– Передай, что сагопшинцев обмануть не удалось. Не так они глупы…
– Я приехал не для того, чтобы обманывать вас.
– Это и видно из твоих речей. Не ты ли утверждаешь, что для всех других сел создание горского правительства – большая радость? А я вот ехал сюда из Владикавказа через Назрань, Ачалуки и другие села и нигде почему-то не увидел ликования по этому поводу! Назови хоть одно село, где люди выразили согласие принять эту твою власть.
Гость молчал.
– Ты бьешь на то, что большевики, мол, безбожники. А нам это сейчас совсем и неважно.
– Верно, – поддержали в толпе.
Торко-Хаджи поднял руку, призывая к тишине.
– Важно то, что чаяния народа исполняют только большевики. Землю народу дают только они, права тоже дают они, и мир дают они. Таких людей не грех и на шею посадить. Так что этим ты нас не пугай.
– Правильно! – крикнул Гойберд.
– Ну и сажай на свою шею, – сверкнул своими кошачьими глазами на Гойберда Товмарза. – Мешки, которые ты всю жизнь таскал на себе, не до конца согнули твой хребет, вот большевики и доломают его.
– Мой-то хребет они не сломают, а вот твой…
– Прекратите спор, – зашумели с разных сторон. Но Гойберда не так-то легко унять.
– Клянусь богом, что твою-то шею да спину большевики наверняка переломают, – бросил он.
Гость, скривившись, качал головой.
– На словах вам большевики все дают, – сказал он.
– То-то и дело, что не на словах. Не будь большевиков – народ бы сейчас не здесь тебя слушал, а с казаками бы по вашей милости воевал. Большевики уже дали нам землю, теперь вот мир дали. Может, ты и этому велишь нам не верить? – С этими словами Торко-Хаджи отвернулся от гостя, поманил к себе Дауда и сказал, обращаясь к народу: – Этот человек из Кескема, он здесь многим уже знаком, расскажет вам о последних событиях в Пятигорске. Там был съезд. Послушаем, что порешили те, кто истинно печется о простом народе. Говори, Дауд.
При этом имени находившийся в толпе Соси задрожал с ног до головы.
Зато Хасан, наоборот, очень обрадовался тому, что Дауд жив-здоров и наконец-то может вот так, ни от кого не таясь, стоять перед людьми и говорить с ними. От волнения он даже не расслышал первых слов Дауда.
– …Главная победа в том, что на этом съезде были чеченцы и ингуши. Вы знаете, что в Моздоке их на съезд не допустили…
– Это мы знаем, ты о другом говори, – раздался голос из толпы.
– Не перебивайте, – зашикали со всех концов.
Дауд продолжал свой рассказ, не обращая внимания на выкрики.
– И на этот раз казачья верхушка делала все возможное, чтобы не допустить вайнахов, хотя уже в Моздоке было принято решение о прекращении вражды…
– Я же говорил вам! – с радостью перебил Дауда посланец Висан-Гирея. – А вы все твердите: Моздок, Моздок. Каких бы решений ни принимали, будь то в Моздоке, в Пятигорске или даже в самом Петербурге, не бывать томy, чтобы казаки мирно уживались с горцами. Потому-то и созрела необходимость объединиться всем горским народам без казаков!..
– Довольно, мы уже наслушались об этом! – прервал гостя Торко-Хаджи и добавил: – Тебе знаком Мят-Целе? Тот, что на Столовой горе? В давние времена наши предки ходили туда вымаливать себе лучшую долю. Предложи тем, кто прислал тебя, чтобы они собрались там, и пусть создают себе на этом отшибе свое отдельное государство. А мы как-нибудь обойдемся и без Мят-Целе.
– Хорошо говорит!
– Воллахи, обойдемся! – согласно кивали в толпе.
Гость прищурил глаза и скривил губы.
– Мне кажется, что тебе, Хаджи, будет лучше, если я не передам этих твоих слов.
– За меня не тревожься. Я не ищу для себя особой доли.
– Что ж, хорошо! Не забывай только, что Висан-Гирей возглавляет национальный Совет, членом которого состоишь и ты, Торко-Хаджи Гарданов.
– Не забываю, не забываю, – кивал головой Торко-Хаджи, сурово глядя на гостя.
Тот укоризненно осмотрел стариков. Поняв смысл его взгляда, Шаип-мулла развел руками: мол, сделали все, что могли, не обессудь, коли не вышло, как хотелось.
Гость стал спускаться по лесенке. Элаха-Хаджи и другой старец последовали за ним. Шаип-мулла не знал, что ему делать. Он глянул растерянно на Торко-Хаджи, не велит ли тот проводить гостя.
– Пусть убирается, – сказал Торко-Хаджи, махнув рукой. – И эти пусть с ним идут. Людям, которые не могут ужиться с нами, и верно, лучше уйти.
Шаип-мулла согласно кивнул и опустил глаза. Делать было нечего. Надо пока подчиниться победителю. Божья сила велика, глядишь, назавтра все еще переменится, тогда он, может, и верх возьмет.
