Он лежал с остекленевшими глазами, уставленными в небо.
Хасан вдруг увидел еще человека. Он стоял во весь рост, держась за кусты, и смотрел на них.
– Э! Так ведь это ж Илез! – вырвалось у Хасана, и он торопливо пошел к человеку.
Тот, как подрубленное дерево, повалился набок. Услышав голоса людей, он, оказывается, схватился за ветку терна и из последних сил поднялся на ноги.
– Как хорошо, что вы пришли, – сказал он подошедшему Хасану. – Увезете нас, похороните…
– А где остальные? – перебил его Ислам.
Вопросы надо было задавать быстрее, он умирал…
– Найдете… Не оставляйте здесь…
– Кто вас? – спросил Хасан.
– На конях… оттуда… – Он махнул рукой в сторону дороги и замолк навсегда. Отяжелевшая рука ударилась о землю.
В кустах они нашли еще двоих. Уложили всех четверых рядом, прикрыли их травой – а то станут добычей птиц, и, пометив место, чтобы можно было найти к нему путь днем и ночью, друзья торопливо двинулись дальше. У дороги, споткнувшись о что-то, Хасан остановился. Посмотрел под ноги, и застыл на месте: в траве лежала голова Ювси. Лицо было рассечено саблей, недалеко находилось и обезображенное тело.
Уже темнело, когда они по опушке леса приблизились к станице.
Зловеще безлюдной казалась станица, которую ночь окутала черной сажей, зловеще безлюдной была и лента дороги, извивавшейся змеей уходящая куда-то далеко за холм.
Едва Хасан перешел эту дорогу и ступил на мягкую траву, как услышал цокот копыт множества лошадей. Он остановился и прислушался: это снизу, из-за холма. Наверняка казаки.
– Совсем хорошо!.. – пробурчал Хасан. – Слышите топот?
– Надо скорее уходить! – сказал Ислам.
Все четверо подались в сторону.
– А может, дадим бой? – предложил Хасан, остановившись.
Остановился и Мухи.
– Ничего у нас не выйдет! – отрезал Ислам. – Их много. Не слышите разве по топоту? Пошли! Надо торопиться! Скорее с глаз долой!
Но укрыться они так и не успели. Выскочившие из-за холма всадники заметили их. Это казаки с Терека спешили на помощь магомед-юртовцам. Около сотни их было.
Только сумасшедший мог вступить в бой с этаким войском, и они побежали, стараясь уйти как можно дальше от дороги. Может, и успели бы уйти, если бы сзади вдруг не раздались выстрелы. Хасан остановился. Не уходить же спиной от врага, как последние трусы!..
– Ложись! – крикнул Ислам, опускаясь на колени и направляя дуло винтовки в сторону дороги.
Завязалась перестрелка, четверо против сотни.
– Ах, гяуры! – приговаривал распаленный Хасан, – Не один из вас останется лежать здесь навеки…
Всадники неожиданно подались к опушке – решили, видно, что их много, подумали, может, что главная сила в кустах маскируется.
– Вернись! – крикнул Хасан, увидев вырвавшегося вперед Мухи. – Отступай с боем!
Сам Хасан смерти не боялся. Ему только не хотелось, чтобы она настигла его в спину.
– Пригибайтесь, друзья, пригибайтесь! – кричал Ислам. – Тогда нас не будет видно.
Было уже достаточно темно, и это спасало их. Потому пока и держались против такой немалой силы.
До Хасана вдруг донесся стон. Он повернулся и увидел, что, прикрыв лицо рукой, падает Мухи. Хасан подбежал к нему. Побежал было и ногаец, да Ислам вернул его.
– Ты понимаешь, что произойдет, если мы все трое станем плясать вокруг него? – сказал он.
Мухи лежал на спине. Окровавленной рукой он прикрывал разорванную пулей щеку. Глядя на него, Хасан не заметил, что всадники уже совсем близко. Они, видно, наконец поняли, что перед ними всего несколько человек.
Окрик Ислама вывел Хасана из оцепенения.
– Отходите к лесу! – крикнул Ислам. Пригибаясь, он побежал назад, к дороге. – К лесу! Они не выпустят нас! Окружат!..
Больше Хасан не слышал Ислама. От удара в плечо он вдруг медленно опустился на колени. Сначала ему показалось, что плечо чем-то опалило, и только спустя мгновение жгучая боль пронзила его с головы до пят. Хасан ощутил что-то влажное под мышкой, на ребрах. Тело сразу как-то ослабело, голова закружилась. Лежа ничком, он старался ползти. «Где винтовка?» – мелькнуло в сознании. Она, оказывается, зацепилась за корень и застряла. Хасан нашел ее, взял за ремень. Пока голова на плечах, винтовка не потеряется… Но голова стала тяжелеть. Наконец Хасан уперся лбом в холодную землю и остался лежать…
9
С наступлением полной темноты, когда уже ни зги не было видно, и на склонах и в долине воцарилась суровая тишина. И ночь была мрачная и суровая. Звезд, казалось, совсем не осталось, словно за день их посбивали выстрелами, а тусклая луна походила на долго не чищенный медный таз.
