До жары работать нетрудно.
Немного погодя прибежал Хусен и объявил, что Султан проснулся и плачет.
Кайпа принесла люльку из дома Гойберда и поставила ее в сарае. Теперь она услышит, если заплачет младшенький. И подойти успокоить недалеко. Но Хусен и теперь не освободился от заботы о брате. Мать частенько просила его покачать люльку, чтобы самой не отрываться от дела. И Хусену, конечно, скоро надоел и Султан, и его люлька.
– Нани, дай лучше я поработаю, а ты покачай его, – не раз приставал он к матери.
Но она поднимала свое измазанное глиной лицо, укоризненно взглядывала на сына, а Хусен молча возвращался в сарай.
И только когда Алайг, прервавшись ненадолго, усаживался на что-нибудь поудобнее и сворачивал самокрутку, Кайпа сама направлялась в сарай. В другое время она не могла оторваться. Стоило ей не подать Алайгу глину, у него дело останавливалось. А помочь больше некому. Все люди сейчас заняты на прополке. Даже Гойберд не может с ней поработать. И Кайпа это понимает.
– Если бы мне можно было не пойти во Владикавказ! – смущенно разводит он руками. – Но семью ведь кормить надо!.. Хочешь, Кайпа, Рашида пришлю? Он не хуже взрослого поработает! Клянусь Богом, не хуже.
– Спасибо, Гойберд, – говорит Кайпа. – Ты не беспокойся. Иди по своим делам. И Рашида не надо присылать. Ты и так для нас много сделал.
Рашид работает с ними. И хоть взрослого он, конечно, не заменяет, но пользу приносит немалую: таскает воду из ручья, что течет на улице, месит глину.
– Счастье, что вода рядом! – часто повторяет Кайпа.
Хасан убирал обломки завалившейся стены, когда вдруг заметил торчащий из-под смежной стены сарая мешок. Он отгреб землю и вытащил его. В мешке было что-то довольно тяжелое и длинное.
Хасан развязал узел, сунул руку в мешок и обмер: там была винтовка. Он тревожно огляделся вокруг: Кайпа работала в яме, Рашид ушел, а Алайг, стоя спиной к сараю, курил самокрутку. Только Хусен мог из сарая видеть его.
Хасан сел на землю. Широко раскинул ноги и осторожно вынул из мешка пятизарядную винтовку. Все металлические части ее показались Хасану осколками упавшей с неба звезды.
– Хасан, откуда это? – вдруг прозвучал над ним голос брата.
– Шш! – сверкнул глазами Хасан и приложил к губам палец.
Он быстро засунул винтовку обратно в мешок, забежал в сарай и спрятал его в ясли.
– Никому ни слова! Слышишь? Смотри, не то…
Он еще не договорил, а Хусен уже отчаянно мотал головой и выразительно проводил ладонью под подбородок: мол, голову дает на отсечение, что будет нем как рыба. И Хасан прекратил разговоры. Но позже он все же сказал Хусену, что, если тот проговорится, продырявит его всеми пулями из патронташа. Уж очень Хусен досаждал ему вопросами.
– Хасан, кто ее спрятал туда? – спрашивал он не раз.
– Бог сбросил с неба! Тебе-то какое дело, кто спрятал? Теперь она наша, и все!
– Это, наверно, Дауд спрятал!
– Может, и Дауд.
– А когда он вернется, мы отдадим ему винтовку?
– Отдадим, если вернется. Пока ты лучше прикрой свою пищалку, – и Хасан придавил нижнюю челюсть Хусена к верхней, – не то винтовка ни нам не достанется, ни Дауду.
Хасан думал не о том, чья это винтовка и придется ли отдавать ее хозяину. Ему было важно одно: у него есть винтовка – и это сейчас главное. Жаль вот только, стрельнуть из нее нельзя. Выстрелишь во дворе – услышат, а в лес нести опасно. В пути на кого-нибудь нарвешься. А если казаки встретятся, обязательно обыскивать станут. Хоть бы лошадь была. В арбе легче упрятать. И предлог был бы в лес поехать. Сказал бы: за хворостом или за дровами…
Как-то Кайпа решилась попросить Исмаала привезти ей из лесу хвороста и жердей потолще для крыши.
