Но каково собрать целый полк из освобожденных от воинской повинности ингушей? Да и что он сделал для них, этот царь, чтобы ингуши согласились сложить за него свои головы? Даже с соседними казаками не захотел в правах уравнять.
Но как ни трудно, а полк сколачивать надо. И потому не до пристава, не до убийцы и не до арестов. Власти всячески заискивают перед народом. Важно в срок выставить полк. А пристава можно и другого найти…
И нашли. Ингуша. Решили, наверно: убьют, так своего.
От сагопшинцев отправляли на войну около двадцати человек.
Осеннее утро было еще почти по-летнему теплым и солнечным. А в доме Кайпы царили грусть и тревога.
– Ну что ты заранее в трауре, нани? – улыбается Хасан. – Вот если убьют, тогда и будешь горевать.
Кайпе от этих слов еще тяжелее. Она молча утирает глаза концом платка.
А Хусен? Хоть и вымахал ростом с хорошего мужчину, а ребенок. С завистью смотрит он на брата, стоящего посреди комнаты в новой черкеске и в новой шапке.
– Хасан, посади меня на коня! – просит Султан.
Хусен смотрит в окно и будто впервые видит отличного коня, купленного, как и для всех уходящих на войну, на деньги сельской общины. «И почему меня не берут? – думает он с досадой. – Я и ростом с него…»
– Ну, надо ехать! – сказал Хасан, снимая кнут с гвоздя. – Меня уж, пожалуй, ждут!
Кайпа обняла сына и долго молча прижимала его к себе. А когда отпустила, Хасан поднял над собой Султана. Хусен в ожидании своей очереди с грустью смотрел на брата и вдруг впервые заметил темную полоску нежного пушка на верхней губе Хасана, и не только на губе, но и около ушей. Раньше он этого не видел. «Потому-то, наверно, его берут, а меня нет!» – решил Хусен с досадой, потрогав свое еще гладкое, как у девушки, лицо.
Но вот Хасан повернулся к нему. Не обнял его, нет! Даже с места не двинулся, только сказал строгим голосом старшего в доме:
– Саада не трогай, пока не узнаешь, что со мной!
Хусен не на шутку обозлился: снова брат говорит с ним, как с мальчишкой, не считает его годным на что-нибудь толковое! Он хотел уже что-то возразить, но Хасан не дал ему рта раскрыть.
– Это дело дади перед смертью поручил мне. И я исполню его, если не погибну. Ну а не вернусь, тогда сам сделаешь, что надо!
И, не прибавив больше ни слова, с Султаном на руках Хасан вышел из дому. Посадив братишку в седло, он взял коня под уздцы. Мать и Хусен шли за ним. У ворот Хасан снял Султана, еще раз обнял его и вскочил на коня…
Хасана не волновало то, что он идет на войну, – тревожили остающиеся дома мать и братья. А на войну? Что ж! Как равный с равными, это даже почетно и вызывает чувство гордости у Хасана. О том же, почему его, несмотря на непризывной возраст, гонят на войну вместе со взрослыми мужчинами, он не думал. Не знал и того, что конь под ним и все воинское снаряжение куплены совсем не сельской общиной, а Саадом. Да-да! Саадом, через Ази. Это была плата за избавление от гнетущего страха последних месяцев. На такое дело Саад не поскупился.
Но Хасан ничего не знал и потому даже с радостью шел на войну.
Часть пятая
1
Человек, долго пробывший в темноте, радуется и самому малому лучу света. Так было и с Кайпой. Измученная многолетним ярмом крайней бедности, она почитала за счастье, что есть у них теперь хоть и не ахти какая, а все же лошадь, кукуруза посеяна, и не только на огороде у дома, но, как давно того не бывало, и в поле!.. Правда, за землю еще надо платить, но это потом, осенью. Продаст кукурузу и расплатится.
Хусен и всегда был трудолюбив, а сейчас, оставшись за старшего, и вовсе ни минуты не сидит без дела. Это радовало Кайпу.
Вот только за Хасана, который все еще на войне, душа болит. Но, благодарение богу, он пока пусть и редко, а шлет весточки, что жив и здоров.
Однако горе не заставило себя долго ждать.
Люди только убрали кукурузу, как вдруг объявили, что село должно выставить обоз на войну. С каждого дыма установили по сто рублей.
Лошади для фронта должны быть молодыми, крепкими, а арбы совсем новыми, с железной осью. И корм! Лошадям нужен корм. Кукурузной соломой не отделаешься. Подавай им зерно и сено…
Тот же, у кого нет денег, чтобы внести на приобретение всего этого, сам пойдет с обозом, как возчик.
Сагопшинцы уже не раз доказывали властям, что они не слепые котята и бездумно подчиняться всякого рода сумасбродным приказам не любят.