Люди принялись за намаз. Затем перекусили, чем могли. Еды было много – из трех сел навезли полные арбы. Но ничего не лезло в рот. Каждый второй переживал какую-нибудь утрату близкого человека, а обстоятельства складывались так, что даже традиционный траурный обычай нельзя соблюсти, хотя на душе у многих, хочешь не хочешь, был траур. Даже Торко-Хаджи, призывающий всех отложить до времени тязет, тоже ходил понурый: шутка ли – сына ранили. А скольких сразила смерть? Да и выживет ли Зяуддин? Душа старика так и рвалась домой, узнать, что там, но людей не бросишь, а отступать нельзя: враг только того и ждет, тотчас бросится вслед и нападет на их села. Особенно беспокоят Торко-Хаджи женщины и дети. Не дай бог, бой докатится до села!
Воспользовавшись ночной передышкой, Торко-Хаджи собрал командиров сотен и всех тех, кто раньше участвовал в войнах и был поопытнее других. Пригласил он и почтенных стариков из трех селений.
Собравшиеся стали советоваться. Торко-Хаджи внимательно выслушал людей. Мнения были разные. Одни утверждали, что надо стоять на прежних позициях, не отходя ни на шаг, до тех пор, пока войско белоказаков не уйдет назад. Другие считали, что все равно многие гибнут, так не лучше ли сесть на коней и ринуться на врага. Убеждали, что под натиском внезапного нападения бичераховцы разбегутся. Кроме того, говорили они, горцам непривычно лежа вести бой. Все поколения вайнахов воевали на конях.
Были и такие, кто не поддерживал ни первых, ни вторых и уговаривал отступить и посмотреть, что будет делать враг. Эти были уверены, что враг достаточно познал их силу и не решится напасть на ингушские села, а если, мол, через Алханчуртскую долину он пойдет на Владикавказ, то пусть себе идет, это уже не наше дело. Если, пойдет в Сунженские станицы, тоже пусть идет. И Сунженские и терские – все казаки. Пусть дерутся, пока не перебьют друг друга.
Выслушав всех, заговорил Торко-Хаджи.
– Если мы, как стадо коров во время водопоя, ринемся очертя голову вперед, погибнет каждый второй из нас. На коне не пойдешь на пулемет. Кроме того, еще не известно, не ударят ли нам вслед магомед-юртовцы. Тогда мы и вовсе окажемся в ловушке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Хасан вдруг увидел еще человека. Он стоял во весь рост, держась за кусты, и смотрел на них.
– Э! Так ведь это ж Илез! – вырвалось у Хасана, и он торопливо пошел к человеку.
Тот, как подрубленное дерево, повалился набок. Услышав голоса людей, он, оказывается, схватился за ветку терна и из последних сил поднялся на ноги.
– Как хорошо, что вы пришли, – сказал он подошедшему Хасану. – Увезете нас, похороните…
– А где остальные? – перебил его Ислам.
Вопросы надо было задавать быстрее, он умирал…
– Найдете… Не оставляйте здесь…
– Кто вас? – спросил Хасан.
– На конях… оттуда… – Он махнул рукой в сторону дороги и замолк навсегда. Отяжелевшая рука ударилась о землю.
В кустах они нашли еще двоих. Уложили всех четверых рядом, прикрыли их травой – а то станут добычей птиц, и, пометив место, чтобы можно было найти к нему путь днем и ночью, друзья торопливо двинулись дальше. У дороги, споткнувшись о что-то, Хасан остановился. Посмотрел под ноги, и застыл на месте: в траве лежала голова Ювси. Лицо было рассечено саблей, недалеко находилось и обезображенное тело.
Уже темнело, когда они по опушке леса приблизились к станице.
Зловеще безлюдной казалась станица, которую ночь окутала черной сажей, зловеще безлюдной была и лента дороги, извивавшейся змеей уходящая куда-то далеко за холм.
Едва Хасан перешел эту дорогу и ступил на мягкую траву, как услышал цокот копыт множества лошадей. Он остановился и прислушался: это снизу, из-за холма. Наверняка казаки.
– Совсем хорошо!.. – пробурчал Хасан. – Слышите топот?
– Надо скорее уходить! – сказал Ислам.
Все четверо подались в сторону.
– А может, дадим бой? – предложил Хасан, остановившись.
Остановился и Мухи.
– Ничего у нас не выйдет! – отрезал Ислам. – Их много. Не слышите разве по топоту? Пошли! Надо торопиться! Скорее с глаз долой!
Но укрыться они так и не успели. Выскочившие из-за холма всадники заметили их. Это казаки с Терека спешили на помощь магомед-юртовцам. Около сотни их было.
Только сумасшедший мог вступить в бой с этаким войском, и они побежали, стараясь уйти как можно дальше от дороги. Может, и успели бы уйти, если бы сзади вдруг не раздались выстрелы. Хасан остановился. Не уходить же спиной от врага, как последние трусы!..
