Сосредоточимся на данных чистого самонаб-
людения.
Чем дальше идет развитие психологического наблюдения, чем
более утончается самонаблюдение, тем очевиднее становится глу-
бокая мысль Лейбница о ступенях или степенях сознания, о не-
прерывности перехода в нем от минимума к максимуму ясности и
интенсивности. Было время, когда казалось, что сознание доступно
нам только в форме самосознания или предметного сознания, ког-
да считалось логически противоречивым утверждать, что мы мо-
жем иметь что-либо в сознании, чего мы не замечаем или в чем
не отдаем себе отчета (вспомним основанные на этом допущении
возражения Локка против <врожденных идей>). И отголоски такого
мнения можно встретить в психологии вплоть до нашего времени.
Уже само намеченное нами выше различение сознания-
переживания от мысли и созерцания, от предметного сознания и
самосознания, есть, по существу, завоевание психологической
интуиции Лейбница и идущего по ее стопам новейшего утончения
самонаблюдения. Но это сознание-переживание всегда ли само
однородно по своей силе или ясности, как сознание" Приведенные
выше примеры полудремоты или аффекта суть ли низшие, доступ-
ные нам формы сознания? Еще более тонкое и обостренное наблю-
дение показывает, напротив, что сознание-переживание само мо-
жет иметь различные степени. Психологам удавалось - в прямом
ли, или в ретроспективном наблюдении - подметить состояния
сознания, гораздо низшие, чем приведенные выше примеры чистых
<переживаний>. Что испытываем мы в первые дни и месяцы нашего
земного существования? Что мы сознаем в момент первого, едва
начинающегося пробуждения от глубокого сна или - еще лучше
- обморока? Или что сознаем мы в момент, непосредственно пред-
шествующий потере сознания при наступлении обморока или пол-
ной анестезии? Описать это, конечно, почти невозможно за
отсутствием соответствующих слов, но дело тут не в описании, а
в простом констатировании. Толстой - и мы можем поверить ему,
ибо гений обладает исключительной памятью - вспоминает о
смутном состоянии неловкости, несвободы и невыразимого проте-
ста, которое заполняло его сознание, когда его пеленали. А Гер-
цен-сын описывает состояние своего пробуждения от обморока;
пишущий эти строки по собственному опыту знает об этом неза-
бываемом состоянии, когда выплываешь из непостижимой тьмы
небытия, и сознание исчерпывается смутным однородным еле ощу-
щаемым шумом в ушах. Сомнений здесь быть не может: сознание,
взятое даже как непосредственное переживание, за устранением
всего предметного сознания и самосознания, по свидетельству опы-
та допускает еще переходы по силе и может быть прослежено до
некоторого своего почти исчезающего минимума
Но тут мы стоим перед основным возражением, рассмотрение
которого вместе с тем подведет нас к окончательному решению
вопроса. Даже минимум сознания - скажут нам - не есть полная
бессознательность и потому ничего не говорит о последней; количе-
ственные различия в степени или силе сознания принципиально
отличаются от качественного различия между присутствием и
отсутствием сознания. Явление же отсутствия сознания никогда
не может быть опытно констатировано, ибо, чтобы иметь опыт,
надо иметь сознание.
Как ни убедительно, на первый взгляд, это возражение, оно
несостоятельно уже потому, что доказывает слишком много. Ведь
опытно констатировать - это все равно, что опытно знать, т. е.
иметь отчетливое представление о предмете или, точнее, иметь
содержание, как предмет очевидного суждения. Как же мы можем,
в таком случае, опытно констатировать состояния сознания, не-
измеримо низшие и слабейшие, чем состояние отчетливого позна-
вания, - состояния, в которых у нас нет ни объектов, противосто-
ящих нам, ни суждений о них? Недоумение, очевидно, решается
тем, что непосредственный опыт здесь основан на так называемом
первичном воспоминании, т. е. на сохранении и присутствии преды-
дущего, низшего состояния сознания в составе последующего, вы-
сшего. Но если так, то усматриваемое в опыте состояние сознания
никогда не есть простое определенное качество, как бы говорящее
только о самом себе, а есть всегда некоторое сложное целое, в составе
которого присутствуют и простейшие, менее интенсивные и ясные,
чем само целое, элементы. Или, иначе говоря, в содержании такого
самонаблюдения нам дана не одна определенная ступень сознания,
а само движение перехода с одной ступени на другую, как живое
целостное единство, как некий отрезок динамического целого, по
которому мы имеем непосредственное знание о самом целом, как
таковом.
