Вся совокупная область этих процессов
- психическая жизнь человечества - есть вообще лишь малый
отрезок и производное целостной биологической, а тем самым и
космической эволюции. Мы видим: сколь многого эмпирическая
психология ни достигала бы в описании состава и своеобразия ду-
шевной жизни, весь подход ее к этой области опирается на обычную
картину мира, которую называют наивным реализмом и которая
- как это полезно отметить в этой связи - есть обычно вместе
с тем наивный материализм. По сравнению с этой наивностью
позавидуешь и самым беспомощным сомнениям и усложнениям
так называемой теории познания! Замечательна при этом та
невинная беспечность, с которою психологи сочетают эту свою
позицию с философским образованием. Как совместима эта кар-
тина мира, в которой душевные явления выступают как спутники
или единичные проявления в рамках материально-предметного
бытия, хотя бы с тем общеизвестным фактом, что все это бытие,
с другой стороны, в качестве <моих представлений> есть содер-
жание моего сознания? Этот вопрос или вообще не ставится, или
же отклоняется удобной ведомственной ссылкой на необходимое
разделение научного труда (так начальник одного ведомства рав-
нодушно терпит величайшие, препятствующие его деятельности
непорядки, раз только ответственность за них может быть возло-
жена на другое, неподчиненное ему ведомство); или же - что,
пожалуй, еще хуже - единым духом исповедуются две прямо
противоположные общефилософские точки зрения - одна для гно-
сеологии, другая для психологии. Путаница понятий так велика,
что понадобилась, ведь, особенная проницательность ряда иссле-
дователей (Бергсона и некоторых немецких гносеологов), чтобы
уяснить, казалось бы, очевидную с первого взгляда несов-
местимость этого понимания душевной жизни, как маленькой
сферы явлений, приуроченной к определенному месту телесного
мира и подчиненной ему, - как с идеализмом, так и с реализмом.
Этому наивному натуралистическому пониманию явлений
душевной жизни мы противопоставляем здесь, на данной ступени
нашего исследования, не какую-либо теорию, а лишь иную
общую позицию в отношении душевной жизни. Мы должны на
время забыть о всяком предметном мире, о всем вообще объек-
тивном содержании нашего знания и лишь опытно воспринять
душевную жизнь, как таковую. Опытно же воспринять значит
здесь как бы идеально погрузиться в эту смутную, загадочную
стихию. Мы пытались с этой целью напомнить состояния полуд-
ремоты или аффекта, когда мы фактически как бы с головой
погружены в эту стихию, и отметили далее, что эта стихия
присутствует в нас и тогда, когда не все наше сознание занято
ею. Если мы теперь, как бы следуя зову этих указаний, поста-
раемся мысленно воссоздать эту стихию и подметить ее существо,
то нам станет очевидным, что в лице ее, как таковой, мы имеем
дело не с какими-либо отдельными процессами или явлениями
предметного, реального мира, а с какой-то безусловно новой
областью, как бы совершенно выпадающей из рамок предметного
мира и образующей целый особый мир. Во всяком знании самое
важное - это просто подметить особую реальность там, где мы
раньше ничего не видели. И вот это-то усилие мы должны здесь
сделать. Не будем судить о душевных явлениях приблизительно
так, как психиатр судит о странных переживаниях своих па-
циентом, -т. е. со стороны, исходя сами из совсем другого
мира; не побоимся сознавать их так, как сам душевнобольной
сознает свои - непонятные для других, но очевидные для него
самого - переживания, т. е. с точки зрения самого переживаю-
щего субъекта. Тогда не может быть и речи о том, что душевная
жизнь есть совокупность процессов, объективно совершающихся
во времени, локализованных в теле, и через эту двойную опре-
деленность приуроченных к определенным маленьким местам
объективно-предметного мира; напротив, душевная жизнь пред-
станет нам тогда, как великая неизмеримая бездна, как особая,
в своем роде бесконечная вселенная, находящаяся в каком-то
совсем ином измерении бытия, чем весь объективный пространст-
венно-временный мир. То обстоятельство, что при другой, обычной,
внешне-объективной позиции сознания душевная жизнь выступает
в совсем ином виде, лишь как некая мелкая деталь трезвой, общео-
бязательной, единой для всех людей картины предметного мира,
