Пусть в пути сам Фэн Лун
Полетит провожатым с тобою.
Разве ты не мечтала, чтоб правил Ван Шу,
Что привык управлять колесницей луны?
И колеса - «и-и» и «я-я…» -
Огласили весь мир над землею,
За луанем и фениксом
То ль не ты мчишься вдаль, где дороги длинны?
С дуновением ветра
Заструился поток ароматов.
Не тобой ли духэна
Ветка к поясу прикреплена?
Все наряды и юбка
Разноцветным сияньем объяты,
А в трепещущих серьгах
Не нашла ли свой отблеск луна?
…Поросль трав и цветов -
Вот алтарь поклоненья Земле, Небесам и Богам!
Уж не ты ль благовонное масло
В лампадах зажгла?
Столь причудлив на тыквах узор!
Сколько тонкой посуды и утвари в храм принесли!
Уж не ты ли из этих сосудов
Зеленые вина, коричную влагу пила?
Ты в неведомых далях
Не сулила ль Лу Ао свиданье?
Почему же меня
Ты забросила в мире сует?
О, когда бы Фэн Лянь
Колесницу мне дал в знак вниманья, -
Мы с тобою вдвоем
В земной возвратились бы свет?
В сердце горечь, печаль.
Мне сейчас, одинокому, трудно.
Но, увы, не напрасны ль
Страданья мои и мольбы?
Ты в безмолвии спишь,
Сны твои в небесах беспробудны,
Уж не в этом ли должно узреть
Начертанья небесной судьбы?
Ты безмолвна в могиле, -
Никто не нарушит покоя!
Может быть, это так! Но, вернувшись к началу,
Святых о возврате толку нет умолять!
Я же скован цепями
И должен терпеть неизбежное бремя мирское,
Но вернешься ль назад,
Если эти мольбы сможет с неба душа услыхать?
О, вернись! О, приди!
Возвратись, чтоб остаться со мною,
Чтобы вновь от меня
Не пришлось в небытье улетать!
Там, где хаос царит первозданный, ты живешь, -
В тишь, безмолвие погружена…
Но ведь если бы даже спустилась с высот, надо мною застыв,
Все равно даже тени твоей я б увидеть не смог.
Я от мира, как шторой и ширмой, отгорожен девичьей мечтой,
Стражей роль пусть аира ряды исполняют сейчас.
Я хотел бы еще пожелать, чтобы тонкие, словно рачки, листья ивы пока не стремились ко сну,
Пусть пока не терзает тебя и меня обоюдная наша тоска,
Быть средь гор, позаросших корицей, тебя пригласила Сунюй,
Там, на острове, где орхидеи в цвету, ты была так приветливо встречена юной Фуфэй,
Пела флейта Лунъюй для тебя!
Ударяла по звучному юю, что формой как тигр, Хань Хуан,
Призывая Лин-фэй, ты встревожила даже Лишань!
…Когда Хуан-ди совершал свой инспекторский смотр, реку Хуанхэ перейдя, а затем и Лошуй,
Как ныне, в то время из водной стихии Лошуй черепаха явилась, на панцире книгу неся…
И твари, тот мир населявшие, ныне пред нею, услышав мелодию Яо и Шуня «Сяньчи»,
Запели, и, прежде скрывавшийся в водах Чишуя, дракон выплыл вдруг и ударился в пляс.
А фениксы, мирно дремавшие в роще жемчужной на ветвях, взлетели и ввысь устремились!
Когда призывают от сердца, - и душу святую возможно растрогать,
И вовсе не нужно для этого утварью жертвенной дверь украшать…
Сейчас из Сячэна небесного ты колесницу направила вдаль
И хочешь назад, в Сюаньпу, возвратиться,
К священной земле, где находятся горы Куньлунь.
