Они пошептались с Рашидом, и тот быстро согласился.
Уйти пришлось не евши. После ужина спустят сторожевых собак. Они охраняют имение и помещичьи отары. Все, кто уходит домой, спешат отправиться до наступления темноты, чтобы не попасться в лапы псам.
Хасан свернул к Рашиду.
– Хусен, – попросил он, – скажи нани, что я остался ночевать в имении. Попозже мы с Рашидом сходим за той овцой.
– А если кто увидит?
– «Если кто увидит»… – усмехнулся Хасан. – Потому-то мы и не берем тебя, чтобы не увидели.
Хусен обиделся, по промолчал.
– Ну иди быстрее, – зло подтолкнул его Хасан. – Да не забудь, запри дверь.
«И что он воображает, – думал Хусен. – Сам ничего еще не сделал такого, чтобы можно было гордиться. А меня все трусом выставляет, хотя я никогда не трусил!»
Но спорить не хотелось. Хусен глубоко вздохнул и молча побрел домой.
Хасан с Рашидом взяли нож и мешок и вышли из дому.
– Куда вы? – пристали к ним Зали и Мажи.
– За семь гор!
– А зачем нож заточили? – спросила Зали.
– Тебя зарежем!
На счастье, Гойберд был во Владикавказе. Не то не отпустил бы их в ночь, да в такую темную. Земля сплошь как черной буркой укрыта. Не видно ни ям, ни бугров.
За селом шли степью. Наконец добрались до нужной канавы и дальше пробирались ею. Оба молчали, чтобы не выдать себя. Хасан думал о матери. Как бы она волновалась, знай, где сейчас сын. Определенно прибежала бы и преградила ему путь своими обычными словами: «Только через мой труп ты пойдешь дальше! Твой отец честным ушел в могилу. Нечестного нам не надо!»
«Нечестное, нечестное! – досадует Хасан. – А разве честно нажито все, что имеет Угром? Разве честно держать в одних руках столько земли, столько скота? Помещик и не узнает об исчезновении одной овцы. Зато, если ее найдут в канаве, станут допытываться, кто виноват, что нога у нее сломана, и тогда несдобровать. В лучшем случае нам не заплатят за работу. Пусть грешно брать чужое, но эту овцу надо унести. И мы унесем ее! Бог не простит? А почему он все прощает Угрому и Сааду? Почему он позволил обманщику всучить нам краденую лошадь?»
Много вопросов роилось в голове у Хасана. Но он вдруг споткнулся обо что-то мягкое и уже ни о чем не думал. В ногах у него овца – знакомый лекарственный запах бьет в нос.
Овца стонала, как человек. Рашид взял ее за ноги и придавил своими коленями к земле. Хасан держал голову и пытался перерезать ей горло. Но овца – не курица. С ней не так-то легко сладить.
Наконец все было кончено. Ребята уложили тушу в мешок, присыпали кровь землей и тронулись в путь. Мешок несли по очереди. Овца хоть и небольшая, а тяжелая.
До села добрались благополучно. Не встретили в пути ни души. Проснулись Мажи и Зали. И не спали, пока не разделали тушу и не наелись жаркого из легких и печени.
Еще до рассвета, оставив большую часть своей доли (надежно присыпанную солью), Хасан взял увесистый кусок баранины, пошел домой.
– Вададай! Почему ты вернулся ночью? – изумилась Кайпа.
– Не больно-то хорошо там на соломе! Дома в постели лучше! – сказал Хасан и протянул матери сверток. – Да вот и мясо надо было принести.
– Что это за мясо?
– За работу дали. Вместо денег. Мне и Хусену, на двоих.
И радость и удивление смешались в глазах Кайпы.
– Столько мяса?! Да отблагодарит их бог. Нам хватит на два-три дня.
– Мы еще и завтра принесем! – счастливый радостью матери, выпалил Хасан.
– Нет, завтра вам придется остаться дома!..
– Почему?
– Вечером здесь был двоюродный брат вашего отца, Мурад, сказал, что завтра к нам собирается Саад с сельскими стариками.
– Это еще зачем?
– Придет просить о прощении крови. Есть же в пашем народе такой обычай. Вот он и хочет им воспользоваться…
– Простить ему кровь? – Глаза Хасана потемнели, бровь поползла вверх.
В памяти юноши ожила незабываемая картина: искаженное лицо отца и его последние слова: «Хасан, отомсти». Ошеломленный такой вестью, он некоторое время молчал.
– А что ты сказала Мураду? – спросил он наконец.
– Что я могла ему сказать? Обещала оставить вас дома…
– Вот возьмем и не останемся!
– Нельзя так. Мурада надо послушаться. Ближе, чем он, у нас нет никого.
– Ну и делай, что он тебе велит. А я не стану. Да если бы твой Мурад был мужчиной, Саада уж давно земля бы не носила.
– Не надо, Хасан. Не говори так.
– А что ты хочешь от меня? Хочешь, чтобы я простил этому извергу кровь своего отца? Так знай же, не бывать тому!
– Я хочу, чтобы вам троим ничего не угрожало, – сказала Кайпа ласково и очень тихо.
