Без подмоги всамде-
лишнего черта великому ученому не удалось бы сие осущест-
вить. - Неужели этому и в самом деле суждено было стать
величайшей немецкой <трагической мыслью>, как принято го-
ворить среди немцев? -- Для Гете, однако, названная мысль
была еще и слишком страшна; его кроткое сердце не могло не
Поместить маленькую белошвейку, <добрую душу, лишь одна-
жды забывшуюся>, после ее насильственной смерти в окруже-
нии святых; и даже великого ученого путем злой щутки, сыг-
ранной с чертом в решающий момент, доставил он в нужное
время на небо, его, <доброго малого> с <темным порывом>, -
там, на небеси, любящие наново обретают друг друга. - Гете
сказал однажды, что для подлинно трагического природа бы-
ла еще слишком примирительной.
Намек моралистам. Наши музыканты сделали великое откры-
тие: в их искусстве возможно и безобразие, вызывающее инте-
рес. Так, точно опьяненные, бросаются они в этот разверзшийся
океан безобразного, и никогда еще делать музыку не было столь
легким занятием. Лишь теперь приобрели общий темный фон, на
котором и крохотная полоска света прекрасной музыки получа-
ет блеск золота и изумруда; лишь теперь осмеливаются разъя-
рять и возмущать слушателя, держать его в постоянном напря-
жении, чобьг после, погружая его на мгновение в покой, давать
ему чувство блаженства, - от чего выигрывает только его оцен-
ка музыки. Открыли контраст: только теперь возможны - и
общедоступны - сильнейшие эффекты: никто не спрашивает
нынче о хорошей музыке. Но вам впору поторопиться! Каждому
искусству, которому удалось это открытие, отведен лишь ко-
роткий срок. - О, если бы у наших мыслителей были уши,
чтобы вслушаться в души наших музыкантов с помощью их
музыки! Сколь долго приходится ждать, пока снова обнаружит-
ся повод поймать с поличным искренних людей на месте престу-
пления и в полном неведении относительно содеянного! Ибо
нашим музыкантам недостает и малейшего чутья относительно
того, что они перелагают в музыку свою собственную историю,
историю обезображивания души. Некогда хороший музыкант
едва ли не ради своего искусства должен был стать хорошим
человеком. - А нынче!
Понятие нравственности нравов. Сравнительно с образом жиз-
ни, свойственным человечеству на протяжении тысячелетии,
НИЦШЕ ФРИДРИХ (1844-1900 i-г.)
мы, нынешние люди, живем в весьма безнравственное время:
сила нравов удивительно ослабла, а чувство нравственности
настолько истончилось и возвысилось, что в равной мере мо-
жет быть названо чем-то улетучивающимся. Оттого нам, запо-
здалым потомкам, все труднее вникать в происхождение мора-
ли; наше понимание, буде мы вопреки всему обретаем его,
прилипает к языку и не хочет оторваться от него: настолько
грубо оно звучит! Или - настолько оно кажется клеветниче-
ским наветом на нравственность! Так, к примеру, обстоит с
основным тезисом, нравственность есть не что иное (стало
быть, не больше.), как послушание перед нравами, какого бы
рода они ни были; нравы же суть обычный способ действия и
оценки. В вещах, где не повелевает традиция, нет никакой
нравственности, и чем менее обусловлена жизнь традицией,
тем больше суживается круг нравственности. Свободный че-
ловек безнравствен. Поскольку он хочет во всем зависеть от
самого себя, а не от какой-либо традиции: во всех первоздан-
ных состояниях человечества <злое> совпадает с <индивиду-
альным>, <свободным>, <произвольным>, <необычным>, <не-
предусмотренным>, <не поддающимся исчислению>. Масштаб
таких состояний всегда оставался в силе: если поступок совер-
шался непотому, что так велела традиция, но из других моти-
вов (скажем, в личных корыстных целях), и даже из мотивов,
которые в свое время сами положили начало традиции, то он
назывался безнравственным и выглядел таковым даже для со-
вершившего его, ибо в основе его лежало отнюдь не послуша-
ние перед традицией. Что такое традиция? Высший авторитет,
которому повинуются не оттого, что он велит нам полезное, а
оттого, что он вообще велит. - Чем же отличается это чувст-
во, испытываемое перед традицией, от чувства страха вооб-
ще? Страх, наличествующий здесь, есть страх перед высшим
интеллектом, который здесь повелевает, - перед непонятной,
неопределенной силой, перед чем-то большим, чем просто лич-
ное, - таков момент суеверия в этом страхе. - Поначалу все
воспитание и попечение о здоровье, брак, врачевание, поле-
водство, война, речь и молчание, общение принадлежали со-
вокупно с богами области нравственного: последняя требова-
ла, чтобы соблюдали предписания, не думая о себе как
индивидах. Итак, поначалу все было нравами, и тот, кто хотел
возвыситься над ними, должен был стать законодателем и вра-
чевателем, некоего рода полубогом: это значит, он должен
НИЦШЕ ФРИДРИХ (1844- 1900 гг.)