А Дауд тем временем продолжал прерванный перепалкой рассказ:
– …Несмотря на частичное сопротивление казачьей верхушки, на съезд мы попали. Ингушей было человек десять. Из Чечни приехал один Асланбек Шерипов, и тот добрался с трудом: у Ассинской неведомо как из-под пуль ушел…
– Пошли ему бог здоровья! – пробормотал в толпе старческий голос.
– …Большинство делегатов съезда приняли нас очень хорошо, особенно Киров…
– Кто это Киров?…
– Говорят, самый главный большевик…
– Так Ленин же главный?
– Ленин над всей Россией, а Киров здесь у нас главный над большевиками!
– А-а-а…
Торко-Хаджи поднял руку, призывая к тишине.
«…Киров приветствовал нас, – продолжал Дауд.
– Да пошлет ему бог много лет жизни, – снова раздался на площади тот же старческий голос.
Вслед за этими словами, как после молитвы, по площади прокатились возгласы одобрения.
– На съезде опять пришлось спорить с богатыми казаками. Они против передачи земель беднякам.
– Будь прокляты эти богачи! – всплеснул руками Гойберд. – Даже дети одной матери и то бывают разными, а богачи все как из одной шкуры скроены, какой бы нации они ни были. Удивительное дело.
– …Вайнахи во всем поддержали большевиков, – продолжал Дауд. – Заверили, что готовы защищать советскую власть и революцию. От имени всех нас выступал Гапур Ахриев. Он сказал, что мы ничего не пожалеем во имя свободы и земли. Если понадобится, и крови не пожалеем…
– Правильно сказал! – перебили Дауда из толпы.
– Сказал то, что и у нас на душе.
– Не пожалеем не только крови, но и душ своих.
Не все, конечно, были согласны с Даудом и его единомышленниками. Но противники понимали, что сейчас им лучше помолчать. Только Гинардко не сдержался.
– Пусть эти вшивые овчины отдают свои души, – шепнул он, толкнув в бок стоявшего рядом Ази.
– А коли не отдадут, недалек час – придут люди, которые сами возьмут, – ответил Ази. – Видишь вон ту лающую собаку? Один раз я его упрятал, да вот вернулся. Жаль, не прикончил тогда. Это он и ему подобные будоражат вшивых…
Но они вдруг замолчали, когда до них дошли слова Дауда.
– На съезде постановили о том, что вся земля переходит вруки трудового народа без всякой оплаты…
– Вот радость-то!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
– Я приехал не для того, чтобы обманывать вас.
– Это и видно из твоих речей. Не ты ли утверждаешь, что для всех других сел создание горского правительства – большая радость? А я вот ехал сюда из Владикавказа через Назрань, Ачалуки и другие села и нигде почему-то не увидел ликования по этому поводу! Назови хоть одно село, где люди выразили согласие принять эту твою власть.
Гость молчал.
– Ты бьешь на то, что большевики, мол, безбожники. А нам это сейчас совсем и неважно.
– Верно, – поддержали в толпе.
Торко-Хаджи поднял руку, призывая к тишине.
– Важно то, что чаяния народа исполняют только большевики. Землю народу дают только они, права тоже дают они, и мир дают они. Таких людей не грех и на шею посадить. Так что этим ты нас не пугай.
– Правильно! – крикнул Гойберд.
– Ну и сажай на свою шею, – сверкнул своими кошачьими глазами на Гойберда Товмарза. – Мешки, которые ты всю жизнь таскал на себе, не до конца согнули твой хребет, вот большевики и доломают его.
– Мой-то хребет они не сломают, а вот твой…
– Прекратите спор, – зашумели с разных сторон. Но Гойберда не так-то легко унять.
– Клянусь богом, что твою-то шею да спину большевики наверняка переломают, – бросил он.
Гость, скривившись, качал головой.
– На словах вам большевики все дают, – сказал он.
– То-то и дело, что не на словах. Не будь большевиков – народ бы сейчас не здесь тебя слушал, а с казаками бы по вашей милости воевал. Большевики уже дали нам землю, теперь вот мир дали. Может, ты и этому велишь нам не верить? – С этими словами Торко-Хаджи отвернулся от гостя, поманил к себе Дауда и сказал, обращаясь к народу: – Этот человек из Кескема, он здесь многим уже знаком, расскажет вам о последних событиях в Пятигорске. Там был съезд. Послушаем, что порешили те, кто истинно печется о простом народе. Говори, Дауд.
При этом имени находившийся в толпе Соси задрожал с ног до головы.
Зато Хасан, наоборот, очень обрадовался тому, что Дауд жив-здоров и наконец-то может вот так, ни от кого не таясь, стоять перед людьми и говорить с ними. От волнения он даже не расслышал первых слов Дауда.
– …Главная победа в том, что на этом съезде были чеченцы и ингуши. Вы знаете, что в Моздоке их на съезд не допустили…
– Это мы знаем, ты о другом говори, – раздался голос из толпы.