ничуть не устраняет этого ее внутреннего существа и, так сказать,
совсем не конкурирует с последним, подобно тому, как внешний
облик вещи - например, внешняя картина здания на фоне других
зданий или ландшафта - не конкурирует с картиной внутренний
жизни, в нем происходящей и незаметной снаружи. Душевная
жизнь - пользуясь еще раз счастливым выражением Лотце -
есть именно то, за что она выдает себя в непосредственном
переживании. Раз мы только избежим наивного отождествления
целокупного бытия с предметной действительностью, то совершен-
но очевидно, что бесформенный мир наших грез и мечтаний, стра-
стей и стремлений, восторгов и отчаяния с непререкаемой необ-
ходимостью есть именно то, что он есть, т. е. то, что мы в нем
переживаем. Мы хотим этим сказать не то, что он вообще есть факт
в смысле чего-то, реального с точки зрения самого же предметного
сознания; никто, конечно, не отрицает, что человек есть существо
одушевленное, т. е. что в состав объективных процессов, образу-
ющих его реальность, входят и душевные переживания. Нет,
помимо того, этот своеобразный мир ест ь в том самом смысле и ест ь
именно то, в каком и чтб он есть для самого себя. Он есть именно
совершенно самобытный и в известном смысле самодовлеющий мир,
имеющий собственные условия жизни, бессмысленные и невозмож-
ные в другом плане бытия, но единственно естественные и реальные
в нем самом. О нем нельзя сказать, ни где он находится, ни когда и
как долго совершаются процессы его жизни, ибо он - везде и нигде,
всегда и никогда, в том смысле, что эти мерки вообще к нему не
применимы. Эти утверждения суть не выдумка и не гипотеза, а
чистый опыт, в самом строгом и точном смысле этого слова. И раз
зафиксировав этот опыт, мы уже можем сопоставить его содержание
с содержанием иного, внешне-предметного опыта, без того, чтобы
первое от этого лишилось своей реальности на своем месте или
в своем измерении бытия. Мы не скажем уже, что <объективно> или
в <действительности> душевная жизнь человека есть лишь совокуп-
ность процессов, совершающихся в определенном отрезке
объективного времени и приуроченных к телесному организму. На-
против, этот предметный психофизический облик человека будет
для нас отныне лишь проступающей во вне маленькой вершиной, за
которой мы знаем бытие все расширяющейся вглубь и неизмеримой
бездны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
- психическая жизнь человечества - есть вообще лишь малый
отрезок и производное целостной биологической, а тем самым и
космической эволюции. Мы видим: сколь многого эмпирическая
психология ни достигала бы в описании состава и своеобразия ду-
шевной жизни, весь подход ее к этой области опирается на обычную
картину мира, которую называют наивным реализмом и которая
- как это полезно отметить в этой связи - есть обычно вместе
с тем наивный материализм. По сравнению с этой наивностью
позавидуешь и самым беспомощным сомнениям и усложнениям
так называемой теории познания! Замечательна при этом та
невинная беспечность, с которою психологи сочетают эту свою
позицию с философским образованием. Как совместима эта кар-
тина мира, в которой душевные явления выступают как спутники
или единичные проявления в рамках материально-предметного
бытия, хотя бы с тем общеизвестным фактом, что все это бытие,
с другой стороны, в качестве <моих представлений> есть содер-
жание моего сознания? Этот вопрос или вообще не ставится, или
же отклоняется удобной ведомственной ссылкой на необходимое
разделение научного труда (так начальник одного ведомства рав-
нодушно терпит величайшие, препятствующие его деятельности
непорядки, раз только ответственность за них может быть возло-
жена на другое, неподчиненное ему ведомство); или же - что,
пожалуй, еще хуже - единым духом исповедуются две прямо
противоположные общефилософские точки зрения - одна для гно-
сеологии, другая для психологии. Путаница понятий так велика,
что понадобилась, ведь, особенная проницательность ряда иссле-
дователей (Бергсона и некоторых немецких гносеологов), чтобы
уяснить, казалось бы, очевидную с первого взгляда несов-
местимость этого понимания душевной жизни, как маленькой
сферы явлений, приуроченной к определенному месту телесного
мира и подчиненной ему, - как с идеализмом, так и с реализмом.