Хасан весь кипел.
– Не потому ли ты держишь нас как на привязи? Может, скоро в сундук запрешь?
– Да что тебя прятать, – махнула она рукой, – и в сундуке будешь мне досаждать! Горяч ты больно!
– Горяч или холоден, а за деньги своего отца не продам! Так и передай Мураду.
Чуть свет Хасан с Хусеном ушли на работу. Мать не противилась. В душе она гордилась Хасаном. Проводив сыновей, Кайпа сбегала к Мураду и сказала, что прощения Сааду не будет. Мурад разошелся: он уже почти пообещал Сааду, а тут…
– Сыновья не хотят этого! – твердо сказала Кайпа.
– Вот тебе и раз! – вскочил тот с места. – Не собираются ли твои сыновья отомстить Сааду?
– Не знаю.
– А что ты тогда знаешь? Разве не ты их мать? Распустила своих детей! Я-то думал, что ты заменила им отца!..
– Если бы ты приглядывал за моими сыновьями, как того велит долг, – глаза Кайпы налились слезами, – знал бы, что они уже не дети. А ты всегда чуждался нас. По какому же праву требуешь, чтобы теперь они слушались тебя?
– Не послушаются – им же хуже! Сааду они ничего не смогут сделать. А свои шеи сломают! Это уж точно!
По правде говоря, Мурад больше за себя беспокоился. Он боялся, что в случае чего и ему не миновать беды. Саад и его родичи никого не оставят в покое. Ведь он, Мурад, один из самых близких родственников… Таков уж обычай.
– Знаешь, Кайпа, – сказал он миролюбиво, – я передам, пусть они сегодня не приходят, скажу, что не успел переговорить с вами. Это даже придаст нам весу! А ты попробуй еще раз уговорить мальчиков!..
– Они сыновья Беки. А Беки – твой двоюродный брат. Мы живем не за горами, идти недалеко. Вот ты приди и попробуй поговори. А мне больше нечего сказать им.
И Мурад пришел. Но Хасан был тверд. Он не изменил своего слова. Хусен стоял рядом с братом и, сжав губы, сурово смотрел на родственника.
Поклявшись, что больше не переступит порога этого дома, Мурад ушел.
3
Поняв, что его замысел не удался и прощения не будет, Саад забеспокоился не на шутку. Надо искать новых путей. Другое дело, когда сыновья Беки были несмышленышами. Прошло время, они подросли. Старший, говорят, уже юноша. Опасность с каждым днем все ближе. Любым способом их нужно убрать. Особенно Хасана. Не убивать. Нет! Ни к чему брать на свою шею кровь еще одного человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Уйти пришлось не евши. После ужина спустят сторожевых собак. Они охраняют имение и помещичьи отары. Все, кто уходит домой, спешат отправиться до наступления темноты, чтобы не попасться в лапы псам.
Хасан свернул к Рашиду.
– Хусен, – попросил он, – скажи нани, что я остался ночевать в имении. Попозже мы с Рашидом сходим за той овцой.
– А если кто увидит?
– «Если кто увидит»… – усмехнулся Хасан. – Потому-то мы и не берем тебя, чтобы не увидели.
Хусен обиделся, по промолчал.
– Ну иди быстрее, – зло подтолкнул его Хасан. – Да не забудь, запри дверь.
«И что он воображает, – думал Хусен. – Сам ничего еще не сделал такого, чтобы можно было гордиться. А меня все трусом выставляет, хотя я никогда не трусил!»
Но спорить не хотелось. Хусен глубоко вздохнул и молча побрел домой.
Хасан с Рашидом взяли нож и мешок и вышли из дому.
– Куда вы? – пристали к ним Зали и Мажи.
– За семь гор!
– А зачем нож заточили? – спросила Зали.
– Тебя зарежем!
На счастье, Гойберд был во Владикавказе. Не то не отпустил бы их в ночь, да в такую темную. Земля сплошь как черной буркой укрыта. Не видно ни ям, ни бугров.
За селом шли степью. Наконец добрались до нужной канавы и дальше пробирались ею. Оба молчали, чтобы не выдать себя. Хасан думал о матери. Как бы она волновалась, знай, где сейчас сын. Определенно прибежала бы и преградила ему путь своими обычными словами: «Только через мой труп ты пойдешь дальше! Твой отец честным ушел в могилу. Нечестного нам не надо!»
«Нечестное, нечестное! – досадует Хасан. – А разве честно нажито все, что имеет Угром? Разве честно держать в одних руках столько земли, столько скота? Помещик и не узнает об исчезновении одной овцы. Зато, если ее найдут в канаве, станут допытываться, кто виноват, что нога у нее сломана, и тогда несдобровать. В лучшем случае нам не заплатят за работу. Пусть грешно брать чужое, но эту овцу надо унести. И мы унесем ее! Бог не простит? А почему он все прощает Угрому и Сааду? Почему он позволил обманщику всучить нам краденую лошадь?»
Много вопросов роилось в голове у Хасана. Но он вдруг споткнулся обо что-то мягкое и уже ни о чем не думал. В ногах у него овца – знакомый лекарственный запах бьет в нос.
