Ведь она с ним всегда миролюбива и ласкова, всегда старается порадовать, сделать что-то приятное. Раньше Хусен не думал об этом, но сегодня… Сегодня случилось что-то непонятное. Правда, и на этот раз он чуть не обидел ее. Из-за Дауда. А ведь давно пора поверить, что Эсет не способна на подлость. К тому же Дауда никто не разыскивает и не преследует. С тех пор как убили Сями, больше не было никаких обысков п засад. А Дауд чаще обычного приходит в село.
Хусен ругает себя за то, что обидел Эсет. А звуки гармошки становятся все громче и увереннее. Они уже нравятся Хусену. Ему хочется подойти к плетшо и крикнуть: «Эсет, я больше никогда не обижу тебя». Но он не делает этого. Внезапно, будто о чем-то вспомнив, бежит домой. Взяв у матери конопляных ниток, он выскочил в сад. Нарвал вишен, привязал их к палочке – и вот готова красивая гроздь. Очень красивой она получилась. Хусен направился к плетню. Гармошка молчала. Может, Эсет ушла домой? Надо крикнуть ее! А вдруг не услышит? Но в эту минуту его будто кто толкнул в грудь. Хусен обернулся и увидел входящую к ним в ворота Эсет. Хусен спрятал гроздь за спиной, медленно пошел навстречу девочке и, подойдя, торжественно подал ей.
– Ой, какая красивая! – вырвалось у ошеломленной Эсет.
Она замерла, и только горящие глаза ее перебегали с грозди на Хусена.
– Бери, это я тебе, – смущенно сказал Хусен.
– Мне?! – Взяв обеими руками подарок, она прижала его к груди. – Как красиво ты сделал!
Они уже сидели у двери, а Эсет все еще восхищенно смотрела на гроздь, не решаясь сорвать с нее ягодку.
– Я не буду их есть, Хусен! – сказала она.
– Ешь. Я еще сделаю. Красивее и больше этой.
– Красивее?! Что может быть лучше!
Терпение Эсет было недолгим. Срывая вишни одну за другой, она быстро разделалась с гроздью.
– Я очень люблю вишни, – проговорила Эсет и недовольным взглядом обежала свой голый двор, где, кроме акаций вдоль забора, не было ни деревца, – Только у нас их нет.
– А у нас сколько хочешь, – похвастался Хусен. – У меня даже оскомина от них.
– У моей дяци тоже их много. Только они не едят. Возят в Моздок, продают.
– Нани тоже повезет в следующий раз. И знаешь, что она мне купит?
– Штаны? – спросила Эсет.
– Какие штаны!.. – Хусен прикрыл руками коленки, чтобы Эсет не увидела латки.
– А что же тогда?
– Мяч! Настоящий резиновый мяч!
– Интересно, куда Тархан задевал свой мяч? – встрепенулась Эсет. – Пойду поищу его. Если найду, отдам тебе.
Хусен уговаривал ее не ходить. Сказал, что вовсе ему не нужен мяч. Но Эсет не послушалась, убежала.
Вернулась она только к полудню. Вряд ли так долго искала мяч. Наверно, занималась другими делами. И хотя Хусен отговаривал Эсет, но, увидев ее с пустыми руками, он все же против воли погрустнел.
– Так и не нашла! – виновато сказала Эсет. – Тархан, видно, потерял его.
Хусен разжигал огонь в очаге. Он сделал вид, что ему все равно, нашла она мяч или нет.
Помолчали.
– Дай-ка я растоплю? – опускаясь на корточки рядом с ним, попросила Эсет.
Ей хотелось сделать ему что-нибудь приятное… Вместо мяча.
– Не надо. Я сам.
– Это не мужское дело! – совсем осмелела Эсет.
– Ну, тогда разжигай, – согласился Хусен и поднялся.
Мигом управившись, поднялась и Эсет.