Боясь очередных беспорядков и недовольств, власти собрали стариков из тех, кто побогаче, и мулл. Им было велено уговаривать народ. И пошли эти люди разносить сладкие речи. По их словам выходило, что только птичьего молока не получат люди после войны, а все остальное желанное будет.
Простодушные верили и радовались. Бедняги! У царя, конечно, только и заботы что об ингушах.
Многих, правда, сдерживало то, что обоз посылали на войну против Турции.
– Турки же правоверные мусульмане? Как же мы будем с ними воевать?
На это посланники властей тотчас находили ответ:
– Вы забыли, как мы пробирались домой с турецкой стороны, когда злая судьба забросила нас туда, как кричали: «Родина, милая родина наша»? Теперь настал час встать на защиту ее, на защиту родины, которая приняла нас как детей своих.
Люди согласно кивали головами, словно забыли в этот миг, что вернувшиеся из Турции и даже их потомки все еще считаются пришельцами, временно проживающими, и не имеют ни клочка земли.
Велись среди людей и другие разговоры, не похожие на те, с которыми ходили старейшины и муллы.
В ингушских селах все чаще говорили о том, что, пока страной правит царь, бедному крестьянину не быть хозяином земли. Но людей, которые говорили такое, было куда меньше, чем сладкоречивых стариков. И их речи слышал не каждый. Ну, а кто и слышал, не всегда верил. Давно уж, мол, говорят о том, что царя скинут, да, видать, не бывать этому. Поди-ка скинь его! Вон какая у него сила: от севера до самого юга войну ведет. Уж легче желать такому царю победы и надеяться: может, наконец, победивши, расщедрится он и для ингушей. А потому и приказ выполнять надо.
Подошла очередь и Кайпе нести сто рублей на обоз. А где их взять, если она до сих пор и за землю не может расплатиться! И почему вообще с нее берут на обоз, когда у нее сын на войне?
Кайпа пошла с жалобой к Ази. Так, мол, и так, почему сдираете две шкуры с одного человека? Откуда ей знать, что Ази заодно с Саадом. А Саад не успокоился, убрав с дороги Хасана. Он знал, что второй сын Беки тоже подрос, вот и задумал убрать и его. И Ази тут как тут – на подмоге.
Оба они знали, что Кайпе, хоть лопни, не собрать нужных денег и придется отпустить сына возчиком.
Ответ Кайпе был давно готов.
– Обоз идет на войну с турецким падишахом, – сказал Ази строго. – А твой сын воюет против германского падишаха! Понимаешь ты это или нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Но как ни трудно, а полк сколачивать надо. И потому не до пристава, не до убийцы и не до арестов. Власти всячески заискивают перед народом. Важно в срок выставить полк. А пристава можно и другого найти…
И нашли. Ингуша. Решили, наверно: убьют, так своего.
От сагопшинцев отправляли на войну около двадцати человек.
Осеннее утро было еще почти по-летнему теплым и солнечным. А в доме Кайпы царили грусть и тревога.
– Ну что ты заранее в трауре, нани? – улыбается Хасан. – Вот если убьют, тогда и будешь горевать.
Кайпе от этих слов еще тяжелее. Она молча утирает глаза концом платка.
А Хусен? Хоть и вымахал ростом с хорошего мужчину, а ребенок. С завистью смотрит он на брата, стоящего посреди комнаты в новой черкеске и в новой шапке.
– Хасан, посади меня на коня! – просит Султан.
Хусен смотрит в окно и будто впервые видит отличного коня, купленного, как и для всех уходящих на войну, на деньги сельской общины. «И почему меня не берут? – думает он с досадой. – Я и ростом с него…»
– Ну, надо ехать! – сказал Хасан, снимая кнут с гвоздя. – Меня уж, пожалуй, ждут!
Кайпа обняла сына и долго молча прижимала его к себе. А когда отпустила, Хасан поднял над собой Султана. Хусен в ожидании своей очереди с грустью смотрел на брата и вдруг впервые заметил темную полоску нежного пушка на верхней губе Хасана, и не только на губе, но и около ушей. Раньше он этого не видел. «Потому-то, наверно, его берут, а меня нет!» – решил Хусен с досадой, потрогав свое еще гладкое, как у девушки, лицо.
Но вот Хасан повернулся к нему. Не обнял его, нет! Даже с места не двинулся, только сказал строгим голосом старшего в доме:
– Саада не трогай, пока не узнаешь, что со мной!
Хусен не на шутку обозлился: снова брат говорит с ним, как с мальчишкой, не считает его годным на что-нибудь толковое! Он хотел уже что-то возразить, но Хасан не дал ему рта раскрыть.
– Это дело дади перед смертью поручил мне. И я исполню его, если не погибну. Ну а не вернусь, тогда сам сделаешь, что надо!