Овца стонала, как человек. Рашид взял ее за ноги и придавил своими коленями к земле. Хасан держал голову и пытался перерезать ей горло. Но овца – не курица. С ней не так-то легко сладить.
Наконец все было кончено. Ребята уложили тушу в мешок, присыпали кровь землей и тронулись в путь. Мешок несли по очереди. Овца хоть и небольшая, а тяжелая.
До села добрались благополучно. Не встретили в пути ни души. Проснулись Мажи и Зали. И не спали, пока не разделали тушу и не наелись жаркого из легких и печени.
Еще до рассвета, оставив большую часть своей доли (надежно присыпанную солью), Хасан взял увесистый кусок баранины, пошел домой.
– Вададай! Почему ты вернулся ночью? – изумилась Кайпа.
– Не больно-то хорошо там на соломе! Дома в постели лучше! – сказал Хасан и протянул матери сверток. – Да вот и мясо надо было принести.
– Что это за мясо?
– За работу дали. Вместо денег. Мне и Хусену, на двоих.
И радость и удивление смешались в глазах Кайпы.
– Столько мяса?! Да отблагодарит их бог. Нам хватит на два-три дня.
– Мы еще и завтра принесем! – счастливый радостью матери, выпалил Хасан.
– Нет, завтра вам придется остаться дома!..
– Почему?
– Вечером здесь был двоюродный брат вашего отца, Мурад, сказал, что завтра к нам собирается Саад с сельскими стариками.
– Это еще зачем?
– Придет просить о прощении крови. Есть же в пашем народе такой обычай. Вот он и хочет им воспользоваться…
– Простить ему кровь? – Глаза Хасана потемнели, бровь поползла вверх.
В памяти юноши ожила незабываемая картина: искаженное лицо отца и его последние слова: «Хасан, отомсти». Ошеломленный такой вестью, он некоторое время молчал.
– А что ты сказала Мураду? – спросил он наконец.
– Что я могла ему сказать? Обещала оставить вас дома…
– Вот возьмем и не останемся!
– Нельзя так. Мурада надо послушаться. Ближе, чем он, у нас нет никого.
– Ну и делай, что он тебе велит. А я не стану. Да если бы твой Мурад был мужчиной, Саада уж давно земля бы не носила.
– Не надо, Хасан. Не говори так.
– А что ты хочешь от меня? Хочешь, чтобы я простил этому извергу кровь своего отца? Так знай же, не бывать тому!
– Я хочу, чтобы вам троим ничего не угрожало, – сказала Кайпа ласково и очень тихо.
Хасан весь кипел.
– Не потому ли ты держишь нас как на привязи? Может, скоро в сундук запрешь?
– Да что тебя прятать, – махнула она рукой, – и в сундуке будешь мне досаждать! Горяч ты больно!
– Горяч или холоден, а за деньги своего отца не продам! Так и передай Мураду.
Чуть свет Хасан с Хусеном ушли на работу. Мать не противилась. В душе она гордилась Хасаном. Проводив сыновей, Кайпа сбегала к Мураду и сказала, что прощения Сааду не будет. Мурад разошелся: он уже почти пообещал Сааду, а тут…
– Сыновья не хотят этого! – твердо сказала Кайпа.
– Вот тебе и раз! – вскочил тот с места. – Не собираются ли твои сыновья отомстить Сааду?
– Не знаю.
– А что ты тогда знаешь? Разве не ты их мать? Распустила своих детей! Я-то думал, что ты заменила им отца!..
– Если бы ты приглядывал за моими сыновьями, как того велит долг, – глаза Кайпы налились слезами, – знал бы, что они уже не дети. А ты всегда чуждался нас. По какому же праву требуешь, чтобы теперь они слушались тебя?
– Не послушаются – им же хуже! Сааду они ничего не смогут сделать. А свои шеи сломают! Это уж точно!
По правде говоря, Мурад больше за себя беспокоился. Он боялся, что в случае чего и ему не миновать беды. Саад и его родичи никого не оставят в покое. Ведь он, Мурад, один из самых близких родственников… Таков уж обычай.
– Знаешь, Кайпа, – сказал он миролюбиво, – я передам, пусть они сегодня не приходят, скажу, что не успел переговорить с вами. Это даже придаст нам весу! А ты попробуй еще раз уговорить мальчиков!..
– Они сыновья Беки. А Беки – твой двоюродный брат. Мы живем не за горами, идти недалеко. Вот ты приди и попробуй поговори. А мне больше нечего сказать им.
И Мурад пришел. Но Хасан был тверд. Он не изменил своего слова. Хусен стоял рядом с братом и, сжав губы, сурово смотрел на родственника.
Поклявшись, что больше не переступит порога этого дома, Мурад ушел.
3
Поняв, что его замысел не удался и прощения не будет, Саад забеспокоился не на шутку. Надо искать новых путей. Другое дело, когда сыновья Беки были несмышленышами. Прошло время, они подросли. Старший, говорят, уже юноша. Опасность с каждым днем все ближе. Любым способом их нужно убрать. Особенно Хасана. Не убивать. Нет! Ни к чему брать на свою шею кровь еще одного человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154