– Зачем тебе огонь? – спросила она. – Ты что, обед хочешь приготовить?
– Мы сейчас сварим яиц!
Хусен уже давно слышал кудахтанье кур в сарае. Это верный признак, что снеслись.
Он хотел пойти в сарай, но Эсет удержала его.
– Я пойду. Это тоже не мужское дело! – лукаво улыбнулась она.
Хусен не узнавал своей подружки. Она была какая-то необычно смелая, будто взрослая. И чувствовала себя как дома. Сходила в сарай. Положила яйца в котелок, налила воды, подвесила его над огнем и уселась у очага. Но через минуту отодвинулась и стала тереть свои белые ноги.
– Обожглась? – спросил Хусен, но к огню не пододвинулся. Боялся, как бы Эсет опять не сказала, что это не мужское дело – хлопотать у очага.
– Обжечься пока не обожглась, но очень там жарко.
– Потому, наверное, ты сегодня и на прополку не пошла, – улыбнулся Хусен, – что любишь, где попрохладнее.
– Нани не взяла меня. Боится, загорю на солнце. Она говорит: девушке нельзя загорать, надо быть белой как снег! Я не понимаю зачем. Разве не все равно, будешь белая или черная? А, Хусен?
Хусен молча пожал плечами. А сам почему-то не мог оторвать глаз от ее коленок. Эсет и вся была белая, как молоко, и очень нежная. Хусен сравнивал ее с распустившимся цветком. Только про себя, конечно…
Кабират и Соси в последнее время очень нежат и холят свой «цветок». Но мысль о том, для чего и для кого они это делают, еще не приходит в полудетскую голову Хусена. Не знает он и того, что красота Эсет едва расцветет… тотчас и померкнет, что растопчет ее жестокий человек. Ничего не знает пока Хусен. Не знает и Эсет. Им сейчас весело.
Хусену, как никогда, хочется, чтобы Эсет подольше побыла у них. Но время бежит. Кабират обещала вернуться к вечеру, и Эсет торопится.
Хусен совсем поник. Уж лучше бы она вовсе не приходила. Теперь ему особенно грустно одному. А раньше он ведь не скучал без нее! Может, и сегодня было бы как прежде? Но вот пришла и, уйдя, оставила ему грусть…
С приближением вечера Хусен немного рассеялся. Скоро вернутся мать и Хасан. Надо наколоть дров, принести воды, чтобы Кайпа сразу принялась готовить.
Султан уже спал, а Хусен, сидя у порога, не спускал глаз с улицы. Хотелось поскорее услышать скрип приближающейся арбы. Дважды проезжали мимо их двора арбы. Наконец третья остановилась у ворот. С нее сошли двое – Кайпа и Хасан. Арба поехала дальше.
Хусен застыл от удивления. Сначала он подумал, что кто-то еще был на их арбе и повез дальше свой груз. Но почему тогда Хасан не поехал с ним? Арбу-то назад надо пригнать. И почему не сняли мешок с мукой? Хусен готов был сам кинуться за арбой.
– Куда она поехала? – с нетерпением спросил он, не дождавшись объяснения.
– К себе домой. Куда же еще? – тяжело вздохнула Кайпа.
– Куда домой? Разве это не наша арба?
– Не паша, не наша! – прикрикнул Хасан, словно в том, что арба эта чужая, есть какая-то вина Хусена. Прикрикнул и пошел вслед за матерью в дом.
– Тогда где же наша? – ничего не понимая, спросил Хусен.
– Где наша? В пропасть свалилась!
– Что ты кричишь на него? – вмешалась Кайпа.
– А чего он пристал?
– Не пристал, а тоже хочет знать.
– Хорошо. Расскажем, раз хочет знать. Наша арба осталась в Моздоке. А лошадь отобрал хозяин. Ясно? Доволен?
Хусен в недоумении. Что значит «отобрал хозяин»? Разве не они хозяева?
