Есть вилы, а сгружать руками, где это видано?
– Там, под сеном, человек лежит.
– Какой еще человек? – удивилась Нюрка.
– Обыкновенный…
Отец и дочь стали скидывать село.
Хасан наконец увидел над собой небо, но это продолжалось только мгновение. Открыв глаза раньше времени, он засорил их.
– Беги в сарай, – сказал Федор, а сам повернулся к воротам: нет ли прохожих. Хасан кубарем скатился с телеги, прикрывая ладонью глаза.
– Глаза засорил, – сказал он виновато уже в сарае.
– Дочка, ну-ка глянь, что там у него. Ты зорче будешь, чем я.
Прохладные мягкие пальцы раздвинули веки Хасану, и он увидел Нюрку совсем близко, увидел тронутое желтизной лицо. Вмиг вспомнился день, как он, продав в Моздоке дрова, на пути домой хотел поделиться с Нюркой деньгами, вырученными за коня Фрола. Тогда Нюрка тоже стояла перед ним совсем близко, как сейчас, только лицо у нее в ту пору было бело-розовое.
Кончиком головного платка она стала прочищать Хасану глаза – один, потом другой.
– Узнаешь его? – спросил наконец Федор.
Нюрка пристально всмотрелась в Хасана и, может, чтобы получше разглядеть, слегка даже откинулась назад, но, видно, так и не признала. Обернувшись к отцу, она отрицательно покачала головой.
– Получше посмотри, – улыбнулся Федор.
Нюрка еще раз пробежала взглядом по лицу Хасана.
– Не знаю я его. Чего в загадки играешь? Скажи лучше, кто он.
– Помнишь, ты однажды водила двух парней к Фролу на уборку хлеба? Двух ингушей?
– А-а, теперь узнаю! – вскричала Нюрка, чуть не подпрыгнув на месте.
– Ну, поторапливайся, – переменил разговор отец. – Не время сейчас охи-ахи разводить.
Хасану в эту минуту действительно показалось, что она девочка. Босоногая девочка, как и много лет назад. Синие глаза ее горели, как и тогда.
– Так нежданно-негаданно свалился с неба! Разве узнаешь? – приговаривала Нюрка, улыбаясь.
Но лицо ее удивительно быстро изменилось. Помрачнело и погрустнело. Глаза, которые минуту назад были как ясное небо, стали похожи на серые дождевые тучи.
– Ты как сюда попал? Опасно ведь?
И Хасану показалось, что в ее грустных глазах загорелись искорки тревоги за него.
– Ничего, что опасно! – махнул он рукой.
– «Ничего»! Здесь убивают. Как узнают, что из ваших, сразу… Вчера я ходила за водой, сама видела, как у Терека одного саблями зарубили. А он, бедный, закрывался руками, наверно, просил не убивать. Большую вражду они с вами затеяли.
Хасан обратил внимание, что себя Нюрка от тех, кого называла она, отделяла. А Федор ведь говорил, что муж за Рымарем и офицерами пошел.
И, как бы подтверждая отцов рассказ о зяте, Нюрка добавила:
– Мой и то совсем покой потерял. Ждет не дождется, когда война с вами начнется.
– Чего же он коня своего не кормит? – сердито бросил Федор. – Как же воевать-то без коня! Ваша кляча и до Терека не дотянет. Небось надеется разжиться добрым конем у ингушей?
Нюрка сделала вид, что не слышит отца, повернулась и, выйдя из сарая, пошла к дому.
– Идемте в тепло, чего мы тут зябнем, – предложила она.
Федор направился к телеге, а в это время в воротах вдруг показался человек. «Не муж ли?» – подумал Хасан. Рука невольно потянулась к карману, где лежал револьвер.
– Вот еще один вояка идет, – сказал с издевкой Федор. – Тоже, наверно, готовится к войне, хотя только что с одной вернулся.
