Если вспомнить, что при этом
должны иметься в виду не только такие явления, как цвета и
звуки, но и такие, как, например, тошнота и голод и т. п., то
непосредственное чувство неизбежно должно протестовать против
исключения их из состава моей душевной жизни. Уже
общепризнанная трудность различить в составе такого
переживания, как, например, голод, момент чистого <ощущения>,
которое по этой теории не входит в мою душевную жизнь, от
слитых с ним чувств и стремлений, показывает, что в конкрет-
ный состав душевной жизни ощущения входят некоторым необ-
ходимым ингредиентом, как неотделимый момент какого-то
первичного единства переживания. Но так же, по существу,
обстоит дело со всеми вообще ощущениями или - еще шире -
со всеми непосредственными данными сознания. Не только
<органические ощущения>, но и цвета, -звуки, запахи, вкус,
непосредственные элементы пространственности и пр. - взятые
сами по себе, вне того знания, которое мы из них строим или
тех предметов, к которым их относим - настолько тесно связаны
со стихией нашей душевной жизни, образуют .столь необходимый
ингредиент наших чувств, настроений, стремлений, что исклю-
чать их из состава душевной жизни значит существенно искажать
ее природу и как бы делать ее вообще невозможной.
В этом учении, как это часто бывает, уяснение весьма ценной
и бесспорной истины, будучи неполным, дало повод к новому
заблуждению. Как мы уже отметили и как это подробнее будет
показано ниже, само отграничение душевной жизни от предмет-
ного бытия весьма важно и есть в известном смысле основа
понимания душевной жизни. При этом весьма ценно, что в про-
тивоположность наивным представлениям, к области предметного
бытия были отнесены не только конкретные вещи, но и такие
идеальные содержания, как, например, цвета, звуки и т. п. Это
утверждение само по себе не совпадает необходимо с признанием
реальности так называемых <вторичных качеств>. Пусть цвета,
звуки и пр. не существуют в составе эмпирической физической
действительности (хотя, как известно, в настоящее время сооб-
ражениями Шварца и в особенности Бергсона это господству-
ющее в современном естествознании популярно-философское
представление сильно поколеблено). Но как бы ни определять
область душевной жизни, самым негодным определением ее будет
(к сожалению, еще доселе господствующее) понимание ее, как
всего вообще <не физического>. Чем бы ни была душевная жизнь,
она во всяком случае не есть просто свалочное место для всего,
что наука о материальной действительности признает со своей
точки зрения <субъективным> и непригодным для себя. Из этого
следует, что исключение <вторичных качеств> из физической
действительности ведет к отнесению их к какой-либо иной, <иде-
альной> области бытия, а никак не к включению их в область
<душевной жизни> - подобно тому как несуществование в сос-
таве физического мира чисел или геометрических содержаний
не делает последних <психическими> явлениями, или как изве-
стная из остроты Лапласа ненадобность для астрономии <гипотезы
Бога> еще не делает Бога <психическим явлением>. Напротив,
совершенно бесспорно, что такие знания, как, например, учение
о шкале звуков или о <пирамиде цветов>, подобно математике,
геометрии и пр., не входят в состав учения о <душевной жизни>,
а имеют дело с объективными (в широком смысле) предметными
содержаниями, независимыми ни от каких индивидуальных пере-
живаний. Уяснение этого соотношения, приводящее к выводу,
что значительная и самая разработанная часть современной так
называемой <психологии> не имеет никакого прямого отношения
к душевной жизни, как таковой, а есть исследование не вклю-
ченных в физику объективных явлений бытия - это уяснение
составляет ценнейшее достижение рассматриваемого учения,
после которого впервые вообще становится возможной плодот-
ворная разработка психологии, даже как учения о закономер-
ностях душевных явлений. Но, увлеченное уяснением этой су-
щественной истины, рассматриваемое учение упустило из виду
другой, не менее существенный момент. В составе конкретного
ощущения оно различило лишь две стороны: субъективный
процесс усвоения или усмотрения содержания и само идеальное
предметное содержание, как таковое, и лишь первую отнесло
к области душевной жизни. Оставляя здесь в стороне вопрос,
во всяком ли обладании содержанием можно вообще усмотреть
то что эта теория называет процессом или функцией (например,
действительный процесс усвоения или усмотрения ощущения),
мы должны лишь подчеркнуть, что кроме этого процесса усвоения
и самого предметного содержания, в ощущении есть нечто
третье: это естъ присутствие, в составе самого переживания,
конкретного имманентного материала, который лишь в процессе
суждения отождествляется с определенным идеальным пред-
метным содержанием, но, как таковой, совсем не совпадает
с ним. Иметь, т. с. просто переживать некое цветовое или
звуковое ощущение, и знать, что оно есть зеленый цвет или
такой-то определенный музыкальный тон. есть ведь очевидно
разные состояния, поэтому и само ощущение, как состояние
или содержание переживания, есть нечто иное, чем ошущение
как тождественная определенность, как общеобязательное содер-
жание знаниях Но так как оно, с другой стороны, совсем не
совпадает с каким-либо процессом, стремлением и деятельно-
стью, а есть простое присутствие некоторого элемента душевной
жизни, то душевная жизнь, очевидно, есть нечто иное и большее,
чем область процессов, устремленностей д направленностей.