– Какой хозяин? – выговорил он наконец. – Кто отобрал?
– Обыкновенный хозяин, казак! Взял и увел. Вот так. – Хасан обхватил себя обеими руками за шею и пригнулся.
Мать горестно покачала головой и, обняв Хусена, сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Хусен ругает себя за то, что обидел Эсет. А звуки гармошки становятся все громче и увереннее. Они уже нравятся Хусену. Ему хочется подойти к плетшо и крикнуть: «Эсет, я больше никогда не обижу тебя». Но он не делает этого. Внезапно, будто о чем-то вспомнив, бежит домой. Взяв у матери конопляных ниток, он выскочил в сад. Нарвал вишен, привязал их к палочке – и вот готова красивая гроздь. Очень красивой она получилась. Хусен направился к плетню. Гармошка молчала. Может, Эсет ушла домой? Надо крикнуть ее! А вдруг не услышит? Но в эту минуту его будто кто толкнул в грудь. Хусен обернулся и увидел входящую к ним в ворота Эсет. Хусен спрятал гроздь за спиной, медленно пошел навстречу девочке и, подойдя, торжественно подал ей.
– Ой, какая красивая! – вырвалось у ошеломленной Эсет.
Она замерла, и только горящие глаза ее перебегали с грозди на Хусена.
– Бери, это я тебе, – смущенно сказал Хусен.
– Мне?! – Взяв обеими руками подарок, она прижала его к груди. – Как красиво ты сделал!
Они уже сидели у двери, а Эсет все еще восхищенно смотрела на гроздь, не решаясь сорвать с нее ягодку.
– Я не буду их есть, Хусен! – сказала она.
– Ешь. Я еще сделаю. Красивее и больше этой.
– Красивее?! Что может быть лучше!
Терпение Эсет было недолгим. Срывая вишни одну за другой, она быстро разделалась с гроздью.
– Я очень люблю вишни, – проговорила Эсет и недовольным взглядом обежала свой голый двор, где, кроме акаций вдоль забора, не было ни деревца, – Только у нас их нет.
– А у нас сколько хочешь, – похвастался Хусен. – У меня даже оскомина от них.
– У моей дяци тоже их много. Только они не едят. Возят в Моздок, продают.
– Нани тоже повезет в следующий раз. И знаешь, что она мне купит?
– Штаны? – спросила Эсет.
– Какие штаны!.. – Хусен прикрыл руками коленки, чтобы Эсет не увидела латки.
– А что же тогда?
– Мяч! Настоящий резиновый мяч!
– Интересно, куда Тархан задевал свой мяч? – встрепенулась Эсет. – Пойду поищу его. Если найду, отдам тебе.
Хусен уговаривал ее не ходить. Сказал, что вовсе ему не нужен мяч. Но Эсет не послушалась, убежала.
Вернулась она только к полудню. Вряд ли так долго искала мяч. Наверно, занималась другими делами. И хотя Хусен отговаривал Эсет, но, увидев ее с пустыми руками, он все же против воли погрустнел.
– Так и не нашла! – виновато сказала Эсет. – Тархан, видно, потерял его.
Хусен разжигал огонь в очаге. Он сделал вид, что ему все равно, нашла она мяч или нет.
Помолчали.
– Дай-ка я растоплю? – опускаясь на корточки рядом с ним, попросила Эсет.
Ей хотелось сделать ему что-нибудь приятное… Вместо мяча.
– Не надо. Я сам.
– Это не мужское дело! – совсем осмелела Эсет.
– Ну, тогда разжигай, – согласился Хусен и поднялся.
Мигом управившись, поднялась и Эсет.
– Зачем тебе огонь? – спросила она. – Ты что, обед хочешь приготовить?
– Мы сейчас сварим яиц!
Хусен уже давно слышал кудахтанье кур в сарае. Это верный признак, что снеслись.
Он хотел пойти в сарай, но Эсет удержала его.