Федор косо глянул на дочь и добавил:
– Деверь твой идет!
– Сама вижу!
Хасан уже не слышал их. Его удивленные глаза впились в приближающегося человека.
«Не может быть, – говорил про себя Хасан. – Неужели это он? Тот же нос с горбинкой, и лицо, и чуб».
– Убираться нам надо, – сказал Федор, – влезай скорее на телегу.
Хасан стоял на месте, словно и не слышал Федора. Тот, что пришел, не доходя пяти-шести шагов, тоже вдруг остановился как вкопанный, будто чего-то испугался.
– Это на самом деле ты или мне только кажется? – спросил он, чуть придя в себя.
– Не кажется, Митя! Это я!
Они кинулись друг к другу, крепко пожали руки, а сами глядели один на другого, не веря глазам. Особенно был ошарашен Митя.
– А я-то ведь сообщил всем, что тебя убили, – сказал он.
– Знаю.
Федор и Нюрка удивленно смотрели на обоих парней и ничего не понимали.
– Как же ты сумел уйти от них? – нетерпеливо спрашивал Митя.
– Очень просто. Видно, не суждено мне было в тот раз умереть.
– Расскажи, как все произошло?
– Потом, – махнул рукой Хасан.
– Заходите в дом. Там и наговоритесь, – предложила Нюрка.
Ей и самой не терпелось узнать, о чем это они говорят и откуда Хасан знает ее деверя.
– В этом доме не больно-то наговоришься. Не дай бог, хозяин явится, – предостерег Федор.
Митя тоже с тревогой глянул на Хасана. Кто-кто, а он-то знал, что грозит его приятелю в этих местах. Похлеще, чем на войне. Митя лихорадочно соображал, что делать.
– Пожалуй, тебе сейчас лучше здесь побыть, – сказал он наконец, глядя на Хасана. – За эти дни, может, все успокоится. Сейчас все дороги перекрыты и каждого путника видать как на ладони…
Хасану делать было нечего. Он только согласно кивал.
Вскоре Федор уехал. Недолго задержался и Митя. Спросил только у Нюрки о брате, и вместе с Хасаном они пошли со двора. Как Нюрка ни уговаривала их перекусить, задерживаться не стали.
Ветхий Митин домик был поблизости, через пять-шесть дворов. Родители Мити очень старые, под стать своему дому. Сын познакомил с ними товарища. Сказал, что это тот самый, про которого он им рассказывал, считая его убитым.
– Теперь будет долго жить, – сказал старик. – Так завсегда, коли пройдет слух, что человека убили, а он – вот он, явился, значит, век его будет долог.
Старушка перекрестилась, что-то при этом про себя прошептала и вышла.
Через минуту она вернулась, неся в руках три яйца.
– Вот это ты хорошо придумала, мама, спасибо, – обрадовался Митя.
– А как же? Он ведь с дороги, есть небось хочет. Сварить али, может, поджарить? – спросила старушка, глядя на Хасана. – Жира у меня, жаль, пет подходящего. Только свиное сало.
Хасан замотал головой.
– Не насилуйте парня, – сказал старик, – у каждого народа свои обычаи, нельзя так нельзя. Некоторые, например, едят конину, а я, убей меня, и куска ее в рот не возьму. Хотя знаю, что конь куда чище свиньи. Траву да овес ест, не то что всякую грязь…
Старику не ответили. Каждый был занят своим. Старуха у печки копошилась, а Митя с Хасаном повели разговор о том, как и что было.
– Поезд пошел не через Моздок, – рассказывал Митя. – Ехали через Беслан. В Гудермесе я сошел – и сюда. На пути в Назрани мы долго стояли. Там я и сказал о тебе… Очень расспрашивали в Назрани про тех двух ингушей, которых увели вместе с тобой. Откуда да какие из себя…
Старик стал прислушиваться к их беседе. Он сам в былые годы не раз попадал в передряги, а потому любил погутарить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
– Там, под сеном, человек лежит.