Таким образом, главный недостаток рассматриваемой теории
состоит в том, что под душевней жизнью она вынуждена по-
нимать не какую-либо живую, в себе сущую полноту, - в чем
бы ни заключалось ее содержание, а какую-го пустую форму,
все содержание которой не принадлежит ей самой. Душевная
жизнь с этой точки зрения походит на какие-то щупальца,
которые все забирают извне, но сами по себе пусты; она не
содержит а самой себе ничего, кроме голого стремления все
захватить или на все нацеливаться. Конечно, этот момент уст-
ремленности присутствует в душевной жизни и составляет одну
из характерных ее черт, я, в конце концов, мы могли бы,
изменяя обычное словоупотребление, назвать именно этот момент
<душевной жизнью>. Но тогда то, что обычно зовется душевной
жизнью и в чем, вне всяких теорий, мы ясно сознаем какую-то
особую, своеобразную область бытия, остается по-прежнему не-
определенным; а лишь об этом предмете у нас здесь идет речь.
Итак, ни попытка объяснить связь душевной жизни с внеш-
ним миром посредством включения всего внешнего мира, как
такового, в состав душевной жизни, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
должны иметься в виду не только такие явления, как цвета и
звуки, но и такие, как, например, тошнота и голод и т. п., то
непосредственное чувство неизбежно должно протестовать против
исключения их из состава моей душевной жизни. Уже
общепризнанная трудность различить в составе такого
переживания, как, например, голод, момент чистого <ощущения>,
которое по этой теории не входит в мою душевную жизнь, от
слитых с ним чувств и стремлений, показывает, что в конкрет-
ный состав душевной жизни ощущения входят некоторым необ-
ходимым ингредиентом, как неотделимый момент какого-то
первичного единства переживания. Но так же, по существу,
обстоит дело со всеми вообще ощущениями или - еще шире -
со всеми непосредственными данными сознания. Не только
<органические ощущения>, но и цвета, -звуки, запахи, вкус,
непосредственные элементы пространственности и пр. - взятые
сами по себе, вне того знания, которое мы из них строим или
тех предметов, к которым их относим - настолько тесно связаны
со стихией нашей душевной жизни, образуют .столь необходимый
ингредиент наших чувств, настроений, стремлений, что исклю-
чать их из состава душевной жизни значит существенно искажать
ее природу и как бы делать ее вообще невозможной.