Вышеприведенное возражение основывалось на противопостав-
лении чисто количественного различия в душевной жизни
различию качественному. Но, с одной стороны, теперь уже стало
почти трюизмом в психологии, что душевная жизнь не ведает
количественных различий, а что все ее различия - чисто качест-
венные, что, следовательно, немыслимы два качественно тождест-
венных душевных явлений . С другой стороны, это, само по себе
вполне верное указание часто повторяется без понимания его
истинного смысла и всех вытекающих из него последствий. Не
отдают себе отчета в том, как при этом условии в психологии воз-
можны обобщения, а не одни лишь строго-единичные суждения,
- более того, как в ней возможны суждения вообще, хотя бы
единичные, раз в составе всякого суждения входят общие понятия?
Очевидно, это указание должно дополняться и умеряться уяс-
нением относительной однородности и сродства самих качест-
венных различий в состав душевной жизни, или - что то же самое
- признанием особого смысла понятия качества в применении
к душевной жизни, в силу которого в ней не существует тех резких
непроходимых разграничений, которые даны в логических
различиях между предметными содержаниями, а есть постоянная
непрерывность в переходе от одного к другому, качественная
близость всего бесконечного ее многообразия. Лишь два-три приме-
ра из бесчисленного множества возможных. <Круглый квадрат>,
как геометрическое содержание, есть бессмыслица, но в непосред-
ственных конкретных образах вполне возможен непрерывный
переход от образа квадрата к образу круга через постепенное за-
кругление сторон квадрата и стушевывание заостренности его уг-
лов (или в обратном направлении), возможно, следовательно, и
уловление чего-то промежуточного между тем и другим, пример
чего в изобилии дает художественная орнаментика, в особенности
при вычурности ее стиля. Точно так же звук, как предметное со-
держание, лежит в совсем иной качественно области бытия, чем
цвет, и логический переход от одного к другому невозможен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
людения.
Чем дальше идет развитие психологического наблюдения, чем
более утончается самонаблюдение, тем очевиднее становится глу-
бокая мысль Лейбница о ступенях или степенях сознания, о не-
прерывности перехода в нем от минимума к максимуму ясности и
интенсивности. Было время, когда казалось, что сознание доступно
нам только в форме самосознания или предметного сознания, ког-
да считалось логически противоречивым утверждать, что мы мо-
жем иметь что-либо в сознании, чего мы не замечаем или в чем
не отдаем себе отчета (вспомним основанные на этом допущении
возражения Локка против <врожденных идей>). И отголоски такого
мнения можно встретить в психологии вплоть до нашего времени.
Уже само намеченное нами выше различение сознания-
переживания от мысли и созерцания, от предметного сознания и
самосознания, есть, по существу, завоевание психологической
интуиции Лейбница и идущего по ее стопам новейшего утончения
самонаблюдения. Но это сознание-переживание всегда ли само
однородно по своей силе или ясности, как сознание" Приведенные
выше примеры полудремоты или аффекта суть ли низшие, доступ-
ные нам формы сознания? Еще более тонкое и обостренное наблю-
дение показывает, напротив, что сознание-переживание само мо-
жет иметь различные степени. Психологам удавалось - в прямом
ли, или в ретроспективном наблюдении - подметить состояния
сознания, гораздо низшие, чем приведенные выше примеры чистых
<переживаний>. Что испытываем мы в первые дни и месяцы нашего
земного существования? Что мы сознаем в момент первого, едва
начинающегося пробуждения от глубокого сна или - еще лучше
- обморока? Или что сознаем мы в момент, непосредственно пред-
шествующий потере сознания при наступлении обморока или пол-
ной анестезии? Описать это, конечно, почти невозможно за
отсутствием соответствующих слов, но дело тут не в описании, а
в простом констатировании. Толстой - и мы можем поверить ему,
ибо гений обладает исключительной памятью - вспоминает о
смутном состоянии неловкости, несвободы и невыразимого проте-
ста, которое заполняло его сознание, когда его пеленали. А Гер-
цен-сын описывает состояние своего пробуждения от обморока;
пишущий эти строки по собственному опыту знает об этом неза-
бываемом состоянии, когда выплываешь из непостижимой тьмы
небытия, и сознание исчерпывается смутным однородным еле ощу-
щаемым шумом в ушах. Сомнений здесь быть не может: сознание,
взятое даже как непосредственное переживание, за устранением
всего предметного сознания и самосознания, по свидетельству опы-
та допускает еще переходы по силе и может быть прослежено до
некоторого своего почти исчезающего минимума
Но тут мы стоим перед основным возражением, рассмотрение
которого вместе с тем подведет нас к окончательному решению
вопроса. Даже минимум сознания - скажут нам - не есть полная
бессознательность и потому ничего не говорит о последней; количе-
ственные различия в степени или силе сознания принципиально
отличаются от качественного различия между присутствием и
отсутствием сознания. Явление же отсутствия сознания никогда
не может быть опытно констатировано, ибо, чтобы иметь опыт,
надо иметь сознание.
