Кто научился из них
понимать своих ближних, правильнее строить свои отношения
к ним? Для того чтобы в -настоящее время уяснить себе чело-
веческую жизнь, свою и чужую, нужно изучать произведения
искусства, письма и дневники, биографию и историю, а никак
не научную литературу психологии. Достоевский и Толстой,
Мопассан и Ибсен, - Флобер, Геббель, Амиель в своих днев-
никах и письмах, - Карлейль, Моммзен и Ключевский - вот
единственные учителя психологии в нашей время; тогда как
в ученых трудах по психологии мы лишь изредка, как случайные
дары, найдем живые и ценные мысли, да и то лишь постольку,
поскольку их автор как личности с самостоятельной жизненной
психологической интуицией, непроизвольно и как бы противоз-
аконно возвышаются над официально установленной плоскостью
<научного> обсуждения вопросов. Чаще уже нужный материал
действительной психологии найдется среди талантливых кли-
нических наблюдений над душевнобольными; и характерно, что,
быть может, самое ценное и интересное в современной психо-
логической литературе заимствуется ею у психопатологии, пос-
ДУША ЧЕЛОВЕКА
кольку последняя основывается на живых наблюдениях над лич-
ностями и характерами, как живыми целыми.
II
Из последних указаний ясно, что и наше время, конечно
не вообще лишено интереса к человеческой душе и сущности
человеческой жизни. Да и было бы совершенно невероятно
чтобы этого не было. То, что в настоящее время отсутствует
и отсутствие чего мы болезненно ощущаем, есть именно научное
чисто теоретическое познание существа человеческой души. И так
как интерес к этому предмету, вообще говоря, никогда не может
исчезнуть у человека, то за отсутствием научного его удовлет-
ворения он выражается в иных формах. Характерное для пос-
ледних десятилетий пробуждение религиозного сознания и ре-
лигиозных интересов привело и к возрождению религиозных
учений о душе - ибо религиозное сознание, конечно, прежде
всего ставит вопрос о смысле и назначении человеческой жизни.
Это религиозное возрождение само по себе можно и нужно
только приветствовать. Не говоря уже о том, что оно имеет
свою собственную очевидную ценность, оно весьма существенно
даже для успеха чисто-научного знания, ибо ведет к расширению
и углублению человеческого опыта. Ничто не характеризует так
ярко поверхностности, непродуманности ходячего научного эм-
пиризма, как его непонимание и принципиальное недопущение
им некоторых основных форм опыта. Позитивистический эм-
пиризм, в сущности, недалеко ушел от того анекдотического
схоластика, который запрещал усматривать через телескоп пятна
на солнце, потому что у Аристотеля ничего не сказано про них.
Вопреки этим предубеждениям, именно с точки зрения эмпи-
ризма должно было бы быть ясно, что всякое расширение и уг-
лубление опыта ведет к обогащению знания. И в этом смысле
нужно сказать: для того чтобы познавать человеческую душу,
нужно прежде всего иметь ее опытно, нужно научиться опытно
ее переживать - и именно этому научает религиозное сознание.
Лишь религиозный человек способен иметь подлинное живое
самосознание, ощущать в себе <душу живу>; или, быть может,
вернее сказать: религиозность и самосознание в этом смысле
есть именно одно и то же. Прославленное в учебниках психологии
самонаблюдение просто невозможно там, где нет никакой <са-
мости>, как особого объекта, где в непосредственном живом соз-
нании мир внутренней жизни не выделился как особая,
специфическая реальность, от чувственно предметного бытия.
Вне этого условия не существует сомонаблюдения, а остается
лишь наблюдение единичных, оторванных от своей родной стихии
душевных процессов, сознаваемых лишь на чуждом им по СУ-
ществу фоне внешне-предметного мира, о чем мы уже говорили.
Поэтому как философия вообще, так и в особенности философия
души то, что в единственно-подлинном смысле заслуживает
названия психологии - издавна и постоянно питалась религиоз-
ными интуициями, зависела от живых опытных достижений
религиозного сознания. Начиная с Упанишад. с Гераклита
и Платона и кончая Достоевским, Ницше и Эдвардом Карпен-
тером подлинные успехи психологии были обусловлены обост-
ренным религиозно-нравственным сознанием.