Мы, кажется, видим друг друга отчетливо, ясно,
Но черное облако вдруг наползает, - приблизиться трудно к тебе…
Разлуки и встречи - как тучи на небе:
Плывут, чередуясь, и места себе не найдут,
Святую же душу никак не рассмотришь в дождях и туманах…
…Рассеялась пыль, расступились тяжелые тучи,
Высокие звезды на небе опять засверкали,
И ожили реки, и горы прекрасными стали,
И в небе, на самой его середине, сияет луна!
Увы! Почему от печалей-тревог успокоиться сердце не может?
Причина, наверное, в том, что мечты проплывают, как явь.
И я беспокойно вздыхаю, с надеждой взираю на все, что меня окружает,
А слезы все льются и льются,
И сил не найду, чтоб смятенье свое побороть!
О люди! Давно уже вы в царство грез погрузились,
Один я. И лишь из бамбуковой рощи доносится музыка чистой, невинной природы.
Я вижу: повсюду взлетают испуганно птицы,
Я слышу, как плещутся рыбы на гладкой поверхности вод.
…И вот изливаю всю грусть, что на сердце моем накопилась,
В своей откровенной молитве…
И тихо обряд совершаю священный с надеждой, что буду удачлив…
О, скорбь! О, печаль!
Я покорно прошу эту чашу принять благовонного чая!
Окончив читать, Баоюй сжег платок, совершил обряд чаепития, но не уходил, пока служанка его несколько раз не окликнула. Вдруг из-за горки послышался голос:
- Постойте!
Баоюй и служанка затрепетали от страха. Девочка обернулась и, заметив между лотосами мелькнувшую тень, закричала:
- Дух Цинвэнь явился!..
Баоюй обернулся, но…
Если хотите узнать, кого увидел Баоюй, прочтите следующую главу.
Глава семьдесят девятая

Сюэ Пань берет в жены сварливую девицу;
Инчунь выдают замуж за жестокого юношу
Итак, едва Баоюй окончил церемонию жертвоприношения, как из зарослей лотосов послышался голос. Баоюй испуганно обернулся и, к своему удивлению, увидел Дайюй.
- Поистине необычно и своеобразно твое жертвенное поминание. Оно не хуже «Памятной плиты Цао Э».
Баоюй смутился.
- Мне кажется, жертвенные поминания нынче все на один манер, и я решил сочинить что-нибудь новое. Сделал это забавы ради, никак не ожидал, что ты подслушаешь. Впрочем, почему бы тебе не подправить неудачные места?
- Где черновик? - спросила Дайюй. - Надо прочесть его повнимательней. Ведь поминание длинное, и я не все запомнила. В памяти остались две параллельные фразы: «…сколь глубокие чувства юного отрока сердце волнуют за плотно задернутой шторой» и «сколь непомерно прискорбна судьба юной девы, засыпанной желтой землей». Эти фразы полны глубокого смысла, хотя «за плотно задернутой шторой» - выражение, в общем, избитое. Почему бы не написать о том, что ты видишь в данный момент?
- А что я вижу, по-твоему? - спросил Баоюй.
- Хотя бы наши окна, затянутые цветным флером, - ответила Дайюй. - Почему бы, например, не сказать: «…сколь глубокие чувства юного отрока сердце волнуют за окном, что затянуто розовым флером»?
- Замечательно! - вскричал Баоюй. - Только ты могла так хорошо придумать. В Поднебесной столько замечательного, оно у нас перед глазами, но мы, глупцы, не замечаем. И все же я хочу тебе возразить: в твоей комнате окна затянуты флером, в моей - нет. Поэтому предложенную тобой фразу я не могу принять.
- А что здесь особенного? - улыбнулась Дайюй. - Зачем так резко проводить грань? Мое окно можно считать и твоим, стоит ли друг от друга отдаляться? В древности даже чужие «дарили друг другу упитанных коней и теплые шубы» - что же говорить о нас с тобой? Мы ведь не чужие!
- Не только «упитанных коней и теплые шубы», но и «желтое золото и белую яшму», и при этом не скупились, - возразил Баоюй. - Но в данном случае речь идет о женских покоях, поэтому для меня подобное выражение неприемлемо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167