– Я пойду. Это тоже не мужское дело! – лукаво улыбнулась она.
Хусен не узнавал своей подружки. Она была какая-то необычно смелая, будто взрослая. И чувствовала себя как дома. Сходила в сарай. Положила яйца в котелок, налила воды, подвесила его над огнем и уселась у очага. Но через минуту отодвинулась и стала тереть свои белые ноги.
– Обожглась? – спросил Хусен, но к огню не пододвинулся. Боялся, как бы Эсет опять не сказала, что это не мужское дело – хлопотать у очага.
– Обжечься пока не обожглась, но очень там жарко.
– Потому, наверное, ты сегодня и на прополку не пошла, – улыбнулся Хусен, – что любишь, где попрохладнее.
– Нани не взяла меня. Боится, загорю на солнце. Она говорит: девушке нельзя загорать, надо быть белой как снег! Я не понимаю зачем. Разве не все равно, будешь белая или черная? А, Хусен?
Хусен молча пожал плечами. А сам почему-то не мог оторвать глаз от ее коленок. Эсет и вся была белая, как молоко, и очень нежная. Хусен сравнивал ее с распустившимся цветком. Только про себя, конечно…
Кабират и Соси в последнее время очень нежат и холят свой «цветок». Но мысль о том, для чего и для кого они это делают, еще не приходит в полудетскую голову Хусена. Не знает он и того, что красота Эсет едва расцветет… тотчас и померкнет, что растопчет ее жестокий человек. Ничего не знает пока Хусен. Не знает и Эсет. Им сейчас весело.
Хусену, как никогда, хочется, чтобы Эсет подольше побыла у них. Но время бежит. Кабират обещала вернуться к вечеру, и Эсет торопится.
Хусен совсем поник. Уж лучше бы она вовсе не приходила. Теперь ему особенно грустно одному. А раньше он ведь не скучал без нее! Может, и сегодня было бы как прежде? Но вот пришла и, уйдя, оставила ему грусть…
С приближением вечера Хусен немного рассеялся. Скоро вернутся мать и Хасан. Надо наколоть дров, принести воды, чтобы Кайпа сразу принялась готовить.
Султан уже спал, а Хусен, сидя у порога, не спускал глаз с улицы. Хотелось поскорее услышать скрип приближающейся арбы. Дважды проезжали мимо их двора арбы. Наконец третья остановилась у ворот. С нее сошли двое – Кайпа и Хасан. Арба поехала дальше.
Хусен застыл от удивления. Сначала он подумал, что кто-то еще был на их арбе и повез дальше свой груз. Но почему тогда Хасан не поехал с ним? Арбу-то назад надо пригнать. И почему не сняли мешок с мукой? Хусен готов был сам кинуться за арбой.
– Куда она поехала? – с нетерпением спросил он, не дождавшись объяснения.
– К себе домой. Куда же еще? – тяжело вздохнула Кайпа.
– Куда домой? Разве это не наша арба?
– Не паша, не наша! – прикрикнул Хасан, словно в том, что арба эта чужая, есть какая-то вина Хусена. Прикрикнул и пошел вслед за матерью в дом.
– Тогда где же наша? – ничего не понимая, спросил Хусен.
– Где наша? В пропасть свалилась!
– Что ты кричишь на него? – вмешалась Кайпа.
– А чего он пристал?
– Не пристал, а тоже хочет знать.
– Хорошо. Расскажем, раз хочет знать. Наша арба осталась в Моздоке. А лошадь отобрал хозяин. Ясно? Доволен?
Хусен в недоумении. Что значит «отобрал хозяин»? Разве не они хозяева?
– Какой хозяин? – выговорил он наконец. – Кто отобрал?
– Обыкновенный хозяин, казак! Взял и увел. Вот так. – Хасан обхватил себя обеими руками за шею и пригнулся.
Мать горестно покачала головой и, обняв Хусена, сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154