Тем не менее - и к этому мы ведем здесь речь - религиозная
интуиция никогда не может сама по себе вытеснить научное
знание и заменить его собою - так же. как в других областях
знания никакое несистематическое, чисто-жизненное опытное
знакомство с предметом не делает ненужных научную, систе-
матически-логическую обработку этого сырого опытного ма-
териала. Форма научного знания, переработка. опыта в логиче-
скую систему понятий, в строгую последовательную связь осно-
ваний и следствий сеть единственный практически доступный
человеку способ достигнуть максимума осуществимой достовер-
ности, точности и полноты знания. Это есть великий способ
проверки и очищения знания, отделения в нем истины от субъ-
ективных мнений, придания ему внутренняя ясности и обоз-
римости. Вне этого условия знание, даже поскольку оно истинно.
не имеет общедоступного критерия истинность, 1. ему угрожает
всегда смешение с субъективной фантастикой, или в лучшем
случае, будучи самоочевидным и достаточно достоверным для
самого субъекта интуиции, оно лишено верных, прочных путей
для его передачи другим людям, и его усвоение зависит от
непроверяемых случайностей таинственного пути непосредствен-
ного духовного заражения. При всей относительности и производ-
ности значения научного знания - в условиях человеческого
сознания, для которого живая интуиция есть лишь нечастый
и недлительный дар, так что большая часть нашей умственной
жизни проходит лишь в стремлениях к ней или воспоминаниях
о ней, - научное знание - знание, которое мы в другом месте
назвали отвлеченным - есть единственная форма общедоступ-
ной и общеобязательной объективности. Его можно было бы
Сравнить с правовым порядком общественной жизни человече-
ства, который тоже питается исключительно живыми, не под-
ающимися нормировке социальными чувствами и при отсутствии
последних превращается в пустой и мертвящий формализм, но
отсутствие которого, при условиях земной, порочной человече-
ской природы, ведет не к углублению и оживлению социальных
связей, а лишь к деспотизму или анархии. Прекраснодушный
романтизм, презирающий объективные нормы и желающий пре-
доставить совершенную свободу живому чутью личности, при
фактических свойствах человеческого существа ведет и в прак-
тической, и в теоретической жизни лишь к удалению человека
от объективной Правды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
понимать своих ближних, правильнее строить свои отношения
к ним? Для того чтобы в -настоящее время уяснить себе чело-
веческую жизнь, свою и чужую, нужно изучать произведения
искусства, письма и дневники, биографию и историю, а никак
не научную литературу психологии. Достоевский и Толстой,
Мопассан и Ибсен, - Флобер, Геббель, Амиель в своих днев-
никах и письмах, - Карлейль, Моммзен и Ключевский - вот
единственные учителя психологии в нашей время; тогда как
в ученых трудах по психологии мы лишь изредка, как случайные
дары, найдем живые и ценные мысли, да и то лишь постольку,
поскольку их автор как личности с самостоятельной жизненной
психологической интуицией, непроизвольно и как бы противоз-
аконно возвышаются над официально установленной плоскостью
<научного> обсуждения вопросов. Чаще уже нужный материал
действительной психологии найдется среди талантливых кли-
нических наблюдений над душевнобольными; и характерно, что,
быть может, самое ценное и интересное в современной психо-
логической литературе заимствуется ею у психопатологии, пос-
ДУША ЧЕЛОВЕКА
кольку последняя основывается на живых наблюдениях над лич-
ностями и характерами, как живыми целыми.
II
Из последних указаний ясно, что и наше время, конечно
не вообще лишено интереса к человеческой душе и сущности
человеческой жизни. Да и было бы совершенно невероятно
чтобы этого не было. То, что в настоящее время отсутствует
и отсутствие чего мы болезненно ощущаем, есть именно научное
чисто теоретическое познание существа человеческой души. И так
как интерес к этому предмету, вообще говоря, никогда не может
исчезнуть у человека, то за отсутствием научного его удовлет-
ворения он выражается в иных формах. Характерное для пос-
ледних десятилетий пробуждение религиозного сознания и ре-
лигиозных интересов привело и к возрождению религиозных
учений о душе - ибо религиозное сознание, конечно, прежде
всего ставит вопрос о смысле и назначении человеческой жизни.