– Какой еще человек? – удивилась Нюрка.
– Обыкновенный…
Отец и дочь стали скидывать село.
Хасан наконец увидел над собой небо, но это продолжалось только мгновение. Открыв глаза раньше времени, он засорил их.
– Беги в сарай, – сказал Федор, а сам повернулся к воротам: нет ли прохожих. Хасан кубарем скатился с телеги, прикрывая ладонью глаза.
– Глаза засорил, – сказал он виновато уже в сарае.
– Дочка, ну-ка глянь, что там у него. Ты зорче будешь, чем я.
Прохладные мягкие пальцы раздвинули веки Хасану, и он увидел Нюрку совсем близко, увидел тронутое желтизной лицо. Вмиг вспомнился день, как он, продав в Моздоке дрова, на пути домой хотел поделиться с Нюркой деньгами, вырученными за коня Фрола. Тогда Нюрка тоже стояла перед ним совсем близко, как сейчас, только лицо у нее в ту пору было бело-розовое.
Кончиком головного платка она стала прочищать Хасану глаза – один, потом другой.
– Узнаешь его? – спросил наконец Федор.
Нюрка пристально всмотрелась в Хасана и, может, чтобы получше разглядеть, слегка даже откинулась назад, но, видно, так и не признала. Обернувшись к отцу, она отрицательно покачала головой.
– Получше посмотри, – улыбнулся Федор.
Нюрка еще раз пробежала взглядом по лицу Хасана.
– Не знаю я его. Чего в загадки играешь? Скажи лучше, кто он.
– Помнишь, ты однажды водила двух парней к Фролу на уборку хлеба? Двух ингушей?
– А-а, теперь узнаю! – вскричала Нюрка, чуть не подпрыгнув на месте.
– Ну, поторапливайся, – переменил разговор отец. – Не время сейчас охи-ахи разводить.
Хасану в эту минуту действительно показалось, что она девочка. Босоногая девочка, как и много лет назад. Синие глаза ее горели, как и тогда.
– Так нежданно-негаданно свалился с неба! Разве узнаешь? – приговаривала Нюрка, улыбаясь.
Но лицо ее удивительно быстро изменилось. Помрачнело и погрустнело. Глаза, которые минуту назад были как ясное небо, стали похожи на серые дождевые тучи.
– Ты как сюда попал? Опасно ведь?
И Хасану показалось, что в ее грустных глазах загорелись искорки тревоги за него.
– Ничего, что опасно! – махнул он рукой.
– «Ничего»! Здесь убивают. Как узнают, что из ваших, сразу… Вчера я ходила за водой, сама видела, как у Терека одного саблями зарубили. А он, бедный, закрывался руками, наверно, просил не убивать. Большую вражду они с вами затеяли.
Хасан обратил внимание, что себя Нюрка от тех, кого называла она, отделяла. А Федор ведь говорил, что муж за Рымарем и офицерами пошел.
И, как бы подтверждая отцов рассказ о зяте, Нюрка добавила:
– Мой и то совсем покой потерял. Ждет не дождется, когда война с вами начнется.
– Чего же он коня своего не кормит? – сердито бросил Федор. – Как же воевать-то без коня! Ваша кляча и до Терека не дотянет. Небось надеется разжиться добрым конем у ингушей?
Нюрка сделала вид, что не слышит отца, повернулась и, выйдя из сарая, пошла к дому.
– Идемте в тепло, чего мы тут зябнем, – предложила она.
Федор направился к телеге, а в это время в воротах вдруг показался человек. «Не муж ли?» – подумал Хасан. Рука невольно потянулась к карману, где лежал револьвер.
– Вот еще один вояка идет, – сказал с издевкой Федор. – Тоже, наверно, готовится к войне, хотя только что с одной вернулся.
Федор косо глянул на дочь и добавил:
– Деверь твой идет!
