Впрочем, оставайтесь здесь, а я поеду ему навстречу.
Генерал не медля более, встал и в сопровождении Имрана вышел из зала. Поглядывая на Абу Абдаллаха, Имран заметил, что тот озабочен. Оседлав коней, они выехали из двора и помчались, огибая медину. Когда поравнялись с гробницей Зауйя Сиди Сахиб эль-Балуй, полководец замедлил ход и спросил:
– Что скажешь, Имран?
Имран пожал плечами и ответил:
– Он меня беспокоит с самого начала.
– В дороге ничего не случилось?
– Нет, но он приказал разорить Сиджильмасу.
– Зачем это? - озадачился Абу Абдаллах.
– Не знаю, он ведет себя не как мессия, а как мстительный человек.
– Но-но, не забывайся.
– По-моему, он обижен тем, что ты не приехал за ним в Сиджильмасу.
– Но я же послал за ним тебя.
Впереди показались стены водохранилища и множество вооруженных людей.
– Который из них? - спросил Абу Абдаллах.
– В белой одежде, на белом коне, - ответил Имран. - Когда он успел переодеться?
Убайдаллах знал толк в эффектах, белые одежды сразу выделили его. Вокруг войска собралась толпа праздного народа, переговариваясь, они глазели на всадника на белом коне.
– Абу, разреши мне уехать домой сейчас? - сказал Имран.
– Что, прямо сейчас? - изумился Абу Абдаллах.
– Почему нет, учитель жив, - резонно заметил Имран. - Вон он, красуется перед тобой.
– Нет, - твердо сказал генерал, - ты мне нужен.
– Но ты же обещал.
– Я помню свои обещания, - сухо сказал Абу Абдаллах, - поговорим позже об этом. Как ты думаешь, что он от меня хочет?
– Почестей, соответствующих его сану.
– Ты знаешь, какие они?
– Откуда мне знать, я же из деревни.
– И как мне теперь быть?
– Скажи, что мессия случается на земле не каждый день, никто не знает, какой прием ему полагается.
Генерал с улыбкой взглянул на Имрана.
– Вот за что я тогда сохранил себе жизнь, за твою непосредственность деревенскую и всегда неожиданное суждение о ситуации.
– Абу, я очень устал, - взмолился Имран. - Еле сижу в седле, разреши мне отдохнуть немного.
– Ладно, езжай, - сказал Абу Абдаллах.
Имран тут же, пока полководец не передумал, поворотил коня и умчался. Генерал остался один, подбирая слова приветствия. Расстояние между ним и махди неумолимо сокращалось. Люди, собравшиеся вокруг, заметили знаменитого полководца, из толпы послышались радостные крики и славословия в его адрес. Генерал подумал, что никогда еще любовь народа к нему не была так неуместна, как в эту минуту. Он с волнением смотрел на человека, ради которого оставил доходную должность мухтасиба в Басре и отправился в неизвестность. Вера в махди окрыляла его все эти годы. Но, несмотря на волнение, он заметил тень недовольства, мелькнувшую на лице махди.
Абу Абдаллах приблизился к Убайдаллаху так, что морды их лошадей соприкоснулись.
– Приветствую тебя, учитель, - сказал полководец. - Я проторил твой путь и рад видеть тебя в добром здравии. Хвала Аллаху!
– Абу Абдаллах, - сказал Убайдаллах, - так, кажется, тебя зовут? Мы довольны тобой и воздадим тебе по заслугам. А теперь громко приветствуй меня, назови махди, склони голову передо мной и встань слева от меня.
– Добро пожаловать, о, Махди, - во всеуслышанье сказал Абу Абдаллах, поклонился и, тронув коня, занял место слева от учителя.
Убайдаллах воздел руки к небу, приподнялся на стременах и закричал громовым голосом:
– Люди, я махди, которого вы ждали, я принес вам справедливость.
Как уже было сказано выше, Убайдаллах знал толк в эффектах. Все это произвело впечатление: загадочное появление на окраине города всадника на белом коне, длительное ожидание, разнотолки, заявление и видимое почтение, проявленное властелином города, сыграли свою роль. Восторженный рев был ему ответом. Убайдаллах сжал колени, и его белая лошадь двинулась вперед. Толпа расступилась перед ним. Генерал подождал немного, затем, оглянувшись и встретившись глазами с командиром отряда, сделал ему знак следовать за собой и после этого тронул своего коня.
Весть о пришествии махди распространилась с необычайной быстротой. На пути следования кортежа сбегались толпы людей. Но наряду с приветствиями махди также славили и Абу Абдаллаха.
– Да ты просто народный герой, - заметил Убайдаллах. - Посмотри, как они тебя любят.
– Мой господин, все, что я сделал, я сделал с твоим именем на устах, почтительно сказал полководец.
Особенно много людей собралось у мечети Сиди Окба. Генералу пришлось даже пустить вперед солдат, чтобы расчистить путь.