– Нани, ты попроси арбу, а Маи пусть не едет. Он сам не ну жен. Мы с Хусеном сами привезем жердей, – настойчиво уговаривал Хасан.
Радость-то какая! Поедут одни – винтовку можно взять с собой.
– А мы одни поедем! – сказал мальчик, когда Исмаал приехал на арбе.
Но Исмаал посмотрел на него и широко улыбнулся, обнажив свои кривые зубы.
– Жерди, которые ты привезешь, будут годиться разве только на курятник.
Слова эти очень обидели Хасана, но старшему обиду не выскажешь, а Исмаалу тем более.
– Не горюй, что со мной поедешь, – похлопал его по плечу Исмаал, – я тебе такой лес покажу, какого ты еще никогда не видел.
Хусен тоже было собрался в дорогу, но Кайпа не пустила его, сказала, что нужен ей дома. Хусен знал, зачем он нужен: не для какого-нибудь важного дела, а Султана укачивать. Ох, и когда же он избавится от этой люльки!..
Сначала заготовили колья и жерди. Исмаал остался рубить хворост, а Хасана отправил домой. Да велел торопиться – скорее обернуться туда и обратно.
Дорога в лесу плохая. Иной раз колесо проваливается по самую ступицу. Какой-нибудь кляче и не выбраться. Но у Исмаала мерин сильный. Хасан едет и тихо напевает. Когда ехали в лес, пел Исмаал, а Хасан только слушал.
Исмаал даже русскую песню пел. Только Хасан ее не запомнил. А ингушских песен он знает немного, но все больше без слов. Да и вообще он не мастер петь. А на людях так даже стесняется. Вот и сейчас, завидит человека или просто стук топора услышит, тотчас замолкает.
Наконец выехал из лесу. Неподалеку от дороги стоял шалаш. От него навстречу Хасану ехал всадник. Он внимательно осмотрел прямые, как шомпола, жерди и проехал мимо. Перед Хасаном проплыли знакомая борода и щеки цвета спелой земляники. Мальчик весь задрожал. «Вот бы сейчас винтовку!» – подумал он и тут же вспомнил, что, и будь она с ним, все равно ведь стрелять еще не умеет. Ну да ладно, Саад от него не уйдет. Надо только поскорее научиться стрелять, а главное – целиться как надо. Вон Хамзат в собаку стрелял – и то целился!
…Когда вечером, уже вдвоем возвращаясь из лесу, они опять проезжали тот шалаш, Хасан подумал: «А что, если открыть тайну Исмаалу? Он ведь был на войне, винтовку знает хорошо! Научит стрелять!..» Но так ничего и не сказал, не решился.
– Похоже, Саад опять эту балку занял, – нарушил молчание Исмаал.
– Я видел его здесь, когда днем проезжал, – сказал Хасан.
– Убрать бы надо этого мерзавца, – проговорил едва слышно Исмаал, – да сила на его стороне…
«Ну и пусть на его стороне, – подумал Хасан, – вот только научусь стрелять, тогда посмотрим!»
11
Хусен уже давно не видит Эсет. С тех пор как он тогда прогнал ее, девочка не приходит к плетню, и на улице ее не видно. Хусен теперь играет только с Зали и Мажи. Они близнецы, но Зали крупнее брата – и ростом повыше, и полнее. Гойберд часто ругает ее: «Ты уже большая, присмотрела бы за домом, чем играть с малышами». Он, видно, забывает, что Зали не старше Мажи.
А Зали и без отцовских наставлений делает всю домашнюю работу. Только изредка удается ей поиграть с ребятами. Кроме нее, некому подмести, приготовить еду, починить, поштопать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Немного погодя прибежал Хусен и объявил, что Султан проснулся и плачет.
