ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Кого бы лучше послать к ним? А?
– Надо послать таких людей, которые умеют улаживать подобные дела, – сказала Сийбат, поправляя в печке головешки. – Взять отсюда двух стариков и утром выехать…
Сийбат придумала такое не без корысти: чтобы сын не ехал ночью. Иначе зачем тащить людей отсюда? Разве в Сагопши нет своих уважаемых стариков?
– Чего ты нос повесил? Уж не каешься ли? – пошутил Керам, глянув на понурившегося брата.
Каяться, конечно, Хусен и не собирается. Но он только теперь понял, что борьба за Эсет еще впереди. И всякое может случиться, чего доброго, еще попытаются силой отобрать у него Эсет. Ведь ему надо ехать на Терек. Не ехать нельзя, хотя бы потому, что лошадь надо вернуть Исмаалу. А может ли он быть уверенным в полной безопасности Эсет, если оставит ее здесь?… У бедняги голова шла кругом.
– Не волнуйся, не грызи себе душу! – Керам крепко сжал плечо Хусена. – С миром или без него, по мы обязательно уладим это дело. Правда, лучше бы послать человека, с которым Соси посчитается. Не знаешь ли ты такого?
Хусен пожал хлечами.
Отворив дверь, в комнату заглянула Эсет.
– А-а, Эсет, а мы сидим, словно забыли о тебе, – виновато сказал Керам и добавил: – Плохие мы хозяева.
– Заходи, дочка, – раздобрилась и Сийбат. – Одной тебе, наверное, скучно.
Эсет вошла и встала у самой двери. Хусен подошел к ней. Эсет что-то шепнула ему на ухо, но Хусен не понял ее.
– Говори громче, – попросил он.
– Нани, подойди, может, ей что по женскому делу надо, – подсказал Керам.
Эсет залилась краской.
– Ничего мне не нужно, – покачала она головой.
– Не стесняйся, дочка, говори, проси все, что тебе надо. Будь как дома, – подошла к ней Сийбат.
– У нас можно говорить. Мы же не немые, чтобы объясняться знаками, – сказал Керам.
Эсет покраснела еще пуще, но не заговорила.
– С другими ты можешь не разговаривать, если тебе так уж хочется, – не унимался Керам. – Но только с теми, кто не из этого дома. Ну, так говори, что ты там шептала Хусену.
Наконец Эсет не выдержала.
– Отец Дауда боится, – робко сообщила она.
– Где теперь найдешь Дауда? – пожал плечами Хусен.
– Ничего, не обязательно Дауду вмешиваться в это дело, – Керам снял с гвоздя шубу и надел ее.
Мать преградила ему дорогу.
– Ну куда ты собрался? Я ведь уже курицу приготовила.
– Так мы же с тобой ужинали! Ты лучше их накорми, – сказал Керам и, перекинув через плечо ружье, вышел.
Сийбат и Хусен последовали за ним. Эсет осталась одна. Подойдя к окну, она прижалась лицом к стеклу и подумала: как хорошо, что Керам уехал один. Без Хусена ей было бы очень грустно. Но недолгой была ее радость: едва они поели, Хусен заторопился в дорогу. Не помогли ни уговоры Сийбат, ни слезы Эсет.
5
Дом Мурада приземистый, длинный. Двор обнесен высоким забором – куда выше, чем у Соси. Если через забор Соси еще можно перелезть, то через Мурадов, кажется, только птица сумеет перелететь. Во дворе чистота и порядок. Глиняный пол веранды, что тянется во всю длину дома, намазан до блеска. Можно подумать, что человеческая нога здесь не ступает. Впрочем, чужой человек и правда редко бывает на этом дворе и на этой веранде.
Хусен не помнит, когда он в последний раз был здесь. Да и сейчас бы не завернул, не уговори его Керам.