– Сама вижу!
Хасан уже не слышал их. Его удивленные глаза впились в приближающегося человека.
«Не может быть, – говорил про себя Хасан. – Неужели это он? Тот же нос с горбинкой, и лицо, и чуб».
– Убираться нам надо, – сказал Федор, – влезай скорее на телегу.
Хасан стоял на месте, словно и не слышал Федора. Тот, что пришел, не доходя пяти-шести шагов, тоже вдруг остановился как вкопанный, будто чего-то испугался.
– Это на самом деле ты или мне только кажется? – спросил он, чуть придя в себя.
– Не кажется, Митя! Это я!
Они кинулись друг к другу, крепко пожали руки, а сами глядели один на другого, не веря глазам. Особенно был ошарашен Митя.
– А я-то ведь сообщил всем, что тебя убили, – сказал он.
– Знаю.
Федор и Нюрка удивленно смотрели на обоих парней и ничего не понимали.
– Как же ты сумел уйти от них? – нетерпеливо спрашивал Митя.
– Очень просто. Видно, не суждено мне было в тот раз умереть.
– Расскажи, как все произошло?
– Потом, – махнул рукой Хасан.
– Заходите в дом. Там и наговоритесь, – предложила Нюрка.
Ей и самой не терпелось узнать, о чем это они говорят и откуда Хасан знает ее деверя.
– В этом доме не больно-то наговоришься. Не дай бог, хозяин явится, – предостерег Федор.
Митя тоже с тревогой глянул на Хасана. Кто-кто, а он-то знал, что грозит его приятелю в этих местах. Похлеще, чем на войне. Митя лихорадочно соображал, что делать.
– Пожалуй, тебе сейчас лучше здесь побыть, – сказал он наконец, глядя на Хасана. – За эти дни, может, все успокоится. Сейчас все дороги перекрыты и каждого путника видать как на ладони…
Хасану делать было нечего. Он только согласно кивал.
Вскоре Федор уехал. Недолго задержался и Митя. Спросил только у Нюрки о брате, и вместе с Хасаном они пошли со двора. Как Нюрка ни уговаривала их перекусить, задерживаться не стали.
Ветхий Митин домик был поблизости, через пять-шесть дворов. Родители Мити очень старые, под стать своему дому. Сын познакомил с ними товарища. Сказал, что это тот самый, про которого он им рассказывал, считая его убитым.
– Теперь будет долго жить, – сказал старик. – Так завсегда, коли пройдет слух, что человека убили, а он – вот он, явился, значит, век его будет долог.
Старушка перекрестилась, что-то при этом про себя прошептала и вышла.
Через минуту она вернулась, неся в руках три яйца.
– Вот это ты хорошо придумала, мама, спасибо, – обрадовался Митя.
– А как же? Он ведь с дороги, есть небось хочет. Сварить али, может, поджарить? – спросила старушка, глядя на Хасана. – Жира у меня, жаль, пет подходящего. Только свиное сало.
Хасан замотал головой.
– Не насилуйте парня, – сказал старик, – у каждого народа свои обычаи, нельзя так нельзя. Некоторые, например, едят конину, а я, убей меня, и куска ее в рот не возьму. Хотя знаю, что конь куда чище свиньи. Траву да овес ест, не то что всякую грязь…
Старику не ответили. Каждый был занят своим. Старуха у печки копошилась, а Митя с Хасаном повели разговор о том, как и что было.
– Поезд пошел не через Моздок, – рассказывал Митя. – Ехали через Беслан. В Гудермесе я сошел – и сюда. На пути в Назрани мы долго стояли. Там я и сказал о тебе… Очень расспрашивали в Назрани про тех двух ингушей, которых увели вместе с тобой. Откуда да какие из себя…
Старик стал прислушиваться к их беседе. Он сам в былые годы не раз попадал в передряги, а потому любил погутарить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154