– А скажи мне, какой ступени ты достиг в иерархии нашего ордена? спросил Убайдаллах.
– Я так и остался миссионером низшего звена, - с улыбкой сказал Абу Абдаллах.
– С кем из наших людей ты общаешься?
– Я думал, что в этом уже нет необходимости.
– Ты заблуждаешься. Военные успехи вскружили тебе голову, и ты забыл о дисциплине.
Генерал промолчал.
– Надо послать за моим племянником в Саламию.
– Хорошо, я пошлю, - сказал Абу Абдаллах.
Имран, отпущенный полководцем, направился к мечети Трех Дверей и, ориентируясь от нее, нашел улицу, которая привела его к лавке, торгующей птичьими клетками. Клетки были разной величины, на любой вкус и очень красивые. Он осмотрел все, любуясь ими, слушая объяснения хозяина и согласно кивая ему.
Клетку он хотел купить для детей, которых в скором времени надеялся увидеть. Но в последний момент все же передумал, не купил. Пусть Абу сначала отпустит его, а купить он всегда успеет. Короче говоря, из суеверия, он не купил подарок, отстранил назойливого продавца, который, увидев, что покупатель уходит, тут же снизил цену вдвое и вышел из лавки. Напротив была мастерская оружейника. Имран вошел и потрогал выставленные клинки. Следующей в ряду была лавка по продаже ковров. Его усадили на табурет, подали китайского чаю и принялись расстилать перед ним ковры один за другим. Затем Имран забрел в лавку, где продавались поделки из оникса, пестрого и полосатого; шахматы, подносы, чаши, рукоятки мечей и ножей. Имран приглядел поднос для жены, но покупать не стал, отложив до отъезда. Думая о ней же, в соседней лавке он долго перебирал тонкие шерстяные ткани из Тинниса, Дамиетта, Шата и Дабика. Так он бродил, переходя из одной улочки в другую, влекомый неясным чувством, заглядывая в торговые лавки и мастерские ремесленников, пока не наткнулся на хаммам. Он вошел вовнутрь, выслушав приветствие каййима, разделся и отдался во власть хаммами, который уложив его на каменную плиту, облитую горячей водой, взбил в шайке пену и принялся намыливать, растирать и массировать его. Ощутив неземное блаженство после лишений многодневного путешествия, Имран вдруг вспомнил, как кричала за дверью рабыня, с которой махди остался наедине, покинув камеру. Но это не был крик боли или страха, в крике женщины было сладострастие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Генерал не медля более, встал и в сопровождении Имрана вышел из зала. Поглядывая на Абу Абдаллаха, Имран заметил, что тот озабочен. Оседлав коней, они выехали из двора и помчались, огибая медину. Когда поравнялись с гробницей Зауйя Сиди Сахиб эль-Балуй, полководец замедлил ход и спросил:
– Что скажешь, Имран?
Имран пожал плечами и ответил:
– Он меня беспокоит с самого начала.
– В дороге ничего не случилось?
– Нет, но он приказал разорить Сиджильмасу.
– Зачем это? - озадачился Абу Абдаллах.
– Не знаю, он ведет себя не как мессия, а как мстительный человек.
– Но-но, не забывайся.
– По-моему, он обижен тем, что ты не приехал за ним в Сиджильмасу.
– Но я же послал за ним тебя.
Впереди показались стены водохранилища и множество вооруженных людей.
– Который из них? - спросил Абу Абдаллах.
– В белой одежде, на белом коне, - ответил Имран. - Когда он успел переодеться?
Убайдаллах знал толк в эффектах, белые одежды сразу выделили его. Вокруг войска собралась толпа праздного народа, переговариваясь, они глазели на всадника на белом коне.
– Абу, разреши мне уехать домой сейчас? - сказал Имран.
– Что, прямо сейчас? - изумился Абу Абдаллах.
– Почему нет, учитель жив, - резонно заметил Имран. - Вон он, красуется перед тобой.
– Нет, - твердо сказал генерал, - ты мне нужен.
– Но ты же обещал.
– Я помню свои обещания, - сухо сказал Абу Абдаллах, - поговорим позже об этом. Как ты думаешь, что он от меня хочет?
– Почестей, соответствующих его сану.
– Ты знаешь, какие они?
– Откуда мне знать, я же из деревни.
– И как мне теперь быть?
– Скажи, что мессия случается на земле не каждый день, никто не знает, какой прием ему полагается.
Генерал с улыбкой взглянул на Имрана.
– Вот за что я тогда сохранил себе жизнь, за твою непосредственность деревенскую и всегда неожиданное суждение о ситуации.
– Абу, я очень устал, - взмолился Имран. - Еле сижу в седле, разреши мне отдохнуть немного.
– Ладно, езжай, - сказал Абу Абдаллах.
