Ни та, ни другая, никогда не были замечены им в религиозном рвении. Он думал об этом и о том, какие неприятности сулит ему этот женский союз.
Смешно, читатель, не правда ли, - человек, стоя одной ногой в могиле думает о женской ревности.
Он думал об этом полночи, до тех пор, пока надзиратель, он же Ахмад Башир не открыл дверь и не сказал: "пора".
Ахмад Башир извлек из одежды два кинжала, один протянул узнику со словами: "Убей любого, кто помешает нам выйти отсюда.
Как осторожный человек, Ахмад Башир, допускал возможность возникновения непредвиденных ситуаций. И он был прав, как никогда, ибо вероятность неудачи, всегда выше, чем вероятность удачи.
Аксиома.
В конце коридора они встретили группу вооруженных людей, числом в шесть человек. Из-за их спин выглядывал начальник тюрьмы. Не помня себя от ярости, Ахмад Башир извлек из-за пояса еще один небольшой кинжал, и метнул его в предателя. Промахнулся.
К счастью.
Потому что, начальник не нарушил договоренность. Он собирался лечь спать, когда к нему явился офицер -дейлемит, с предписанием без промедления доставить лже-махди в Багдад для показательной казни. Начальник был вынужден подчиниться. И, (автор знает), он даже испытывал угрызения совести, ибо человеком был порядочным, но, если быть точным, он еще испытывал облегчение, так как полученное предписание освобождало его от необходимости совершить должностное преступление.
Промахнувшись, Ахмад Башир испустил замысловатое и очень грязное ругательство, в котором недвусмысленно отозвался о матерях и женах противника. Имран толкнул его в бок и сказал: "возьми себя в руки, здесь наши шансы равны, и постарайся отнять у кого нибудь саблю, вперед". Дока в батальных сражениях, он знал, что в узком коридоре численный перевес не имеет большого значения, а длинные армейские сабли только мешают.
–Поучи меня, щенок, - огрызнулся Ахмад Башир
Офицер произнес фразу, прозвучавшую в стенах тюрьмы очень смешно. Он сказал:
- Стойте, вы арестованы.
Ахмад Башир повторил свое ругательство, прибавив к нему еще и отцов противника. Один из солдат, видимо самый обидчивый сделал выпад, который Имран успешно отразил. Отбив саблю кинжалом, он, сделав шаг вперед, схватил левой рукой солдата за запястье, а правой рукой всадил ему кинжал в грудь. То, что происходило дальше, рука романиста описать не в силах. Можем только отметить, что из звуков в коридоре преобладали: металлический лязг и яростные возгласы. Имран сражался, как лев и уж если мы взяли примером представителя фауны, то Ахмад Башира было бы уместно сравниться с медведем. Он все- таки последовал совету Имрана и отнял саблю у ближайшего солдата, правда, ценой потери двух своих пальцев. В этой схватке они одержали победу, правда, безрезультатную. Оставшиеся в живых офицер и начальник тюрьмы отступили за решетку, преграждающую коридор и успели ее запереть, отрезав нашим героям, путь к спасению. Четверо дейлемитов лежали бездыханные в луже крови. Ахмад Башир вновь произнес непристойное слово, означающее одновременно, что все кончено и кончено плохо.
Он бросил на каменный пол скользкий от крови кинжал. Оторвал от рубахи полоску ткани и стал перевязывать руку, останавливая кровь.
– Что-то сегодня ты особенно сквернословишь, - тяжело дыша, сказал Имран.
Он был весь залит кровью от множества порезов.
- Наверное, сейчас все заживет, как на собаке, - завистливо сказал Ахмад Башир.
Послышался топот ног и новые голоса. Ахмад Башир посмотрел в сторону решетки. Начальник тюрьмы пытался незаметно для других, делать ему какие-то знаки. Сзади него показался отряд вооруженных людей. Это была поднятая по тревоге караульная команда.
- Пора бы уже им, - тревожно сказала Фарида, она не находила себе места от волнения, ходила по комнате, то и дело подходя к двери, выходящей на улицу и прислушивалась к звукам
- Хватит уже тебе, - раздраженно сказала Анна, - и ходит и ходит, голова кружится. Ахмад Башир сказал, что если получится, то они придут на рассвете.
- Получится, а если не получится?
Фарида не могла справиться с собой, ее бил нервный озноб. Она вышла во внутренний двор и, поглядев на небо, воскликнула:
- Это что, не рассвет по твоему, звезд почти не видно.
- Рассвет, это когда солнце встает, - пыталась успокоить ее Анна.
- Много ты понимаешь, - огрызнулась Фарида, - рассвет, - это когда светает, светло становится, понимаешь?
Анна пожала плечами.
- Дура, я дура, - горестно сказала Фарида, - Ну придет он, и что. Какими глазами он на меня будет смотреть, что у него за это время любви прибавилось ко мне? Сколько лет я его ждала.
