Я не в силах узнать, как добраться до Острова нагромождений пещер,
Чтоб волшебное там отыскать благовонье, жизнь дающее вновь.
Нет возможности Море Восточное мне пересечь и Пэнлая достичь,
Чтоб добыть эликсир, возвращающий жизнь…
Твои угольно-черные брови потерялись в тумане высот,
Все ж вчера взял я кисть и представил воочию их, создавая портрет.
Твои кольца на пальцах словно белый нефрит и как лед холодны,
И не знаю, найдется ли тот, кто б застывшие пальцы согрел?
На жаровне в сосуде все еще остается благовонный отвар,
А одежд моих полы все еще не просохли от пролитых слез…
Нет луаня, и зеркало с шумом разбито,
Не решаюсь шкатулку открыть Шэюэ -
Там расческа без зубьев, и в небо «дракон» улетел…
И поняв, что потеряны зубья расчески Таньюнь,
Я опять безутешно скорблю…
Твой «жемчужный цветок», обрамленный нефритом и золотом,
Выброшен был после смерти в густую траву,
Долго-долго лежали в грязи «изумрудные перья»,
Но кто-то нашел их потом, подобрал и унес…
…Все ушли из чертогов Чжицяо.
В ночь, когда повстречались Пастух и Ткачиха, -
В ночь седьмую седьмой же луны,
Не придется тебе снова в ушко иглы нить вставлять!..
Нить оборвана, селезень с уткой расстались навек,
Разве может кто-либо их новою нитью связать?
…А потом так случилось, что в пору осеннюю -
В пору Золота и полновластья Байди -
Я на ложе своем одиноком дремал, видя сны,
В опустевшем жилище никто не тревожил меня…
Там, за лестницей, где возвышался утун,
Проплывала луна, но была так бледна и тускла!
И почувствовал я, как уходит из мира души аромат,
Как бледнеет и тает тень былой красоты!
Словно слышал: под шелковым грустным шатром,
Там, где лотос прекрасный приют свой нашел,
Все слабее, слабее ты дышишь…
Вздох… Еще… И прервалось дыханье твое. Тишина.
Мир я взором окинул: повсюду увядшие травы,
Но ведь их увяданье не может заставить тростник и камыш
Буйный рост прекратить!
И мне кажется, - звуками скорби объята земля,
Заунывными, как нескончаемый стрекот сверчков,
Ночью выпала капля за каплей роса,
Окропив на ступенях зеленеющий мох.
Стук не слышен вальков - дождь пошел:
Дождь осенний по стенам, смоковницей густо поросшим,
Бьет и флейты напевы из ближних дворов заглушает,
А в ушах все звучит и звучит незабвенное имя твое!
И его повторяет, тебя призывая, взлетев на карниз, попугай.
В дни, когда твоя жизнь догорала, стала сохнуть айва, что растет у перил,
Вспоминаю, как в прошлом мы в прятки играли - ты за ширмой скрывалась,
А сейчас я не слышу осторожных и мягких шагов…
Вспоминаю: мы также и в «бой на травинках» возле дома играли,
А сейчас те травинки ждут напрасно: тебе их уже не сорвать!
Шелк забыт и заброшен, - и некому больше одежду кроить,
Ленты порваны, - некому больше зажечь благовонья…
…Я вчера от отца получил порученье одно
И умчался в своей колеснице далеко-далеко,
Не успев попрощаться с тобой…
А сегодня, вернувшись, невзирая на то, что разгневаться матушка может,
Я к могиле пришел, чтобы скорбное слово сказать…
Вскоре слух до меня докатился, что гроб с твоим телом сожгут!
О печаль! Не исполнится клятва погребенным быть вместе с тобой,
Да и сон твой глубокий прервут, чтобы снова обрушить беду на тебя…
О, как стыдно мне эти слова вспоминать, что тебе говорил:
«Пусть смешается прах - твой и мой!»
