Там отпустит коня и дальше пешком будет пробираться до Моздока, а оттуда на поезд. Так безопаснее. Да Касуму и не нужно большего, чем ему положено. Придержав коня, он полез в карман – посчитать, сколько Саад дал ему денег. Светила полная луна, и сделать это было совсем просто. Денег оказалось всего сто пятьдесят рублей.
– В таком случае, Саад, тебе не видать коня как своих ушей! – погрозил Касум плетью назад и двинулся дальше.
На подъем конь пошел шагом. Касум не стал его подгонять. «Наверстаю на спуске, – подумал он. – В Моздоке продам лошадь, сколько бы ни дали, – и домой!»
Всего два дня пути отделяют его от родных гор, от родного села, от матери. Мать! Как она там? Может, увидит сына – поправится?
Касум ехал и прислушивался к топоту коня, как бы отсчитывал – ведь с каждым шагом ближе дом!..
Станица вытянула в сторону дороги – только одним концом она примыкает к проезжей части. Крайняя усадьба полукольцом обнесена рвом.
Из рва вдруг вышли двое и встали на дороге. Оба с винтовками.
Весной у станичников увели коней, и с тех пор они регулярно выставляли посты. Но откуда было Касуму знать об этом.
Сейчас перед ним был один из таких постов.
Касум резко осадил коня. Он понимал, что не с добром вышли эти двое на дорогу вооруженными.
Один что-то говорил, глядя на Касума, и поднял винтовку.
– Не стреляй, Степан, – остановил его другой. – Узнаем сначала, что за человек.
– Что за человек! Не видишь, что ли? Горец!
Степан, сын станичного богатея, давно усвоил то, что слышал от всех, кто бывал у них в доме: ингуши – воры, абреки, их надо убивать. Авдей в станице вроде бы как атаман, с ним считаются все. Он богат, а богатого кто же не чтит.
Степан жаждет пойти дальше своего отца. Богатства наживать ему не приходится – без того хватает. Он мечтает прославиться своей храбростью, смелостью.
В дозорные Степан ходил с особым удовольствием. Все надеялся встретить абрека-конокрада. Но каждый раз возвращался огорченный, словно охотник, которому так и не попалась дичь.
И вот удача. Перед Степаном не «дичь», а «зверь». Уж завтра утром мать не будет утешать его в печали, а Кондрат Бычья голова не станет хвастать тем, что убил горца. Он-то уложил несчастного старика, возвращающегося из Моздока с базара. А перед Степаном всадник, молодой, сильный. И если он не абрек, то уж наверняка вор. Не понимал Степан того, что, будь этот всадник абреком или вором, не стоял бы он так спокойно посреди дороги.
А бедняге Касуму и в голову не приходило, что, столь далеко отъехав от Сагопши, он вдруг встретит совсем неожиданную опасность. Дагестанец стоял в растерянности, не зная, что же предпринять: то ли подъехать к ним, то ли повернуть коня и ускакать? Пожалуй, от этих не уйти. Вот один держит винтовку наготове, того и гляди выстрелит. А другой пошел к Касуму.
– Глупый, не ходи, – крикнул Степан, – думаешь, он не вооружен?
Но тот не ответил и шел вперед. Степан двинулся за ним.
Касум стоял не шевелясь. Ему больше ничего и не оставалось, как спокойствием своим убедить их хотя бы в том, что человек он мирный.
– Каков конь! – вырвалось у Степана. – Не иначе – абрек. – Он щелкнул затвором и закричал: – Слазь с коня!
– Степан, не горячись, – придержал парня за локоть товарищ.
Но тот отскочил от него и прицелился. У Касума мелькнула мысль: «Не достать ли кинжал?» Но тут же он подумал: «Что кинжал против винтовки? Только еще больше обозлятся».
Видя, что всадник вроде бы не собирается защищаться Степан совсем осмелел.
– Не тронь, – попытался еще раз удержать его напарник, – человек, похоже, мирный, пусть себе едет…
Но Степан не слушал.
– Эй ты! Слазь, зверюга!
Касум, в упор глядя, покачал головой. Кто знает, что он этим хочет сказать: то ли не слезу, то ли не стреляй? А может, и то и другое сразу. Как бы там ни было – выстрел раздался. Конь шарахнулся в сторону. Касум, обеими руками схватившись за грудь, еще сидел, слегка, правда, откинувшись назад. Но тут раздался второй выстрел – и Касум свалился на землю.
– Чуть отъехав, конь остановился. Когда Степан подошел к нему, конь стоял и словно в удивлении смотрел на лежащего на земле человека.
– Зря ты это, – недовольно пробурчал напарник Степана, – человек мирно ехал своей дорогой…
– Все они мирные! – сказал Степан, высвобождав стремя. – Ты лучше подержи лошадь, не то ускачет.
– Не буду держать! – зло отрезал напарник и, махнув рукой, пошел прочь. – Не стану я тебе помощником в таком деле!