Как ни убедительно, на первый взгляд, это возражение, оно
несостоятельно уже потому, что доказывает слишком много. Ведь
опытно констатировать - это все равно, что опытно знать, т. е.
иметь отчетливое представление о предмете или, точнее, иметь
содержание, как предмет очевидного суждения. Как же мы можем,
в таком случае, опытно констатировать состояния сознания, не-
измеримо низшие и слабейшие, чем состояние отчетливого позна-
вания, - состояния, в которых у нас нет ни объектов, противосто-
ящих нам, ни суждений о них? Недоумение, очевидно, решается
тем, что непосредственный опыт здесь основан на так называемом
первичном воспоминании, т. е. на сохранении и присутствии преды-
дущего, низшего состояния сознания в составе последующего, вы-
сшего. Но если так, то усматриваемое в опыте состояние сознания
никогда не есть простое определенное качество, как бы говорящее
только о самом себе, а есть всегда некоторое сложное целое, в составе
которого присутствуют и простейшие, менее интенсивные и ясные,
чем само целое, элементы. Или, иначе говоря, в содержании такого
самонаблюдения нам дана не одна определенная ступень сознания,
а само движение перехода с одной ступени на другую, как живое
целостное единство, как некий отрезок динамического целого, по
которому мы имеем непосредственное знание о самом целом, как
таковом.
Вышеприведенное возражение основывалось на противопостав-
лении чисто количественного различия в душевной жизни
различию качественному. Но, с одной стороны, теперь уже стало
почти трюизмом в психологии, что душевная жизнь не ведает
количественных различий, а что все ее различия - чисто качест-
венные, что, следовательно, немыслимы два качественно тождест-
венных душевных явлений . С другой стороны, это, само по себе
вполне верное указание часто повторяется без понимания его
истинного смысла и всех вытекающих из него последствий. Не
отдают себе отчета в том, как при этом условии в психологии воз-
можны обобщения, а не одни лишь строго-единичные суждения,
- более того, как в ней возможны суждения вообще, хотя бы
единичные, раз в составе всякого суждения входят общие понятия?
Очевидно, это указание должно дополняться и умеряться уяс-
нением относительной однородности и сродства самих качест-
венных различий в состав душевной жизни, или - что то же самое
- признанием особого смысла понятия качества в применении
к душевной жизни, в силу которого в ней не существует тех резких
непроходимых разграничений, которые даны в логических
различиях между предметными содержаниями, а есть постоянная
непрерывность в переходе от одного к другому, качественная
близость всего бесконечного ее многообразия. Лишь два-три приме-
ра из бесчисленного множества возможных. <Круглый квадрат>,
как геометрическое содержание, есть бессмыслица, но в непосред-
ственных конкретных образах вполне возможен непрерывный
переход от образа квадрата к образу круга через постепенное за-
кругление сторон квадрата и стушевывание заостренности его уг-
лов (или в обратном направлении), возможно, следовательно, и
уловление чего-то промежуточного между тем и другим, пример
чего в изобилии дает художественная орнаментика, в особенности
при вычурности ее стиля. Точно так же звук, как предметное со-
держание, лежит в совсем иной качественно области бытия, чем
цвет, и логический переход от одного к другому невозможен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85