И, не прибавив больше ни слова, с Султаном на руках Хасан вышел из дому. Посадив братишку в седло, он взял коня под уздцы. Мать и Хусен шли за ним. У ворот Хасан снял Султана, еще раз обнял его и вскочил на коня…
Хасана не волновало то, что он идет на войну, – тревожили остающиеся дома мать и братья. А на войну? Что ж! Как равный с равными, это даже почетно и вызывает чувство гордости у Хасана. О том же, почему его, несмотря на непризывной возраст, гонят на войну вместе со взрослыми мужчинами, он не думал. Не знал и того, что конь под ним и все воинское снаряжение куплены совсем не сельской общиной, а Саадом. Да-да! Саадом, через Ази. Это была плата за избавление от гнетущего страха последних месяцев. На такое дело Саад не поскупился.
Но Хасан ничего не знал и потому даже с радостью шел на войну.
Часть пятая
1
Человек, долго пробывший в темноте, радуется и самому малому лучу света. Так было и с Кайпой. Измученная многолетним ярмом крайней бедности, она почитала за счастье, что есть у них теперь хоть и не ахти какая, а все же лошадь, кукуруза посеяна, и не только на огороде у дома, но, как давно того не бывало, и в поле!.. Правда, за землю еще надо платить, но это потом, осенью. Продаст кукурузу и расплатится.
Хусен и всегда был трудолюбив, а сейчас, оставшись за старшего, и вовсе ни минуты не сидит без дела. Это радовало Кайпу.
Вот только за Хасана, который все еще на войне, душа болит. Но, благодарение богу, он пока пусть и редко, а шлет весточки, что жив и здоров.
Однако горе не заставило себя долго ждать.
Люди только убрали кукурузу, как вдруг объявили, что село должно выставить обоз на войну. С каждого дыма установили по сто рублей.
Лошади для фронта должны быть молодыми, крепкими, а арбы совсем новыми, с железной осью. И корм! Лошадям нужен корм. Кукурузной соломой не отделаешься. Подавай им зерно и сено…
Тот же, у кого нет денег, чтобы внести на приобретение всего этого, сам пойдет с обозом, как возчик.
Сагопшинцы уже не раз доказывали властям, что они не слепые котята и бездумно подчиняться всякого рода сумасбродным приказам не любят.
Боясь очередных беспорядков и недовольств, власти собрали стариков из тех, кто побогаче, и мулл. Им было велено уговаривать народ. И пошли эти люди разносить сладкие речи. По их словам выходило, что только птичьего молока не получат люди после войны, а все остальное желанное будет.
Простодушные верили и радовались. Бедняги! У царя, конечно, только и заботы что об ингушах.
Многих, правда, сдерживало то, что обоз посылали на войну против Турции.
– Турки же правоверные мусульмане? Как же мы будем с ними воевать?
На это посланники властей тотчас находили ответ:
– Вы забыли, как мы пробирались домой с турецкой стороны, когда злая судьба забросила нас туда, как кричали: «Родина, милая родина наша»? Теперь настал час встать на защиту ее, на защиту родины, которая приняла нас как детей своих.
Люди согласно кивали головами, словно забыли в этот миг, что вернувшиеся из Турции и даже их потомки все еще считаются пришельцами, временно проживающими, и не имеют ни клочка земли.
Велись среди людей и другие разговоры, не похожие на те, с которыми ходили старейшины и муллы.
В ингушских селах все чаще говорили о том, что, пока страной правит царь, бедному крестьянину не быть хозяином земли. Но людей, которые говорили такое, было куда меньше, чем сладкоречивых стариков. И их речи слышал не каждый. Ну, а кто и слышал, не всегда верил. Давно уж, мол, говорят о том, что царя скинут, да, видать, не бывать этому. Поди-ка скинь его! Вон какая у него сила: от севера до самого юга войну ведет. Уж легче желать такому царю победы и надеяться: может, наконец, победивши, расщедрится он и для ингушей. А потому и приказ выполнять надо.
Подошла очередь и Кайпе нести сто рублей на обоз. А где их взять, если она до сих пор и за землю не может расплатиться! И почему вообще с нее берут на обоз, когда у нее сын на войне?
Кайпа пошла с жалобой к Ази. Так, мол, и так, почему сдираете две шкуры с одного человека? Откуда ей знать, что Ази заодно с Саадом. А Саад не успокоился, убрав с дороги Хасана. Он знал, что второй сын Беки тоже подрос, вот и задумал убрать и его. И Ази тут как тут – на подмоге.
Оба они знали, что Кайпе, хоть лопни, не собрать нужных денег и придется отпустить сына возчиком.
Ответ Кайпе был давно готов.
– Обоз идет на войну с турецким падишахом, – сказал Ази строго. – А твой сын воюет против германского падишаха! Понимаешь ты это или нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154