был делать нравы - страшное, опасное для жизни занятие! -
Кто же оказывается наиболее нравственным? Во-первых, тот,
кто чаще всего исполняет закон, - стало быть, подобно бра-
минам, всегда и везде, ежемгновенно блюдет сознание закона,
постоянно изобретая ситуации, где можно было бы исполнять
его. Во-вторых, тот, кто исполняет его и в труднейших случа-
ях. Наиболее нравственным оказывается тот, кто приносит
больше всего жертв нравам: какие же жертвы суть величай-
шие? Сообразно ответу на этот вопрос возникают многие и
различные морали; но важнейшим различием остается все же
то, которое отделяет моральность чаще всего исполняемую от
моральности труднее всего исполняемой. Не будем обманы-
ваться на счет той морали, которая считает признаком нравст-
венности труднейшее исполнение нравов! Самопреодоление
стимулируется не сулимыми им индивиду полезными последст-
виями, но чтобы, вопреки всякой индивидуальной прихоти и
выгоде, вызвать к жизни господствующий нрав, традицию:
отдельная особь должна жертвовать собою - этого требует
нравственность нравов! - Напротив, моралисты, которые, идя
путем Сократи, рекомендуют индивиду мораль самооблада-
ния и воздержания, как его доподлиннейшую выгоду, как ин-
тимнейший ключ к личному счастью, составляют сами исклю-
чение - и если нам это предстает иначе, то оттого, что мы
воспитаны в атмосфере их затяжного воздействия: все они идут
новым путем, сопровождаемые чрезвычайным неодобрением
со стороны всех приверженцев нравственности нравов, они
отторгаются от общины, как безнравственные люди, и оказы-
ваются в глубочайшем смысле злыми. Таким представал доб-
родетельному римляну старого закала каждый христианин,
который <паки и паки пекся о своем собственном блаженст-
ве>, - именно злым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
лишнего черта великому ученому не удалось бы сие осущест-
вить. - Неужели этому и в самом деле суждено было стать
величайшей немецкой <трагической мыслью>, как принято го-
ворить среди немцев? -- Для Гете, однако, названная мысль
была еще и слишком страшна; его кроткое сердце не могло не
Поместить маленькую белошвейку, <добрую душу, лишь одна-
жды забывшуюся>, после ее насильственной смерти в окруже-
нии святых; и даже великого ученого путем злой щутки, сыг-
ранной с чертом в решающий момент, доставил он в нужное
время на небо, его, <доброго малого> с <темным порывом>, -
там, на небеси, любящие наново обретают друг друга. - Гете
сказал однажды, что для подлинно трагического природа бы-
ла еще слишком примирительной.
Намек моралистам. Наши музыканты сделали великое откры-
тие: в их искусстве возможно и безобразие, вызывающее инте-
рес. Так, точно опьяненные, бросаются они в этот разверзшийся
океан безобразного, и никогда еще делать музыку не было столь
легким занятием. Лишь теперь приобрели общий темный фон, на
котором и крохотная полоска света прекрасной музыки получа-
ет блеск золота и изумруда; лишь теперь осмеливаются разъя-
рять и возмущать слушателя, держать его в постоянном напря-
жении, чобьг после, погружая его на мгновение в покой, давать
ему чувство блаженства, - от чего выигрывает только его оцен-
ка музыки. Открыли контраст: только теперь возможны - и
общедоступны - сильнейшие эффекты: никто не спрашивает
нынче о хорошей музыке. Но вам впору поторопиться! Каждому
искусству, которому удалось это открытие, отведен лишь ко-
роткий срок. - О, если бы у наших мыслителей были уши,
чтобы вслушаться в души наших музыкантов с помощью их
музыки! Сколь долго приходится ждать, пока снова обнаружит-
ся повод поймать с поличным искренних людей на месте престу-
пления и в полном неведении относительно содеянного! Ибо
нашим музыкантам недостает и малейшего чутья относительно
того, что они перелагают в музыку свою собственную историю,
историю обезображивания души. Некогда хороший музыкант
едва ли не ради своего искусства должен был стать хорошим
человеком. - А нынче!