Поглядите: без устали западный ветер шумит возле
древнего храма, Разгорается синее пламя, и нет ему меры,
Солнце скоро зайдет, все могилы давно одичали,
Кости белые из погребений разрыты, разбросаны, - кто их сумеет собрать?
Вслушайтесь: только ореха и вязов услышите шум,
Лишь камыша и осоки тревожный и жалостный шелест…
И за туманами демонов всхлипы и плач обезьян…
Видя все это и слушая, можно понять, сколь глубокие чувства
Юного отрока сердце волнуют за плотно задернутой шторой,
Сколь непомерно прискорбна судьба юной девы, засыпанной желтой землей!
Я, уподобясь Жунъаньскому князю, в жизни своей
Бирюзовый нефрит потерял,
Льются, льются горючие, жгучие слезы,
И, наверно, лишь западный ветер может ими себя увлажнить.
Кажется мне, что со мною случилось все то же,
Что и с Ши Чуном, который Люй Чжу уберечь не сумел,
Вот почему я горюю и скорбные чувства,
Только к холодной луне обратившись, решаюсь излить.
О! Это были поистине демонов злые интриги,
Столько несчастий сваливших на головы наши!
Разве возможно такое, чтоб завистью боги к нам, смертным, прониклись?
Разве возможно, чтоб речь благородную раб обращал к нам, болтливый язык распустив?
Если бы даже у женщин сердца по-шакальи жестокие вскрыли,
Я все равно затруднился б умерить в себе накопившийся гнев!
Пусть все это и так, пусть судьба у тебя незавидной была, -
Уваженье и чувства мои, обращенные только к тебе, глубоки!
И чтоб выход им дать, не могу удержаться от многих вопросов.
Ныне только узнал, что Верховный владыка Шан-ди
Повелел тебе в свите цветов во дворце состоять.
Ты при жизни была с орхидеей вдвоем,
После смерти Владыка тебя попросил быть хозяйкой у лотосов…
Понимаю, что могут служанки всего наболтать, -
В этом случае я ей поверил…
Ты спросишь меня: «Почему?»
Е Фашань попросил стихотворца Ли Юна создать поминанье для могильной плиты…
Тот его сочинил, а потом отложил, позабыв записать.
И тогда Е Фашань в час, когда беззаботно Ли Юн почивал, вызвал душу его,
И, проснувшись, поэт с удивленьем узрел,
Что душа и без тела записала творенье его!
После смерти Ли Юн приглашен был Владыкой Небес
В Белый яшмовый терем, чтоб там он спокойно стихи сочинял…
Говорю я о разных явленьях, но в сути едины они.
Каждой вещи присуще стремленье достойное и соразмерное выбрать себе,
Предположим: к какому-то делу душа не лежит.
Что же будет? Не просто ль пустые волненья и вздорный сумбур?
Ныне я понимаю: Небесный Владыка судит грешных людей по делам,
А отсюда и вывод: все должно быть в гармонии тесной,
И ничто не должно человека природу и склонности отягощать!
Рассужденья такие вселяют надежду, что нетленную душу твою
Я смогу угадать пред собою - вот здесь!
Это значит, что не было помысла грубость сказать, обращаясь к тебе!
А теперь - слушай песнь «Призыванье души»,
Этой песни слова пусть дойдут до тебя:
О, великое Небо! В нем и синь,
В нем и свежесть!
Не тебе ли подняться под купол небесный
Дракон из нефрита помог?
О, большая Земля -
Бесконечность, безбрежность!
На тележке из кости слоновой и яшмы
Не ты ли проникла туда, где подземный поток?
Сколь наряден и пестр
Этот зонт драгоценный!
Не сияньем ли светлых созвездий Стрельца и Хвоста
Озаряется тьма?
Разукрашенный перьями, ярким ковром
Устлан путь пред тобой во вселенной,
По бокам охраняют дорогу
Не созвездья ль Стропил и Холма?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167