Кайпа принесла люльку из дома Гойберда и поставила ее в сарае. Теперь она услышит, если заплачет младшенький. И подойти успокоить недалеко. Но Хусен и теперь не освободился от заботы о брате. Мать частенько просила его покачать люльку, чтобы самой не отрываться от дела. И Хусену, конечно, скоро надоел и Султан, и его люлька.
– Нани, дай лучше я поработаю, а ты покачай его, – не раз приставал он к матери.
Но она поднимала свое измазанное глиной лицо, укоризненно взглядывала на сына, а Хусен молча возвращался в сарай.
И только когда Алайг, прервавшись ненадолго, усаживался на что-нибудь поудобнее и сворачивал самокрутку, Кайпа сама направлялась в сарай. В другое время она не могла оторваться. Стоило ей не подать Алайгу глину, у него дело останавливалось. А помочь больше некому. Все люди сейчас заняты на прополке. Даже Гойберд не может с ней поработать. И Кайпа это понимает.
– Если бы мне можно было не пойти во Владикавказ! – смущенно разводит он руками. – Но семью ведь кормить надо!.. Хочешь, Кайпа, Рашида пришлю? Он не хуже взрослого поработает! Клянусь Богом, не хуже.
– Спасибо, Гойберд, – говорит Кайпа. – Ты не беспокойся. Иди по своим делам. И Рашида не надо присылать. Ты и так для нас много сделал.
Рашид работает с ними. И хоть взрослого он, конечно, не заменяет, но пользу приносит немалую: таскает воду из ручья, что течет на улице, месит глину.
– Счастье, что вода рядом! – часто повторяет Кайпа.
Хасан убирал обломки завалившейся стены, когда вдруг заметил торчащий из-под смежной стены сарая мешок. Он отгреб землю и вытащил его. В мешке было что-то довольно тяжелое и длинное.
Хасан развязал узел, сунул руку в мешок и обмер: там была винтовка. Он тревожно огляделся вокруг: Кайпа работала в яме, Рашид ушел, а Алайг, стоя спиной к сараю, курил самокрутку. Только Хусен мог из сарая видеть его.
Хасан сел на землю. Широко раскинул ноги и осторожно вынул из мешка пятизарядную винтовку. Все металлические части ее показались Хасану осколками упавшей с неба звезды.
– Хасан, откуда это? – вдруг прозвучал над ним голос брата.
– Шш! – сверкнул глазами Хасан и приложил к губам палец.
Он быстро засунул винтовку обратно в мешок, забежал в сарай и спрятал его в ясли.
– Никому ни слова! Слышишь? Смотри, не то…
Он еще не договорил, а Хусен уже отчаянно мотал головой и выразительно проводил ладонью под подбородок: мол, голову дает на отсечение, что будет нем как рыба. И Хасан прекратил разговоры. Но позже он все же сказал Хусену, что, если тот проговорится, продырявит его всеми пулями из патронташа. Уж очень Хусен досаждал ему вопросами.
– Хасан, кто ее спрятал туда? – спрашивал он не раз.
– Бог сбросил с неба! Тебе-то какое дело, кто спрятал? Теперь она наша, и все!
– Это, наверно, Дауд спрятал!
– Может, и Дауд.
– А когда он вернется, мы отдадим ему винтовку?
– Отдадим, если вернется. Пока ты лучше прикрой свою пищалку, – и Хасан придавил нижнюю челюсть Хусена к верхней, – не то винтовка ни нам не достанется, ни Дауду.
Хасан думал не о том, чья это винтовка и придется ли отдавать ее хозяину. Ему было важно одно: у него есть винтовка – и это сейчас главное. Жаль вот только, стрельнуть из нее нельзя. Выстрелишь во дворе – услышат, а в лес нести опасно. В пути на кого-нибудь нарвешься. А если казаки встретятся, обязательно обыскивать станут. Хоть бы лошадь была. В арбе легче упрятать. И предлог был бы в лес поехать. Сказал бы: за хворостом или за дровами…
Как-то Кайпа решилась попросить Исмаала привезти ей из лесу хвороста и жердей потолще для крыши.