Понятие нравственности нравов. Сравнительно с образом жиз-
ни, свойственным человечеству на протяжении тысячелетии,
НИЦШЕ ФРИДРИХ (1844-1900 i-г.)
мы, нынешние люди, живем в весьма безнравственное время:
сила нравов удивительно ослабла, а чувство нравственности
настолько истончилось и возвысилось, что в равной мере мо-
жет быть названо чем-то улетучивающимся. Оттого нам, запо-
здалым потомкам, все труднее вникать в происхождение мора-
ли; наше понимание, буде мы вопреки всему обретаем его,
прилипает к языку и не хочет оторваться от него: настолько
грубо оно звучит! Или - настолько оно кажется клеветниче-
ским наветом на нравственность! Так, к примеру, обстоит с
основным тезисом, нравственность есть не что иное (стало
быть, не больше.), как послушание перед нравами, какого бы
рода они ни были; нравы же суть обычный способ действия и
оценки. В вещах, где не повелевает традиция, нет никакой
нравственности, и чем менее обусловлена жизнь традицией,
тем больше суживается круг нравственности. Свободный че-
ловек безнравствен. Поскольку он хочет во всем зависеть от
самого себя, а не от какой-либо традиции: во всех первоздан-
ных состояниях человечества <злое> совпадает с <индивиду-
альным>, <свободным>, <произвольным>, <необычным>, <не-
предусмотренным>, <не поддающимся исчислению>. Масштаб
таких состояний всегда оставался в силе: если поступок совер-
шался непотому, что так велела традиция, но из других моти-
вов (скажем, в личных корыстных целях), и даже из мотивов,
которые в свое время сами положили начало традиции, то он
назывался безнравственным и выглядел таковым даже для со-
вершившего его, ибо в основе его лежало отнюдь не послуша-
ние перед традицией. Что такое традиция? Высший авторитет,
которому повинуются не оттого, что он велит нам полезное, а
оттого, что он вообще велит. - Чем же отличается это чувст-
во, испытываемое перед традицией, от чувства страха вооб-
ще? Страх, наличествующий здесь, есть страх перед высшим
интеллектом, который здесь повелевает, - перед непонятной,
неопределенной силой, перед чем-то большим, чем просто лич-
ное, - таков момент суеверия в этом страхе. - Поначалу все
воспитание и попечение о здоровье, брак, врачевание, поле-
водство, война, речь и молчание, общение принадлежали со-
вокупно с богами области нравственного: последняя требова-
ла, чтобы соблюдали предписания, не думая о себе как
индивидах. Итак, поначалу все было нравами, и тот, кто хотел
возвыситься над ними, должен был стать законодателем и вра-
чевателем, некоего рода полубогом: это значит, он должен
НИЦШЕ ФРИДРИХ (1844- 1900 гг.)
был делать нравы - страшное, опасное для жизни занятие! -
Кто же оказывается наиболее нравственным? Во-первых, тот,
кто чаще всего исполняет закон, - стало быть, подобно бра-
минам, всегда и везде, ежемгновенно блюдет сознание закона,
постоянно изобретая ситуации, где можно было бы исполнять
его. Во-вторых, тот, кто исполняет его и в труднейших случа-
ях. Наиболее нравственным оказывается тот, кто приносит
больше всего жертв нравам: какие же жертвы суть величай-
шие? Сообразно ответу на этот вопрос возникают многие и
различные морали; но важнейшим различием остается все же
то, которое отделяет моральность чаще всего исполняемую от
моральности труднее всего исполняемой. Не будем обманы-
ваться на счет той морали, которая считает признаком нравст-
венности труднейшее исполнение нравов! Самопреодоление
стимулируется не сулимыми им индивиду полезными последст-
виями, но чтобы, вопреки всякой индивидуальной прихоти и
выгоде, вызвать к жизни господствующий нрав, традицию:
отдельная особь должна жертвовать собою - этого требует
нравственность нравов! - Напротив, моралисты, которые, идя
путем Сократи, рекомендуют индивиду мораль самооблада-
ния и воздержания, как его доподлиннейшую выгоду, как ин-
тимнейший ключ к личному счастью, составляют сами исклю-
чение - и если нам это предстает иначе, то оттого, что мы
воспитаны в атмосфере их затяжного воздействия: все они идут
новым путем, сопровождаемые чрезвычайным неодобрением
со стороны всех приверженцев нравственности нравов, они
отторгаются от общины, как безнравственные люди, и оказы-
ваются в глубочайшем смысле злыми. Таким представал доб-
родетельному римляну старого закала каждый христианин,
который <паки и паки пекся о своем собственном блаженст-
ве>, - именно злым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181