Человека, у которого на голове лишай, легче раздеть донага при всем честном народе, чем снять с него шапку. Можно представить, как Мажи накинулся на Мухи. Но отнять шапку он не успел. Старшой в мгновение ока закинул ее в яму, где бултыхались овцы.
– Работать надо было, не смеяться. А теперь вот смейся сколько хочешь! – съязвил Мухи.
Прикрыв ладонями свою плешь, Мажи смотрел туда, где плавала шапка и плакал. Но слезами горю не поможешь. И Мажи полез в яму.
Мухи и другие мальчишки безжалостно смеялись над несчастным Мажи. Один только Ювси с укоризной посмотрел на Мухи и сказал:
– Зря это ты сделал. Нельзя унижать человека.
– Ничего. Нет худа без добра. Может теперь наденет шапку и лишай пройдет. Там ведь такие лекарства!
Подошел Хасан. Он куда-то уходил и не видел того, что здесь произошло. Глядя на спускавшегося к овцам Мажи, Хасан закричал:
– Ты рехнулся, что ли? Зачем туда лезешь?
– Рваная губа мою шапку сюда бросил:
Хасан подошел к Мухи.
– Как бы тебе понравилось если бы твою шапку бросили?
И не успел Мухи глазом моргнуть, как его собственная шапка полетела в яму.
– Я тебя самого сброшу туда, чтобы ты зубами достал ее, – кинулся Мухи на Хасана и, будто клещами, обхватил его вокруг по яса.
Стоило только подтащить жертву к желобу – готово дело, как по ледяной горке скатится.
– Заступник! Я покажу тебе! – продолжал кричать Мухи, а сам при этом все норовил дать подножку Хасану и свалить его.
Но Хасана одолеть не так-то просто.
Никто не подходил к ним и не разнимал. Наблюдали со стороны, чем кончится борьба.
Только Ювси, покачивая головой, все повторял:
– Хватит вам. Не маленькие ведь…
– Заступиться решил? Кто он тебе? Новоявленный братец? Но он, кажется, родился раньше, чем твоя мать стала спать с его отцом?
– У, чтоб со свиньями спали и твой отец и твоя мать! – крикнул Хасан и столкнул Мухи в желоб.
Старшой одним махом, быстрее любой овцы, соскользнул в яму и, уже стоя в ней, стал потрясать кулаками:
– Ну, подожди, я до тебя еще доберусь. Не тебе гордеца из себя строить. Лучше за своей матерью последил бы. Все село говорят, что она с Гойбердом спит.
– Ну-ка, вылезай, если ты мужчина! На всю жизнь отобью у тебя охоту трепать языком, – тихо, но очень внятно сказал Хасан. – Кто бы говорил гадости, да не ты. Сам ведь приблудный! Даже не знаешь своего отца!
К яме подошел Зарахмет.
– Какой черт понес тебя туда? – удивленно спросил он, увидев посреди ямы старшого.
Мухи молча не без труда вскарабкался по желобу наверх. Ни словом не обмолвился, что это Хасан свалил его. Не из благородства, понятно. Из самолюбия не сказал да из страха, чтобы Зарахмет не лишил его должности старшого. Ведь управляющий потому и поставил Мухи над всеми, что считал его и смелее и бойчее других.
Но кто-то из ребят не сдержался, стал во всех подробностях рассказывать о случившемся. К одному голосу скоро прибавился целый хор.
– Какой же ты старшой, – покачал головой Зарахмет, – если тебя, словно барана, в яму сбросили?
Мухи стоял с низко опущенной головой и молчал.
– Ну, коли ты смелее и сильнее, чем он, – снова заговорил Зарахмет, теперь уже обращаясь к Хасану, – сам Бог велит мне по ставить тебя старшим!
Но Хасан ничего не слышал. Его правая бровь поднялась над глазом высокой другой, как всегда, когда он напряженно о чем-нибудь думал.