Выехав из Нижних Ачалуков, Хусен очень скоро догнал Керама. Хусенов мерин был много быстрее, чем у Керама. Вместе они свернули на дорогу, ведущую в Сагопши. Хусен решил рано утром оттуда уехать на Терек. Домой ему нельзя. Там может быть засада.
Керам настоял, чтобы поехали к Мураду: он, мол, ближайший родственник и старший из всех, надо с ним посоветоваться.
У ворот они постояли изрядно, прежде чем вышел хозяин. Но вот наконец скрипнула дверь.
– Кто там? – спросил Мурад, выглядывая из-за дома, как из окопа.
– Это мы, – ответил Хусен тихонько, чтобы, кроме Мурада, их никто не услышал.
– Кто «мы»? У вас что, имен нету?
Керам назвал себя, а Хусену сделал знак молчать.
– Какой Керам? – снова спросил Мурад, не двигаясь при этом с места.
Керам назвал имя своего отца, но, решив, что и этого, может, мало, назвал еще и имя матери, родственницы Мурада. Сказал, что он из Ачалуков.
Только после этого Мурад отворил ворота.
– А кто это с тобой? – удивился он.
– Зайдешь в дом – узнаешь.
– Что вас заставило выехать в такое время? Не случилось ли беды?
Мурад был явно недоволен поздними гостями, нарушившими его привычный покой.
Привязав лошадей к плетню, оба вслед за хозяином вошли в дом.
– Вставай, жена, гости пришли! – сказал Мурад. Да таким тоном, будто в этом была повинна она.
– Гости? В такое время? – донеслось из темного угла.
Мурад и раньше-то никогда не радовался, если случай приводил к нему сыновей Беки. Хусен знал об этом и потому неохотно согласился идти сюда. «Можно себе представить, – подумал Хусен, – что с ним будет, когда он узнает, кто и зачем к нему пришел!»
– Проводи их в ту комнату, – предложила, все еще не выходя из своего угла, жена.
– Так там же спит Ахмет!
Ахмет, или Амайг, как чаще называли его родные и друзья, – единственный сын Мурада. Есть у него еще две дочери. Они старше и уже замужем. Сына отец любит до самозабвения. С детства старался предоставить ему все возможное. Четыре года учил в Магомед-Юрте, а последний год – во Владикавказе. Амайг знает русский, читает и даже пишет. И отец рассчитывал, что он станет писарем при сельском старшине, по времена изменились, по выражению Мурада – испортились, и учение пришлось бросить. Сейчас Амайг коротает время в Сагопши, а это, конечно, не то, что во Владикавказе или хотя бы в Магомед-Юрте, где у него друг. Васей зовут. Сын казака Егора, у которого он жил. Хорошая семья. Мурад часто бывал у них – то дров отвезет, то мешок кукурузы.
Амайг очень дружил с сыном своих хозяев. Они ходили в один класс и дома были неразлучны. Многие даже считали их братьями. Парень и сейчас рвется в станицу, думает, там все как в детстве. Так же будут коротать долгие зимние вечера: лузгать семечки, рассказывать друг другу были-небылицы, а то и съездят с Егором в Моздок или на охоту сходят…
Чуть не каждый день Амайг заводит разговор с отцом о том, что хочет побывать в Магомед-Юрте, но Мурад, словно его подпалят, делается весь красный, как пламя, кончики усов сразу опускаются – ни за что не соглашается отпустить сына. Каких только доводов не приводит: я опасно-то там, и мать с горя помрет в тревоге за него – вон ведь времена какие неспокойные… Ну, а из-за того, что им любой ценой хотелось удержать Амайга дома, и мать и отец потакали ему во всем, нянчились, как с малым дитем: согласись он – и в люльку бы положили…
Вот и сейчас гостей, видите ли, нельзя завести в комнату, в которой спит этот великовозрастный баловень. В каком из ингушских домов такое видано…
– Ну проводи их тогда в ту, крайнюю, комнату, – распорядилась жена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154