Этому наивному натуралистическому пониманию явлений
душевной жизни мы противопоставляем здесь, на данной ступени
нашего исследования, не какую-либо теорию, а лишь иную
общую позицию в отношении душевной жизни. Мы должны на
время забыть о всяком предметном мире, о всем вообще объек-
тивном содержании нашего знания и лишь опытно воспринять
душевную жизнь, как таковую. Опытно же воспринять значит
здесь как бы идеально погрузиться в эту смутную, загадочную
стихию. Мы пытались с этой целью напомнить состояния полуд-
ремоты или аффекта, когда мы фактически как бы с головой
погружены в эту стихию, и отметили далее, что эта стихия
присутствует в нас и тогда, когда не все наше сознание занято
ею. Если мы теперь, как бы следуя зову этих указаний, поста-
раемся мысленно воссоздать эту стихию и подметить ее существо,
то нам станет очевидным, что в лице ее, как таковой, мы имеем
дело не с какими-либо отдельными процессами или явлениями
предметного, реального мира, а с какой-то безусловно новой
областью, как бы совершенно выпадающей из рамок предметного
мира и образующей целый особый мир. Во всяком знании самое
важное - это просто подметить особую реальность там, где мы
раньше ничего не видели. И вот это-то усилие мы должны здесь
сделать. Не будем судить о душевных явлениях приблизительно
так, как психиатр судит о странных переживаниях своих па-
циентом, -т. е. со стороны, исходя сами из совсем другого
мира; не побоимся сознавать их так, как сам душевнобольной
сознает свои - непонятные для других, но очевидные для него
самого - переживания, т. е. с точки зрения самого переживаю-
щего субъекта. Тогда не может быть и речи о том, что душевная
жизнь есть совокупность процессов, объективно совершающихся
во времени, локализованных в теле, и через эту двойную опре-
деленность приуроченных к определенным маленьким местам
объективно-предметного мира; напротив, душевная жизнь пред-
станет нам тогда, как великая неизмеримая бездна, как особая,
в своем роде бесконечная вселенная, находящаяся в каком-то
совсем ином измерении бытия, чем весь объективный пространст-
венно-временный мир. То обстоятельство, что при другой, обычной,
внешне-объективной позиции сознания душевная жизнь выступает
в совсем ином виде, лишь как некая мелкая деталь трезвой, общео-
бязательной, единой для всех людей картины предметного мира,
ничуть не устраняет этого ее внутреннего существа и, так сказать,
совсем не конкурирует с последним, подобно тому, как внешний
облик вещи - например, внешняя картина здания на фоне других
зданий или ландшафта - не конкурирует с картиной внутренний
жизни, в нем происходящей и незаметной снаружи. Душевная
жизнь - пользуясь еще раз счастливым выражением Лотце -
есть именно то, за что она выдает себя в непосредственном
переживании. Раз мы только избежим наивного отождествления
целокупного бытия с предметной действительностью, то совершен-
но очевидно, что бесформенный мир наших грез и мечтаний, стра-
стей и стремлений, восторгов и отчаяния с непререкаемой необ-
ходимостью есть именно то, что он есть, т. е. то, что мы в нем
переживаем. Мы хотим этим сказать не то, что он вообще есть факт
в смысле чего-то, реального с точки зрения самого же предметного
сознания; никто, конечно, не отрицает, что человек есть существо
одушевленное, т. е. что в состав объективных процессов, образу-
ющих его реальность, входят и душевные переживания. Нет,
помимо того, этот своеобразный мир ест ь в том самом смысле и ест ь
именно то, в каком и чтб он есть для самого себя. Он есть именно
совершенно самобытный и в известном смысле самодовлеющий мир,
имеющий собственные условия жизни, бессмысленные и невозмож-
ные в другом плане бытия, но единственно естественные и реальные
в нем самом. О нем нельзя сказать, ни где он находится, ни когда и
как долго совершаются процессы его жизни, ибо он - везде и нигде,
всегда и никогда, в том смысле, что эти мерки вообще к нему не
применимы. Эти утверждения суть не выдумка и не гипотеза, а
чистый опыт, в самом строгом и точном смысле этого слова. И раз
зафиксировав этот опыт, мы уже можем сопоставить его содержание
с содержанием иного, внешне-предметного опыта, без того, чтобы
первое от этого лишилось своей реальности на своем месте или
в своем измерении бытия. Мы не скажем уже, что <объективно> или
в <действительности> душевная жизнь человека есть лишь совокуп-
ность процессов, совершающихся в определенном отрезке
объективного времени и приуроченных к телесному организму. На-
против, этот предметный психофизический облик человека будет
для нас отныне лишь проступающей во вне маленькой вершиной, за
которой мы знаем бытие все расширяющейся вглубь и неизмеримой
бездны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85