А думал Хасан о том, что услышал от мерзавца Мухи. Хоть и знает, что эта ядовитая змея только и норовит больно ужалить и не надо бы придавать значения его словам, но поди-ка останься спокойным, когда слова эти пачкают твою мать! «Неужели все это правда? – ломал голову мальчик. – А если правда?!»
– Ну, давай командуй, пусть работают! – приказал Зарахмет. – Чего стоишь? Или не слышишь моих слов?
Хасан только тут сообразил, что управляющий назначает его старшим.
– Командуй сам! – процедил он сквозь зубы и пошел прочь.
– Ты что? Ты в своем уме?! – замахал руками Зарахмет, глядя вслед Хасану.
– Он пошел посмотреть, что там Гойберд делает с его матерью, – злобно выкрикнул Мухи.
Хасан резко остановился, словно перед ним разверзлась пропасть. Но через минуту, так и не оглянувшись, снова зашагал вперед.
Не хватило у него ни сил, ни смелости вернуться и посмотреть всем им в глаза. И не только им! Никому он сейчас не смог бы посмотреть в глаза. Ему уже казалось, что и правда все село только и говорит о его матери и о Гойберде.
«Неужели это правда? – снова и снова задавал он себе один и тот же вопрос. – А если правда? Что тогда делать? Ведь каждый человек вправе будет оскорбить их, упрекнуть… Эх, нани, нани! Как же нам теперь жить?»
Но через мгновение Хасан уже стыдился того, что поверил в такое. Стыдился и уговаривал сам себя: «Нет! Неправда это! Наша нани не такая!»
Однако уверенности хватило ненадолго.
Солнце уже садилось, когда Хасан подошел к дому.
13
Кайла, покончив работой, мыла руки, когда вошел Хасан. Она ласково поглядела ему в глаза. Хоть с вечера и сердилась, что уходит работать с Рашидом, когда дома столько же дел, но сейчас радовалась: слава Богу, вернулся цел и невредим.
Сердце матери никогда не бывает спокойным, если дети ее где-то далеко, не при ней…
– Ты рано что-то, – сказала Кайпа. – Я ждала тебя позже.
Хасан не ответил и хмурый сел у порога.
– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась мать. – Отчего ты такой грустный?
– Так, ничего, – неопределенно ответил Хасан.
Ему не терпелось высказать все, что наболело в душе. Но как? Как начать такой разговор с матерью? И если вдруг все это окажется правдой?…
Он посмотрел на иссохшие натруженные руки Кайпы и задумался.
– Хасан, а где Рашид?
Мальчик вздрогнул от неожиданности. Перед ним стояла Зали. Он не заметил, как она подошла.
– Скоро придет твой Рашид.
– А когда скоро?
– Когда кончит работать! – раздраженно ответил Хасан.
– А как же ты? – удивилась мать. – Вы ведь вместе пошли? Ты что же, не работал?
Хасан промолчал.
– Может, поссорился с Рашидом? Или, хуже того, подрался с ним или с кем-нибудь? – уже сочувственно спросила Кайпа и, подойдя к сыну, присела рядом с ним. – Поделись со мной, тебе станет легче. Я же мать твоя!
Кайпа обняла его. Хасан не увернулся как обычно, только испытующе посмотрел на нее. «Если ты мать, – подумал он, – зачем же позоришь своих детей?»
Через минуту он вскочил и побежал. Кайпа, не понимая, что с ним вдруг приключилось, растерянно смотрела ему вслед.
– Нани, он ничего не скажет и меня ругает, когда я тебе что-нибудь говорю, – вставил Хусен.
– А кому же вам еще говорить, если не мне?
– Ты ведь все делаешь по-своему, нани. И лошадь Товмарзы вернула…
– Не иначе как опять что-то натворил, – с тревогой сказала Кайпа и пошла за сыном.
Недалеко ей пришлось идти. Хасан ничком лежал в траве у самого плетня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154