– Трус! – кричал ему вдогонку Степан. – А еще казак!
– То-то и оно, что я – казак! А казаку не к лицу грабить да не винных людей убивать.
– А как они коней наших станичных угнали, забыл?
– Да он, может, и знать-то об этом не знает.
– Ага, не знает он! – И Степан поволок убитого с дороги.
К утру пополз слушок. Так, мол, и так: ночью дозорные на посту вора убили, ехал тот на украденном у казаков коне – и пристрелил его Степан. Одни говорили, что у вора было два коня, другие называли и того больше.
А конь еще до света угнали в Моздок, чтобы соседи его не увидели.
7
И вот Касум снова в Сагопши. Лежит на арбе в самом центре села. Народу вокруг не счесть. Тут и мужчины, что идут с молитвы, женщины, возвращающиеся с базара… Здесь же толпятся дети.
– Да простит тебя Всевышний! – бормочет каждый, кто вновь подходит.
Некоторые в ужасе отводят глаза: пуля изуродовала лицо Касума, разорвала ему щеку.
– О Дяла! – часто вскрикивают женщины и тут же спешат уйти.
Только дети не спешат уйти. Они теснятся у самой арбы.
Не все сельчане знали Касума. Вечно занятый делом, он за годы работы у Саада почти никогда не выходил на майдан. А сейчас, изуродованный, и на себя-то не похож.
– Откуда он родом? – спрашивают некоторые.
– Кто его убил?
– Казаки из Магомет-Юрта.
– А зачем к нам привезли?…
Встав на ступицу колеса, Хасан смотрит на убитого, на хорошо знакомую шубу. Не шуба – он бы, возможно, не узнал Касума.
Хасан молчит и часто косится на Хусена, чтобы не проболтался.
На площади появляется фаэтон пристава. Рядом с ним восседают старшина Ази и человек из Магомед-Юрта.
Встав в фаэтоне, старшина сказал:
– Люди, с вами будет говорить… пирстоп!
– Мы слушаем! – загомонило несколько голосов.
Старшина повернулся так, чтобы его все видели, когда он будет переводить слова пристава.
– Пирстоп говорит, чтобы вы прекратили воровство.
– А кто занимается воровством? – спросил Исмаал.
– Кто, спрашиваешь? Мы, ингуши. Видишь того, что лежит на арбе? Его убили этой ночью, когда он угонял лошадей из Магомет-Юрта.
– Сколько лошадей у него было? – спросил из толпы.
– Сколько бы ни было, какая разница?
– Не перебивайте, пусть говорит, – урезонивали старики.
– Зачем он поехал воровать? Вы думаете, казаки позволят вам безнаказанно грабить их?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
– В таком случае, Саад, тебе не видать коня как своих ушей! – погрозил Касум плетью назад и двинулся дальше.
На подъем конь пошел шагом. Касум не стал его подгонять. «Наверстаю на спуске, – подумал он. – В Моздоке продам лошадь, сколько бы ни дали, – и домой!»
Всего два дня пути отделяют его от родных гор, от родного села, от матери. Мать! Как она там? Может, увидит сына – поправится?
Касум ехал и прислушивался к топоту коня, как бы отсчитывал – ведь с каждым шагом ближе дом!..
Станица вытянула в сторону дороги – только одним концом она примыкает к проезжей части. Крайняя усадьба полукольцом обнесена рвом.
Из рва вдруг вышли двое и встали на дороге. Оба с винтовками.
Весной у станичников увели коней, и с тех пор они регулярно выставляли посты. Но откуда было Касуму знать об этом.
Сейчас перед ним был один из таких постов.
Касум резко осадил коня. Он понимал, что не с добром вышли эти двое на дорогу вооруженными.
Один что-то говорил, глядя на Касума, и поднял винтовку.
– Не стреляй, Степан, – остановил его другой. – Узнаем сначала, что за человек.
– Что за человек! Не видишь, что ли? Горец!
Степан, сын станичного богатея, давно усвоил то, что слышал от всех, кто бывал у них в доме: ингуши – воры, абреки, их надо убивать. Авдей в станице вроде бы как атаман, с ним считаются все. Он богат, а богатого кто же не чтит.
Степан жаждет пойти дальше своего отца. Богатства наживать ему не приходится – без того хватает. Он мечтает прославиться своей храбростью, смелостью.
В дозорные Степан ходил с особым удовольствием. Все надеялся встретить абрека-конокрада. Но каждый раз возвращался огорченный, словно охотник, которому так и не попалась дичь.
И вот удача. Перед Степаном не «дичь», а «зверь». Уж завтра утром мать не будет утешать его в печали, а Кондрат Бычья голова не станет хвастать тем, что убил горца. Он-то уложил несчастного старика, возвращающегося из Моздока с базара. А перед Степаном всадник, молодой, сильный. И если он не абрек, то уж наверняка вор. Не понимал Степан того, что, будь этот всадник абреком или вором, не стоял бы он так спокойно посреди дороги.
