– Шурин мой, Малсаг, у нас. Но его тебе опасаться нечего. Входи, не бойся.
Навстречу Дауду поднялся высокий, статный красавец. Решительный и умный взгляд выдавал в нем человека недюжинного характера.
Этот молодой человек успел уже познать почем фунт лиха. Отец его с детских лет уповал на то, что сыну уготовано судьбой стать вторым Уцага Малсагом, и в душе очень надеялся сделать его офицером. Он даже, собравшись из последних сил, отдал сына в школу в Назрани. Но Малсаг проучился всего два года. Случилось так, что, проходя по берегу Сунжи, он и его товарищ увидели, как какой-то старик безуспешно силится вытянуть увязнувшую арбу. Молодежь поспешила на помощь бедняге. Но в эту минуту к переезду подъехал фаэтон, в котором восседал офицер в сопровождении двух казаков.
Кучер махнул кнутом, мол, сойди с дороги. Старик был бы рад, да арба крепко увязла. И вдруг офицер выхватил у возницы кнут, рванулся с фаэтона, подбежал к старику и стал хлестать его, словно перед ним лошадь, а не человек.
Все свершилось в мгновение ока. Малсаг даже не сразу сообразил, что происходит. Но уже через миг он повис на руке офицера и вырвал у того кнут.
Казаки схватили Малсага, а заодно и его товарища. Скрутили обоим руки, избили их и сдали в полицейский участок.
В участке юноши пробыли всего неделю, но из школы их тем временем выгнали.
С тех пор Малсаг люто возненавидел офицеров и всех, кто с ними заодно, кто позволяет им куражиться над людьми: полицейских, пристава и всякую прочую власть.
Уже два года, как умер отец, так и не увидевший сына офицером. Все заботы о матери и двух младших сестренках легли на плечи Малсага. Живется им очень нелегко. Особенно горюет Малсаг, что не может привести в дом давно засватанную любимую: родители невесты запросили большое приданое.
– А к нам дорогой гость, – сказал Исмаал, входя в комнату.
– Мир этому дому! – произнес идущий следом Дауд.
Он поздоровался с Малсагом, не спеша снял с плеча винтовку и поставил ее в углу у двери. Ответив на приветствие, Малсаг попеременно смотрел то на гостя, то на винтовку. Человека этого он видел впервые. Но не многое надо было знать, чтобы понять: кто приходит в дом ночью и приходит с винтовкой, тот днем себе не хозяин, иначе говоря, скрывается от властей. В этом у Малсага сомнения не было.
Дауд смотрел на лампу как на врага. И казалось, ничего больше не видел.
– Нельзя ли ее… Ну хотя бы убавить? – спросил он.
И тут откуда-то из угла, из темноты, вышла на свет жена Исмаала. Она наконец тоже узнала Дауда.
– Вададай, да это же Дауд! – хлопнула в ладоши Миновси. – Тебя не узнаешь, такие усищи отпустил!
– Приверни лампу, – велел Исмаал.
Сейчас, сейчас… – засуетилась Миновси.
Все расселись кто где. Начались взаимные расспросы.
– Что нового в селах? – будто бы между прочим поинтересовался Дауд. – Я три дня пропадал в лесу.
– У нас нет ничего особенного, а вот в Пседахе… Там заварушка. Стражника у пирстопа кокнули, – сказал Исмаал.
– Насмерть?!
– Стрелок оказался метким, – вмешался Малсаг, – говорят, убитый и слова не успел вымолвить.
– А кого-нибудь подозревают? Аресты были? – Дауд посмотрел на обоих.
– В Сагопши пока никого не трогают, – ответил Исмаал, – а что в Пседахе, не знаю.
– Да кого они могут тронуть? – вставил Малсаг. – Сразу после выстрела полил такой дождь, что и собака не взяла бы следа. И ночь была – тьма кромешная.
– А в Кескеме ты не был эти дни, Исмаал? – спросил Дауд.