– Нани, ты попроси арбу, а Маи пусть не едет. Он сам не ну жен. Мы с Хусеном сами привезем жердей, – настойчиво уговаривал Хасан.
Радость-то какая! Поедут одни – винтовку можно взять с собой.
– А мы одни поедем! – сказал мальчик, когда Исмаал приехал на арбе.
Но Исмаал посмотрел на него и широко улыбнулся, обнажив свои кривые зубы.
– Жерди, которые ты привезешь, будут годиться разве только на курятник.
Слова эти очень обидели Хасана, но старшему обиду не выскажешь, а Исмаалу тем более.
– Не горюй, что со мной поедешь, – похлопал его по плечу Исмаал, – я тебе такой лес покажу, какого ты еще никогда не видел.
Хусен тоже было собрался в дорогу, но Кайпа не пустила его, сказала, что нужен ей дома. Хусен знал, зачем он нужен: не для какого-нибудь важного дела, а Султана укачивать. Ох, и когда же он избавится от этой люльки!..
Сначала заготовили колья и жерди. Исмаал остался рубить хворост, а Хасана отправил домой. Да велел торопиться – скорее обернуться туда и обратно.
Дорога в лесу плохая. Иной раз колесо проваливается по самую ступицу. Какой-нибудь кляче и не выбраться. Но у Исмаала мерин сильный. Хасан едет и тихо напевает. Когда ехали в лес, пел Исмаал, а Хасан только слушал.
Исмаал даже русскую песню пел. Только Хасан ее не запомнил. А ингушских песен он знает немного, но все больше без слов. Да и вообще он не мастер петь. А на людях так даже стесняется. Вот и сейчас, завидит человека или просто стук топора услышит, тотчас замолкает.
Наконец выехал из лесу. Неподалеку от дороги стоял шалаш. От него навстречу Хасану ехал всадник. Он внимательно осмотрел прямые, как шомпола, жерди и проехал мимо. Перед Хасаном проплыли знакомая борода и щеки цвета спелой земляники. Мальчик весь задрожал. «Вот бы сейчас винтовку!» – подумал он и тут же вспомнил, что, и будь она с ним, все равно ведь стрелять еще не умеет. Ну да ладно, Саад от него не уйдет. Надо только поскорее научиться стрелять, а главное – целиться как надо. Вон Хамзат в собаку стрелял – и то целился!
…Когда вечером, уже вдвоем возвращаясь из лесу, они опять проезжали тот шалаш, Хасан подумал: «А что, если открыть тайну Исмаалу? Он ведь был на войне, винтовку знает хорошо! Научит стрелять!..» Но так ничего и не сказал, не решился.
– Похоже, Саад опять эту балку занял, – нарушил молчание Исмаал.
– Я видел его здесь, когда днем проезжал, – сказал Хасан.
– Убрать бы надо этого мерзавца, – проговорил едва слышно Исмаал, – да сила на его стороне…
«Ну и пусть на его стороне, – подумал Хасан, – вот только научусь стрелять, тогда посмотрим!»
11
Хусен уже давно не видит Эсет. С тех пор как он тогда прогнал ее, девочка не приходит к плетню, и на улице ее не видно. Хусен теперь играет только с Зали и Мажи. Они близнецы, но Зали крупнее брата – и ростом повыше, и полнее. Гойберд часто ругает ее: «Ты уже большая, присмотрела бы за домом, чем играть с малышами». Он, видно, забывает, что Зали не старше Мажи.
А Зали и без отцовских наставлений делает всю домашнюю работу. Только изредка удается ей поиграть с ребятами. Кроме нее, некому подмести, приготовить еду, починить, поштопать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154