- Ты так говоришь, как будто у тебя был выбор.
Анну с детства отличала любовь к истине.
- А что ты думаешь, был, - вызывающе сказала Фарида, - староста нашей деревни, между прочим, всегда ко мне подкатывался.
- А ты что же?
- Я замужняя женщина, - холодно сказала Фарида, - у нас говорят, что второй раз замужнюю женщину может обнять только могила. Скажи лучше, чьего ребенка ты носишь?
- Нет, ты действительно дура, - в сердцах сказала Анна, - я тебе уже сто раз говорила, что это ребенок Абу-л-Хасана.
- Сама дура, - беззлобно сказала Фарида.
Она подошла к Анне, заглянула ей в глаза, и неожиданно сказала:
- Может быть, я и дура, но если удастся спасти Имрана, я буду рада видеть тебя в качестве его второй жены.
У Анны слезы навернулись на глаза, она спросила:
- А этот ребенок?
- Вырастим.
Анна тяжело вздохнула.
- У нас не принято многоженство.
- Какая же ты неблагодарная, - рассердилась Фарида, - ты, что же хочешь, чтобы я ушла, оставила его тебе и не мешала вам.
- Прости меня, - сказала Анна, - я не могу сейчас об этом думать, конечно, ты права.
- Так ты согласна? Мне бы хотелось иметь определенность до того, как он появится здесь.
- Кто-то идет, - вместо ответа сказала Анна.
Обе прислушались. Шаги, кашель. Появился старик, хозяин дома.
- В тюрьме шум, - сказал он, - полиция окружила тюрьму. Боюсь, что дело неладно.
Через три дня, когда женщины совсем потеряли надежду, в дверь постучал человек и передал записку из тюрьмы.
Анна, с трудом разбирая неровный почерк Ахмад Башира, прочитала следующее:
"... Дело не выгорело, а точнее дело дрянь. В последний момент мы попались, но нас никто не предал, стечение обстоятельств. Нас отправляют в Багдад. Имрана, как пророка, а меня как сообщника. Пророк, кстати, меня очень беспокоит. Его раны почему-то перестали заживать, вернее заживают, но так же, как у меня, медленно. Еще меня беспокоит его голова, точнее разум. Он недавно сказал мне, что бывал в местах, где деревья не отбрасывают тени. Торопитесь в Багдад и действуйте через, сами знаете кого".
Закончив чтение, Анна озабоченно спросила у Фариды:
- Какие раны, что он имеет в виду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Смешно, читатель, не правда ли, - человек, стоя одной ногой в могиле думает о женской ревности.
Он думал об этом полночи, до тех пор, пока надзиратель, он же Ахмад Башир не открыл дверь и не сказал: "пора".
Ахмад Башир извлек из одежды два кинжала, один протянул узнику со словами: "Убей любого, кто помешает нам выйти отсюда.
Как осторожный человек, Ахмад Башир, допускал возможность возникновения непредвиденных ситуаций. И он был прав, как никогда, ибо вероятность неудачи, всегда выше, чем вероятность удачи.
Аксиома.
В конце коридора они встретили группу вооруженных людей, числом в шесть человек. Из-за их спин выглядывал начальник тюрьмы. Не помня себя от ярости, Ахмад Башир извлек из-за пояса еще один небольшой кинжал, и метнул его в предателя. Промахнулся.
К счастью.
Потому что, начальник не нарушил договоренность. Он собирался лечь спать, когда к нему явился офицер -дейлемит, с предписанием без промедления доставить лже-махди в Багдад для показательной казни. Начальник был вынужден подчиниться. И, (автор знает), он даже испытывал угрызения совести, ибо человеком был порядочным, но, если быть точным, он еще испытывал облегчение, так как полученное предписание освобождало его от необходимости совершить должностное преступление.
Промахнувшись, Ахмад Башир испустил замысловатое и очень грязное ругательство, в котором недвусмысленно отозвался о матерях и женах противника. Имран толкнул его в бок и сказал: "возьми себя в руки, здесь наши шансы равны, и постарайся отнять у кого нибудь саблю, вперед". Дока в батальных сражениях, он знал, что в узком коридоре численный перевес не имеет большого значения, а длинные армейские сабли только мешают.
–Поучи меня, щенок, - огрызнулся Ахмад Башир
Офицер произнес фразу, прозвучавшую в стенах тюрьмы очень смешно. Он сказал:
- Стойте, вы арестованы.