– Проезжал. Жену твою видел, она в огороде копалась. Сказала, что мать хворает.
Дауду больше ничего не надо было. «Значит, пока меня не ищут», – успокоился он, а вслух сказал, обращаясь к жене Исмаала, которая возилась у очага:
– Миновси, ты не сходила бы за сыном Беки, пока мы тут разговариваем? За старшим, за Хасаном?
– Сейчас схожу! Вот только угощу тебя… – С этими словами она поставила перед Даудом тарелку с двумя куриными крылышками и миску с галушками – все, что оставила от ужина детям, которых сон сморил раньше, чем мать успела сготовить еду.
– Сегодня ведь ночь под пятницу, потому курицу зарезали. И ты отведаешь.
– Придвигайся ближе, – предложил Исмаал Дауду. – На нас не смотри, мы уже поели.
Дауд еще не кончил ужинать, когда в комнату влетел Хасан. Он сразу кинулся к Дауду. Тот обнял его за плечи.
– Вот это будет мужчина! – сказал Дауд. – Птицей прилетел, а?
– Ты прав, – согласился Исмаал. – Уж если из него не выйдет настоящий мужчина, не знаю тогда, из кого еще и выйдет.
Хасан, конечно, рад был и просто встрече с Даудом. Но не только за этим спешил он сюда, ждал, что Дауд добавит к сказанному: «А потому, что ты мужчина, я принес тебе винтовку». Но Дауд молчал. «Это он при Малсаге не хочет говорить об оружии!» – успокоил себя Хасан и решил терпеливо ждать.
– Ну, как вы там живете? – спросил Дауд. – Как мать, братья?
– Ничего живем. Только Султан, как всегда, болеет.
– Ты спал небось? – поинтересовался Дауд. – Я хотел зайти посмотреть, как вы, но подумал: небезопасно это, чего доброго, опять на ту сволочь, на соседа вашего, нарвешься. Не могу я его видеть, да и остерегаться мне сейчас надо. Очень даже надо…
– Соси уехал вчера. Во Владикавказ.
– Уехал, говоришь? – Дауд задумался.
Исмаал положил руку ему на плечо, улыбнулся и сказал:
– Ты все нас расспрашиваешь, а о себе ничего не рассказываешь. Как сам-то живешь?
– Э! Какая это жизнь. Словно зверь… Все в лесу да в лесу.
– А сейчас-то чего по лесам прячешься? Тебя ведь отпустили?
– Если бы отпустили.
– Жизнь, она, Дауд, у всех у нас хуже некуда, – вздохнул Исмаал.
– Ничего, не унывай, – как бы встряхнувшись, сказал вдруг повеселевший Дауд. – Недолго осталось – придет конец нашим мучениям. Вон в России уже народ поднимается. Русские, с которыми я вместе был в Сибири, рассказывали. Скоро конец этой власти! Вот они где у нас сидят! – Дауд провел ребром ладони по шее. – Все балки под царевым троном подгнили. Малость нажать – и совсем обломятся. Так-то!
– Не знаю, когда власти конец придет, а людям нашим многим он, этот конец, уже пришел. Хвост вытащишь – голова увязнет. Только чуть наладишь хозяйство – налогом обложат или опять скажут: «Следы ведут в ваше село» – Какую-нибудь причину найдут обязательно и штраф сдерут. И снова вся жизнь и хозяйство катятся ко всем чертям.
– Это уж точно. Все беды и горести, как в охране, стоят вокруг наших домов. Я вот и то боюсь, как бы за убитого казака не стали всех подряд наказывать… Ведь пал-то он от моей пули…
– Что ты! Что ты!
– Клянусь Богом! Надо, я думаю, сообщить в участок, чтобы невинных людей не мучили.
– И думать не смей! Тебе еще только кровной мести не хватает! Убитый-то ведь ингуш, а никакой не казак.
– Неужели? – переменился в лице Дауд. – Но он же по-русски кричал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154