А бедняге Касуму и в голову не приходило, что, столь далеко отъехав от Сагопши, он вдруг встретит совсем неожиданную опасность. Дагестанец стоял в растерянности, не зная, что же предпринять: то ли подъехать к ним, то ли повернуть коня и ускакать? Пожалуй, от этих не уйти. Вот один держит винтовку наготове, того и гляди выстрелит. А другой пошел к Касуму.
– Глупый, не ходи, – крикнул Степан, – думаешь, он не вооружен?
Но тот не ответил и шел вперед. Степан двинулся за ним.
Касум стоял не шевелясь. Ему больше ничего и не оставалось, как спокойствием своим убедить их хотя бы в том, что человек он мирный.
– Каков конь! – вырвалось у Степана. – Не иначе – абрек. – Он щелкнул затвором и закричал: – Слазь с коня!
– Степан, не горячись, – придержал парня за локоть товарищ.
Но тот отскочил от него и прицелился. У Касума мелькнула мысль: «Не достать ли кинжал?» Но тут же он подумал: «Что кинжал против винтовки? Только еще больше обозлятся».
Видя, что всадник вроде бы не собирается защищаться Степан совсем осмелел.
– Не тронь, – попытался еще раз удержать его напарник, – человек, похоже, мирный, пусть себе едет…
Но Степан не слушал.
– Эй ты! Слазь, зверюга!
Касум, в упор глядя, покачал головой. Кто знает, что он этим хочет сказать: то ли не слезу, то ли не стреляй? А может, и то и другое сразу. Как бы там ни было – выстрел раздался. Конь шарахнулся в сторону. Касум, обеими руками схватившись за грудь, еще сидел, слегка, правда, откинувшись назад. Но тут раздался второй выстрел – и Касум свалился на землю.
– Чуть отъехав, конь остановился. Когда Степан подошел к нему, конь стоял и словно в удивлении смотрел на лежащего на земле человека.
– Зря ты это, – недовольно пробурчал напарник Степана, – человек мирно ехал своей дорогой…
– Все они мирные! – сказал Степан, высвобождав стремя. – Ты лучше подержи лошадь, не то ускачет.
– Не буду держать! – зло отрезал напарник и, махнув рукой, пошел прочь. – Не стану я тебе помощником в таком деле!
– Трус! – кричал ему вдогонку Степан. – А еще казак!
– То-то и оно, что я – казак! А казаку не к лицу грабить да не винных людей убивать.
– А как они коней наших станичных угнали, забыл?
– Да он, может, и знать-то об этом не знает.
– Ага, не знает он! – И Степан поволок убитого с дороги.
К утру пополз слушок. Так, мол, и так: ночью дозорные на посту вора убили, ехал тот на украденном у казаков коне – и пристрелил его Степан. Одни говорили, что у вора было два коня, другие называли и того больше.
А конь еще до света угнали в Моздок, чтобы соседи его не увидели.
7
И вот Касум снова в Сагопши. Лежит на арбе в самом центре села. Народу вокруг не счесть. Тут и мужчины, что идут с молитвы, женщины, возвращающиеся с базара… Здесь же толпятся дети.
– Да простит тебя Всевышний! – бормочет каждый, кто вновь подходит.
Некоторые в ужасе отводят глаза: пуля изуродовала лицо Касума, разорвала ему щеку.
– О Дяла! – часто вскрикивают женщины и тут же спешат уйти.
Только дети не спешат уйти. Они теснятся у самой арбы.
Не все сельчане знали Касума. Вечно занятый делом, он за годы работы у Саада почти никогда не выходил на майдан. А сейчас, изуродованный, и на себя-то не похож.
– Откуда он родом? – спрашивают некоторые.
– Кто его убил?
– Казаки из Магомет-Юрта.
– А зачем к нам привезли?…
Встав на ступицу колеса, Хасан смотрит на убитого, на хорошо знакомую шубу. Не шуба – он бы, возможно, не узнал Касума.
Хасан молчит и часто косится на Хусена, чтобы не проболтался.
На площади появляется фаэтон пристава. Рядом с ним восседают старшина Ази и человек из Магомед-Юрта.
Встав в фаэтоне, старшина сказал:
– Люди, с вами будет говорить… пирстоп!
– Мы слушаем! – загомонило несколько голосов.
Старшина повернулся так, чтобы его все видели, когда он будет переводить слова пристава.
– Пирстоп говорит, чтобы вы прекратили воровство.
– А кто занимается воровством? – спросил Исмаал.
– Кто, спрашиваешь? Мы, ингуши. Видишь того, что лежит на арбе? Его убили этой ночью, когда он угонял лошадей из Магомет-Юрта.
– Сколько лошадей у него было? – спросил из толпы.
– Сколько бы ни было, какая разница?
– Не перебивайте, пусть говорит, – урезонивали старики.
– Зачем он поехал воровать? Вы думаете, казаки позволят вам безнаказанно грабить их?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154