В этом учении, как это часто бывает, уяснение весьма ценной
и бесспорной истины, будучи неполным, дало повод к новому
заблуждению. Как мы уже отметили и как это подробнее будет
показано ниже, само отграничение душевной жизни от предмет-
ного бытия весьма важно и есть в известном смысле основа
понимания душевной жизни. При этом весьма ценно, что в про-
тивоположность наивным представлениям, к области предметного
бытия были отнесены не только конкретные вещи, но и такие
идеальные содержания, как, например, цвета, звуки и т. п. Это
утверждение само по себе не совпадает необходимо с признанием
реальности так называемых <вторичных качеств>. Пусть цвета,
звуки и пр. не существуют в составе эмпирической физической
действительности (хотя, как известно, в настоящее время сооб-
ражениями Шварца и в особенности Бергсона это господству-
ющее в современном естествознании популярно-философское
представление сильно поколеблено). Но как бы ни определять
область душевной жизни, самым негодным определением ее будет
(к сожалению, еще доселе господствующее) понимание ее, как
всего вообще <не физического>. Чем бы ни была душевная жизнь,
она во всяком случае не есть просто свалочное место для всего,
что наука о материальной действительности признает со своей
точки зрения <субъективным> и непригодным для себя. Из этого
следует, что исключение <вторичных качеств> из физической
действительности ведет к отнесению их к какой-либо иной, <иде-
альной> области бытия, а никак не к включению их в область
<душевной жизни> - подобно тому как несуществование в сос-
таве физического мира чисел или геометрических содержаний
не делает последних <психическими> явлениями, или как изве-
стная из остроты Лапласа ненадобность для астрономии <гипотезы
Бога> еще не делает Бога <психическим явлением>. Напротив,
совершенно бесспорно, что такие знания, как, например, учение
о шкале звуков или о <пирамиде цветов>, подобно математике,
геометрии и пр., не входят в состав учения о <душевной жизни>,
а имеют дело с объективными (в широком смысле) предметными
содержаниями, независимыми ни от каких индивидуальных пере-
живаний. Уяснение этого соотношения, приводящее к выводу,
что значительная и самая разработанная часть современной так
называемой <психологии> не имеет никакого прямого отношения
к душевной жизни, как таковой, а есть исследование не вклю-
ченных в физику объективных явлений бытия - это уяснение
составляет ценнейшее достижение рассматриваемого учения,
после которого впервые вообще становится возможной плодот-
ворная разработка психологии, даже как учения о закономер-
ностях душевных явлений. Но, увлеченное уяснением этой су-
щественной истины, рассматриваемое учение упустило из виду
другой, не менее существенный момент. В составе конкретного
ощущения оно различило лишь две стороны: субъективный
процесс усвоения или усмотрения содержания и само идеальное
предметное содержание, как таковое, и лишь первую отнесло
к области душевной жизни. Оставляя здесь в стороне вопрос,
во всяком ли обладании содержанием можно вообще усмотреть
то что эта теория называет процессом или функцией (например,
действительный процесс усвоения или усмотрения ощущения),
мы должны лишь подчеркнуть, что кроме этого процесса усвоения
и самого предметного содержания, в ощущении есть нечто
третье: это естъ присутствие, в составе самого переживания,
конкретного имманентного материала, который лишь в процессе
суждения отождествляется с определенным идеальным пред-
метным содержанием, но, как таковой, совсем не совпадает
с ним. Иметь, т. с. просто переживать некое цветовое или
звуковое ощущение, и знать, что оно есть зеленый цвет или
такой-то определенный музыкальный тон. есть ведь очевидно
разные состояния, поэтому и само ощущение, как состояние
или содержание переживания, есть нечто иное, чем ошущение
как тождественная определенность, как общеобязательное содер-
жание знаниях Но так как оно, с другой стороны, совсем не
совпадает с каким-либо процессом, стремлением и деятельно-
стью, а есть простое присутствие некоторого элемента душевной
жизни, то душевная жизнь, очевидно, есть нечто иное и большее,
чем область процессов, устремленностей д направленностей.
Таким образом, главный недостаток рассматриваемой теории
состоит в том, что под душевней жизнью она вынуждена по-
нимать не какую-либо живую, в себе сущую полноту, - в чем
бы ни заключалось ее содержание, а какую-го пустую форму,
все содержание которой не принадлежит ей самой. Душевная
жизнь с этой точки зрения походит на какие-то щупальца,
которые все забирают извне, но сами по себе пусты; она не
содержит а самой себе ничего, кроме голого стремления все
захватить или на все нацеливаться. Конечно, этот момент уст-
ремленности присутствует в душевной жизни и составляет одну
из характерных ее черт, я, в конце концов, мы могли бы,
изменяя обычное словоупотребление, назвать именно этот момент
<душевной жизнью>. Но тогда то, что обычно зовется душевной
жизнью и в чем, вне всяких теорий, мы ясно сознаем какую-то
особую, своеобразную область бытия, остается по-прежнему не-
определенным; а лишь об этом предмете у нас здесь идет речь.
Итак, ни попытка объяснить связь душевной жизни с внеш-
ним миром посредством включения всего внешнего мира, как
такового, в состав душевной жизни, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85