Имран тут же, пока полководец не передумал, поворотил коня и умчался. Генерал остался один, подбирая слова приветствия. Расстояние между ним и махди неумолимо сокращалось. Люди, собравшиеся вокруг, заметили знаменитого полководца, из толпы послышались радостные крики и славословия в его адрес. Генерал подумал, что никогда еще любовь народа к нему не была так неуместна, как в эту минуту. Он с волнением смотрел на человека, ради которого оставил доходную должность мухтасиба в Басре и отправился в неизвестность. Вера в махди окрыляла его все эти годы. Но, несмотря на волнение, он заметил тень недовольства, мелькнувшую на лице махди.
Абу Абдаллах приблизился к Убайдаллаху так, что морды их лошадей соприкоснулись.
– Приветствую тебя, учитель, - сказал полководец. - Я проторил твой путь и рад видеть тебя в добром здравии. Хвала Аллаху!
– Абу Абдаллах, - сказал Убайдаллах, - так, кажется, тебя зовут? Мы довольны тобой и воздадим тебе по заслугам. А теперь громко приветствуй меня, назови махди, склони голову передо мной и встань слева от меня.
– Добро пожаловать, о, Махди, - во всеуслышанье сказал Абу Абдаллах, поклонился и, тронув коня, занял место слева от учителя.
Убайдаллах воздел руки к небу, приподнялся на стременах и закричал громовым голосом:
– Люди, я махди, которого вы ждали, я принес вам справедливость.
Как уже было сказано выше, Убайдаллах знал толк в эффектах. Все это произвело впечатление: загадочное появление на окраине города всадника на белом коне, длительное ожидание, разнотолки, заявление и видимое почтение, проявленное властелином города, сыграли свою роль. Восторженный рев был ему ответом. Убайдаллах сжал колени, и его белая лошадь двинулась вперед. Толпа расступилась перед ним. Генерал подождал немного, затем, оглянувшись и встретившись глазами с командиром отряда, сделал ему знак следовать за собой и после этого тронул своего коня.
Весть о пришествии махди распространилась с необычайной быстротой. На пути следования кортежа сбегались толпы людей. Но наряду с приветствиями махди также славили и Абу Абдаллаха.
– Да ты просто народный герой, - заметил Убайдаллах. - Посмотри, как они тебя любят.
– Мой господин, все, что я сделал, я сделал с твоим именем на устах, почтительно сказал полководец.
Особенно много людей собралось у мечети Сиди Окба. Генералу пришлось даже пустить вперед солдат, чтобы расчистить путь.
– А скажи мне, какой ступени ты достиг в иерархии нашего ордена? спросил Убайдаллах.
– Я так и остался миссионером низшего звена, - с улыбкой сказал Абу Абдаллах.
– С кем из наших людей ты общаешься?
– Я думал, что в этом уже нет необходимости.
– Ты заблуждаешься. Военные успехи вскружили тебе голову, и ты забыл о дисциплине.
Генерал промолчал.
– Надо послать за моим племянником в Саламию.
– Хорошо, я пошлю, - сказал Абу Абдаллах.
Имран, отпущенный полководцем, направился к мечети Трех Дверей и, ориентируясь от нее, нашел улицу, которая привела его к лавке, торгующей птичьими клетками. Клетки были разной величины, на любой вкус и очень красивые. Он осмотрел все, любуясь ими, слушая объяснения хозяина и согласно кивая ему.
Клетку он хотел купить для детей, которых в скором времени надеялся увидеть. Но в последний момент все же передумал, не купил. Пусть Абу сначала отпустит его, а купить он всегда успеет. Короче говоря, из суеверия, он не купил подарок, отстранил назойливого продавца, который, увидев, что покупатель уходит, тут же снизил цену вдвое и вышел из лавки. Напротив была мастерская оружейника. Имран вошел и потрогал выставленные клинки. Следующей в ряду была лавка по продаже ковров. Его усадили на табурет, подали китайского чаю и принялись расстилать перед ним ковры один за другим. Затем Имран забрел в лавку, где продавались поделки из оникса, пестрого и полосатого; шахматы, подносы, чаши, рукоятки мечей и ножей. Имран приглядел поднос для жены, но покупать не стал, отложив до отъезда. Думая о ней же, в соседней лавке он долго перебирал тонкие шерстяные ткани из Тинниса, Дамиетта, Шата и Дабика. Так он бродил, переходя из одной улочки в другую, влекомый неясным чувством, заглядывая в торговые лавки и мастерские ремесленников, пока не наткнулся на хаммам. Он вошел вовнутрь, выслушав приветствие каййима, разделся и отдался во власть хаммами, который уложив его на каменную плиту, облитую горячей водой, взбил в шайке пену и принялся намыливать, растирать и массировать его. Ощутив неземное блаженство после лишений многодневного путешествия, Имран вдруг вспомнил, как кричала за дверью рабыня, с которой махди остался наедине, покинув камеру. Но это не был крик боли или страха, в крике женщины было сладострастие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124