Это религиозное возрождение само по себе можно и нужно
только приветствовать. Не говоря уже о том, что оно имеет
свою собственную очевидную ценность, оно весьма существенно
даже для успеха чисто-научного знания, ибо ведет к расширению
и углублению человеческого опыта. Ничто не характеризует так
ярко поверхностности, непродуманности ходячего научного эм-
пиризма, как его непонимание и принципиальное недопущение
им некоторых основных форм опыта. Позитивистический эм-
пиризм, в сущности, недалеко ушел от того анекдотического
схоластика, который запрещал усматривать через телескоп пятна
на солнце, потому что у Аристотеля ничего не сказано про них.
Вопреки этим предубеждениям, именно с точки зрения эмпи-
ризма должно было бы быть ясно, что всякое расширение и уг-
лубление опыта ведет к обогащению знания. И в этом смысле
нужно сказать: для того чтобы познавать человеческую душу,
нужно прежде всего иметь ее опытно, нужно научиться опытно
ее переживать - и именно этому научает религиозное сознание.
Лишь религиозный человек способен иметь подлинное живое
самосознание, ощущать в себе <душу живу>; или, быть может,
вернее сказать: религиозность и самосознание в этом смысле
есть именно одно и то же. Прославленное в учебниках психологии
самонаблюдение просто невозможно там, где нет никакой <са-
мости>, как особого объекта, где в непосредственном живом соз-
нании мир внутренней жизни не выделился как особая,
специфическая реальность, от чувственно предметного бытия.
Вне этого условия не существует сомонаблюдения, а остается
лишь наблюдение единичных, оторванных от своей родной стихии
душевных процессов, сознаваемых лишь на чуждом им по СУ-
ществу фоне внешне-предметного мира, о чем мы уже говорили.
Поэтому как философия вообще, так и в особенности философия
души то, что в единственно-подлинном смысле заслуживает
названия психологии - издавна и постоянно питалась религиоз-
ными интуициями, зависела от живых опытных достижений
религиозного сознания. Начиная с Упанишад. с Гераклита
и Платона и кончая Достоевским, Ницше и Эдвардом Карпен-
тером подлинные успехи психологии были обусловлены обост-
ренным религиозно-нравственным сознанием.
Тем не менее - и к этому мы ведем здесь речь - религиозная
интуиция никогда не может сама по себе вытеснить научное
знание и заменить его собою - так же. как в других областях
знания никакое несистематическое, чисто-жизненное опытное
знакомство с предметом не делает ненужных научную, систе-
матически-логическую обработку этого сырого опытного ма-
териала. Форма научного знания, переработка. опыта в логиче-
скую систему понятий, в строгую последовательную связь осно-
ваний и следствий сеть единственный практически доступный
человеку способ достигнуть максимума осуществимой достовер-
ности, точности и полноты знания. Это есть великий способ
проверки и очищения знания, отделения в нем истины от субъ-
ективных мнений, придания ему внутренняя ясности и обоз-
римости. Вне этого условия знание, даже поскольку оно истинно.
не имеет общедоступного критерия истинность, 1. ему угрожает
всегда смешение с субъективной фантастикой, или в лучшем
случае, будучи самоочевидным и достаточно достоверным для
самого субъекта интуиции, оно лишено верных, прочных путей
для его передачи другим людям, и его усвоение зависит от
непроверяемых случайностей таинственного пути непосредствен-
ного духовного заражения. При всей относительности и производ-
ности значения научного знания - в условиях человеческого
сознания, для которого живая интуиция есть лишь нечастый
и недлительный дар, так что большая часть нашей умственной
жизни проходит лишь в стремлениях к ней или воспоминаниях
о ней, - научное знание - знание, которое мы в другом месте
назвали отвлеченным - есть единственная форма общедоступ-
ной и общеобязательной объективности. Его можно было бы
Сравнить с правовым порядком общественной жизни человече-
ства, который тоже питается исключительно живыми, не под-
ающимися нормировке социальными чувствами и при отсутствии
последних превращается в пустой и мертвящий формализм, но
отсутствие которого, при условиях земной, порочной человече-
ской природы, ведет не к углублению и оживлению социальных
связей, а лишь к деспотизму или анархии. Прекраснодушный
романтизм, презирающий объективные нормы и желающий пре-
доставить совершенную свободу живому чутью личности, при
фактических свойствах человеческого существа ведет и в прак-
тической, и в теоретической жизни лишь к удалению человека
от объективной Правды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85