только моего участия здесь малая толика. Благодарить вот его надо, рыбу то он поймал.
– Достойный ответ,- улыбнулся ибн Масих, затем добавил,- вино тоже отменное.
– Прошлогоднее,- сказал Петр. Про то, что он давил его своими ногами, хозяин, почему то умолчал.
- Дайте воды моему другу,- попросил ибн Масих,- а то он вина не пьет.
На столе появился кувшин с водой и чаша.
- Еще что нибудь, - спросил Петр.
- Нет, спасибо,- ответил ибн Абдаллах.
Петр поклонился, сделал знак хозяйке и вместе с ней исчез.
Ибн Абдаллах налил себе воды, сделал глоток, тут же выплюнул и удивленно сказал:
- Ничего не понимаю, он же мне воды налил, оказалось вино?
Сотрапезник, в этот момент, смотрел куда то в сторону, и вид имел отсутствующий.
Ибн Абдаллах укоризненно посмотрел на него и сказал:
– Твои шуточки.
Ибн Масих спохватился.
- Извини, вдруг почудилось, что я на той свадьбе, где вина не хватило, и мне пришлось воду в вино превратить, чтобы положить начало чудесам. Пей спокойно, - и засмеялся.
Ибн Абдаллах недоверчиво понюхал содержимое чаши и только после этого выпил.
– А разве ты согласен с тем, что приписывают тебе,- спросил он, возвращаясь к прежней теме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124