– Ложись! – крикнул Ислам, опускаясь на колени и направляя дуло винтовки в сторону дороги.
Завязалась перестрелка, четверо против сотни.
– Ах, гяуры! – приговаривал распаленный Хасан, – Не один из вас останется лежать здесь навеки…
Всадники неожиданно подались к опушке – решили, видно, что их много, подумали, может, что главная сила в кустах маскируется.
– Вернись! – крикнул Хасан, увидев вырвавшегося вперед Мухи. – Отступай с боем!
Сам Хасан смерти не боялся. Ему только не хотелось, чтобы она настигла его в спину.
– Пригибайтесь, друзья, пригибайтесь! – кричал Ислам. – Тогда нас не будет видно.
Было уже достаточно темно, и это спасало их. Потому пока и держались против такой немалой силы.
До Хасана вдруг донесся стон. Он повернулся и увидел, что, прикрыв лицо рукой, падает Мухи. Хасан подбежал к нему. Побежал было и ногаец, да Ислам вернул его.
– Ты понимаешь, что произойдет, если мы все трое станем плясать вокруг него? – сказал он.
Мухи лежал на спине. Окровавленной рукой он прикрывал разорванную пулей щеку. Глядя на него, Хасан не заметил, что всадники уже совсем близко. Они, видно, наконец поняли, что перед ними всего несколько человек.
Окрик Ислама вывел Хасана из оцепенения.
– Отходите к лесу! – крикнул Ислам. Пригибаясь, он побежал назад, к дороге. – К лесу! Они не выпустят нас! Окружат!..
Больше Хасан не слышал Ислама. От удара в плечо он вдруг медленно опустился на колени. Сначала ему показалось, что плечо чем-то опалило, и только спустя мгновение жгучая боль пронзила его с головы до пят. Хасан ощутил что-то влажное под мышкой, на ребрах. Тело сразу как-то ослабело, голова закружилась. Лежа ничком, он старался ползти. «Где винтовка?» – мелькнуло в сознании. Она, оказывается, зацепилась за корень и застряла. Хасан нашел ее, взял за ремень. Пока голова на плечах, винтовка не потеряется… Но голова стала тяжелеть. Наконец Хасан уперся лбом в холодную землю и остался лежать…
9
С наступлением полной темноты, когда уже ни зги не было видно, и на склонах и в долине воцарилась суровая тишина. И ночь была мрачная и суровая. Звезд, казалось, совсем не осталось, словно за день их посбивали выстрелами, а тусклая луна походила на долго не чищенный медный таз.
Люди принялись за намаз. Затем перекусили, чем могли. Еды было много – из трех сел навезли полные арбы. Но ничего не лезло в рот. Каждый второй переживал какую-нибудь утрату близкого человека, а обстоятельства складывались так, что даже традиционный траурный обычай нельзя соблюсти, хотя на душе у многих, хочешь не хочешь, был траур. Даже Торко-Хаджи, призывающий всех отложить до времени тязет, тоже ходил понурый: шутка ли – сына ранили. А скольких сразила смерть? Да и выживет ли Зяуддин? Душа старика так и рвалась домой, узнать, что там, но людей не бросишь, а отступать нельзя: враг только того и ждет, тотчас бросится вслед и нападет на их села. Особенно беспокоят Торко-Хаджи женщины и дети. Не дай бог, бой докатится до села!
Воспользовавшись ночной передышкой, Торко-Хаджи собрал командиров сотен и всех тех, кто раньше участвовал в войнах и был поопытнее других. Пригласил он и почтенных стариков из трех селений.
Собравшиеся стали советоваться. Торко-Хаджи внимательно выслушал людей. Мнения были разные. Одни утверждали, что надо стоять на прежних позициях, не отходя ни на шаг, до тех пор, пока войско белоказаков не уйдет назад. Другие считали, что все равно многие гибнут, так не лучше ли сесть на коней и ринуться на врага. Убеждали, что под натиском внезапного нападения бичераховцы разбегутся. Кроме того, говорили они, горцам непривычно лежа вести бой. Все поколения вайнахов воевали на конях.
Были и такие, кто не поддерживал ни первых, ни вторых и уговаривал отступить и посмотреть, что будет делать враг. Эти были уверены, что враг достаточно познал их силу и не решится напасть на ингушские села, а если, мол, через Алханчуртскую долину он пойдет на Владикавказ, то пусть себе идет, это уже не наше дело. Если, пойдет в Сунженские станицы, тоже пусть идет. И Сунженские и терские – все казаки. Пусть дерутся, пока не перебьют друг друга.
Выслушав всех, заговорил Торко-Хаджи.
– Если мы, как стадо коров во время водопоя, ринемся очертя голову вперед, погибнет каждый второй из нас. На коне не пойдешь на пулемет. Кроме того, еще не известно, не ударят ли нам вслед магомед-юртовцы. Тогда мы и вовсе окажемся в ловушке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154