Ахмад Башир повторил свое ругательство, прибавив к нему еще и отцов противника. Один из солдат, видимо самый обидчивый сделал выпад, который Имран успешно отразил. Отбив саблю кинжалом, он, сделав шаг вперед, схватил левой рукой солдата за запястье, а правой рукой всадил ему кинжал в грудь. То, что происходило дальше, рука романиста описать не в силах. Можем только отметить, что из звуков в коридоре преобладали: металлический лязг и яростные возгласы. Имран сражался, как лев и уж если мы взяли примером представителя фауны, то Ахмад Башира было бы уместно сравниться с медведем. Он все- таки последовал совету Имрана и отнял саблю у ближайшего солдата, правда, ценой потери двух своих пальцев. В этой схватке они одержали победу, правда, безрезультатную. Оставшиеся в живых офицер и начальник тюрьмы отступили за решетку, преграждающую коридор и успели ее запереть, отрезав нашим героям, путь к спасению. Четверо дейлемитов лежали бездыханные в луже крови. Ахмад Башир вновь произнес непристойное слово, означающее одновременно, что все кончено и кончено плохо.
Он бросил на каменный пол скользкий от крови кинжал. Оторвал от рубахи полоску ткани и стал перевязывать руку, останавливая кровь.
– Что-то сегодня ты особенно сквернословишь, - тяжело дыша, сказал Имран.
Он был весь залит кровью от множества порезов.
- Наверное, сейчас все заживет, как на собаке, - завистливо сказал Ахмад Башир.
Послышался топот ног и новые голоса. Ахмад Башир посмотрел в сторону решетки. Начальник тюрьмы пытался незаметно для других, делать ему какие-то знаки. Сзади него показался отряд вооруженных людей. Это была поднятая по тревоге караульная команда.
- Пора бы уже им, - тревожно сказала Фарида, она не находила себе места от волнения, ходила по комнате, то и дело подходя к двери, выходящей на улицу и прислушивалась к звукам
- Хватит уже тебе, - раздраженно сказала Анна, - и ходит и ходит, голова кружится. Ахмад Башир сказал, что если получится, то они придут на рассвете.
- Получится, а если не получится?
Фарида не могла справиться с собой, ее бил нервный озноб. Она вышла во внутренний двор и, поглядев на небо, воскликнула:
- Это что, не рассвет по твоему, звезд почти не видно.
- Рассвет, это когда солнце встает, - пыталась успокоить ее Анна.
- Много ты понимаешь, - огрызнулась Фарида, - рассвет, - это когда светает, светло становится, понимаешь?
Анна пожала плечами.
- Дура, я дура, - горестно сказала Фарида, - Ну придет он, и что. Какими глазами он на меня будет смотреть, что у него за это время любви прибавилось ко мне? Сколько лет я его ждала.
- Ты так говоришь, как будто у тебя был выбор.
Анну с детства отличала любовь к истине.
- А что ты думаешь, был, - вызывающе сказала Фарида, - староста нашей деревни, между прочим, всегда ко мне подкатывался.
- А ты что же?
- Я замужняя женщина, - холодно сказала Фарида, - у нас говорят, что второй раз замужнюю женщину может обнять только могила. Скажи лучше, чьего ребенка ты носишь?
- Нет, ты действительно дура, - в сердцах сказала Анна, - я тебе уже сто раз говорила, что это ребенок Абу-л-Хасана.
- Сама дура, - беззлобно сказала Фарида.
Она подошла к Анне, заглянула ей в глаза, и неожиданно сказала:
- Может быть, я и дура, но если удастся спасти Имрана, я буду рада видеть тебя в качестве его второй жены.
У Анны слезы навернулись на глаза, она спросила:
- А этот ребенок?
- Вырастим.
Анна тяжело вздохнула.
- У нас не принято многоженство.
- Какая же ты неблагодарная, - рассердилась Фарида, - ты, что же хочешь, чтобы я ушла, оставила его тебе и не мешала вам.
- Прости меня, - сказала Анна, - я не могу сейчас об этом думать, конечно, ты права.
- Так ты согласна? Мне бы хотелось иметь определенность до того, как он появится здесь.
- Кто-то идет, - вместо ответа сказала Анна.
Обе прислушались. Шаги, кашель. Появился старик, хозяин дома.
- В тюрьме шум, - сказал он, - полиция окружила тюрьму. Боюсь, что дело неладно.
Через три дня, когда женщины совсем потеряли надежду, в дверь постучал человек и передал записку из тюрьмы.
Анна, с трудом разбирая неровный почерк Ахмад Башира, прочитала следующее:
"... Дело не выгорело, а точнее дело дрянь. В последний момент мы попались, но нас никто не предал, стечение обстоятельств. Нас отправляют в Багдад. Имрана, как пророка, а меня как сообщника. Пророк, кстати, меня очень беспокоит. Его раны почему-то перестали заживать, вернее заживают, но так же, как у меня, медленно. Еще меня беспокоит его голова, точнее разум. Он недавно сказал мне, что бывал в местах, где деревья не отбрасывают тени. Торопитесь в Багдад и действуйте через, сами знаете кого".
Закончив чтение, Анна озабоченно спросила у Фариды:
- Какие раны, что он имеет в виду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124