– Не перебивайте, – зашикали со всех концов.
Дауд продолжал свой рассказ, не обращая внимания на выкрики.
– И на этот раз казачья верхушка делала все возможное, чтобы не допустить вайнахов, хотя уже в Моздоке было принято решение о прекращении вражды…
– Я же говорил вам! – с радостью перебил Дауда посланец Висан-Гирея. – А вы все твердите: Моздок, Моздок. Каких бы решений ни принимали, будь то в Моздоке, в Пятигорске или даже в самом Петербурге, не бывать томy, чтобы казаки мирно уживались с горцами. Потому-то и созрела необходимость объединиться всем горским народам без казаков!..
– Довольно, мы уже наслушались об этом! – прервал гостя Торко-Хаджи и добавил: – Тебе знаком Мят-Целе? Тот, что на Столовой горе? В давние времена наши предки ходили туда вымаливать себе лучшую долю. Предложи тем, кто прислал тебя, чтобы они собрались там, и пусть создают себе на этом отшибе свое отдельное государство. А мы как-нибудь обойдемся и без Мят-Целе.
– Хорошо говорит!
– Воллахи, обойдемся! – согласно кивали в толпе.
Гость прищурил глаза и скривил губы.
– Мне кажется, что тебе, Хаджи, будет лучше, если я не передам этих твоих слов.
– За меня не тревожься. Я не ищу для себя особой доли.
– Что ж, хорошо! Не забывай только, что Висан-Гирей возглавляет национальный Совет, членом которого состоишь и ты, Торко-Хаджи Гарданов.
– Не забываю, не забываю, – кивал головой Торко-Хаджи, сурово глядя на гостя.
Тот укоризненно осмотрел стариков. Поняв смысл его взгляда, Шаип-мулла развел руками: мол, сделали все, что могли, не обессудь, коли не вышло, как хотелось.
Гость стал спускаться по лесенке. Элаха-Хаджи и другой старец последовали за ним. Шаип-мулла не знал, что ему делать. Он глянул растерянно на Торко-Хаджи, не велит ли тот проводить гостя.
– Пусть убирается, – сказал Торко-Хаджи, махнув рукой. – И эти пусть с ним идут. Людям, которые не могут ужиться с нами, и верно, лучше уйти.
Шаип-мулла согласно кивнул и опустил глаза. Делать было нечего. Надо пока подчиниться победителю. Божья сила велика, глядишь, назавтра все еще переменится, тогда он, может, и верх возьмет.
А Дауд тем временем продолжал прерванный перепалкой рассказ:
– …Несмотря на частичное сопротивление казачьей верхушки, на съезд мы попали. Ингушей было человек десять. Из Чечни приехал один Асланбек Шерипов, и тот добрался с трудом: у Ассинской неведомо как из-под пуль ушел…
– Пошли ему бог здоровья! – пробормотал в толпе старческий голос.
– …Большинство делегатов съезда приняли нас очень хорошо, особенно Киров…
– Кто это Киров?…
– Говорят, самый главный большевик…
– Так Ленин же главный?
– Ленин над всей Россией, а Киров здесь у нас главный над большевиками!
– А-а-а…
Торко-Хаджи поднял руку, призывая к тишине.
«…Киров приветствовал нас, – продолжал Дауд.
– Да пошлет ему бог много лет жизни, – снова раздался на площади тот же старческий голос.
Вслед за этими словами, как после молитвы, по площади прокатились возгласы одобрения.
– На съезде опять пришлось спорить с богатыми казаками. Они против передачи земель беднякам.
– Будь прокляты эти богачи! – всплеснул руками Гойберд. – Даже дети одной матери и то бывают разными, а богачи все как из одной шкуры скроены, какой бы нации они ни были. Удивительное дело.
– …Вайнахи во всем поддержали большевиков, – продолжал Дауд. – Заверили, что готовы защищать советскую власть и революцию. От имени всех нас выступал Гапур Ахриев. Он сказал, что мы ничего не пожалеем во имя свободы и земли. Если понадобится, и крови не пожалеем…
– Правильно сказал! – перебили Дауда из толпы.
– Сказал то, что и у нас на душе.
– Не пожалеем не только крови, но и душ своих.
Не все, конечно, были согласны с Даудом и его единомышленниками. Но противники понимали, что сейчас им лучше помолчать. Только Гинардко не сдержался.
– Пусть эти вшивые овчины отдают свои души, – шепнул он, толкнув в бок стоявшего рядом Ази.
– А коли не отдадут, недалек час – придут люди, которые сами возьмут, – ответил Ази. – Видишь вон ту лающую собаку? Один раз я его упрятал, да вот вернулся. Жаль, не прикончил тогда. Это он и ему подобные будоражат вшивых…
Но они вдруг замолчали, когда до них дошли слова Дауда.
– На съезде постановили о том, что вся земля переходит вруки трудового народа без всякой оплаты…
– Вот радость-то!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154