— Мистер Корд! — возмущенно воскликнул он.
— Вы можете называть меня Джонас. Вспомните, ведь это два с половиной миллиона.
Он посмотрел на присутствующих — они на него, потом все вместе на меня. Наконец, представитель «Малон Кемикал» произнес:
— Это два с половиной миллиона, Мартин. За такие деньги я бы попытался.
Шеффилд все еще колебался. Он взглянул на Макаллистера, но тот отвел взгляд. Затем он повернулся к писсуару и расстегнул ширинку. Шеффилд взглянул на меня, и я кивнул. Но ничего не произошло, совсем ничего. Он так и стоял, но полоса краски поползла от воротничка к лицу. Прошла минута, другая, лицо его полностью налилось краской.
— Порядок, мистер Шеффилд, — сказал я серьезно, еле сдерживая улыбку. — Сдаюсь, вы выиграли. Сделка стоит двенадцать с половиной миллионов.
Шеффилд уставился на меня, стараясь прочитать мои мысли, но мое лицо ничего не выражало. Я протянул ему руку, он поколебался секунду и пожал ее.
— Могу я называть вас Мартин? — спросил я.
Он кивнул, и на его губах появилось слабое подобие улыбки.
— Пожалуйста, называйте.
Я пожал его руку.
— Мартин, — торжественно произнес я, — застегните ширинку!
3
Макаллистер прямо на месте внес в оба контракта необходимые изменения, и мы подписали их. Когда все вышли в вестибюль, было около половины пятого. Я направился к лифту, но Эймос Уинтроп задержал меня.
Мне совсем не хотелось разговаривать с ним.
— Может, отложим на утро, Эймос? — спросил я. — Мне надо поспать.
На его лице появилась понимающая улыбка, и он весело похлопал меня по плечу.
— Я знаю, как ты собираешься спать, мальчик, но это важный разговор.
— Сейчас не может быть ничего важного.
Двери лифта открылись и я вошел внутрь, но Эймос юркнул за мной. Лифтер начал закрывать двери.
— Минутку, — попросил я. — Двери снова открылись и я вышел из лифта. — Ну, хорошо, Эймос. В чем дело?
Мы уселись на диване в вестибюле.
— Мне надо еще десять тысяч, — сказал он.
Все было ясно, он опять был на мели. Уинтроп тратил деньги быстрее, чем их печатали.
— А где же деньги, которые вы получили за акции?
— Кончились, — смутился он. — Ты ведь знаешь, как много я задолжал.
Да, я знал это, он был должен всем. На долги кредиторам и бывшим женам у него улетело пятьдесят тысяч. Мне стало немного жаль его. Я взял его в дело, но вряд ли он сумеет принести какую-нибудь пользу компании, а ведь когда-то он был одним из лучших авиаконструкторов в стране.
— Ваш контракт не предусматривает таких авансов.
— Я знаю, но это очень важно. Обещаю, что больше подобного не повторится. Сейчас мне нужны деньги для Моники.
— Для Моники? А что с ней?
— Я хочу отправить ее к матери в Англию, мне уже трудно с ней. Она тайком встречается с каким-то парнем, и если еще не спит с ним, то думаю, что это скоро случится.
Я некоторое время молча смотрел на него. Интересно, он вежливо дает понять мне или шантажирует? Возможно, ему уже обо всем известно, и он говорит подобным образом, чтобы я понял.
— Вы знаете этого парня?
Он покачал головой.
— Если бы знал, убил бы. Ведь она еще невинное дитя.
Я придал своему лицу равнодушное выражение. Родительская любовь слепа, и родители слепцы. Даже такой опытный ловелас, как Эймос, был не более чем слепец.
— Вы уже говорили с ней?
Он снова покачал головой.
— Я пытался, но она ничего не хочет слушать, знаете эту современную молодежь. Они учатся всему в школе, и уже трудно что-либо изменить. Однажды, когда ей было шестнадцать, я нашел у нее в книжечке пачку презервативов.
Вот тогда-то и надо было ее остановить, он опоздал на три года. Теперь ей было девятнадцать, и она жила своей жизнью.
— И что мне теперь делать? — со злостью воскликнул Уинтроп. — Посадить под замок?
— Надо попытаться быть ей отцом.
— Откуда у тебя такой опыт, можно подумать, что у тебя есть собственные дети.
Я мог бы сказать ему, что мой отец всю жизнь был слишком занят, чтобы заниматься мной, но я так устал. Давая понять, что разговор закончен, я поднялся с дивана.
— Так как насчет денег, — забеспокоился Уинтроп.
— Я дам вам денег. — Внезапно во мне вспыхнуло отвращение. Зачем я окружаю себя подобными людьми? Они похожи на пиявок — если уж раз вцепятся, то не отстанут. — И дам, между прочим, двадцать пять тысяч.
Он удивленно посмотрел на меня.
— Правда, Джонас?
— Да, но при одном условии.
Впервые за время нашего разговора Эймос насторожился.
— Что за условие?
— Ваш уход.
— Из «Уинтроп Эркрафт»? — недоверчиво спросил он.
— Из «Корд Эркрафт», — жестко сказал я.
Краска отлила от лица Уинтропа.
— Но... но ведь я создал эту компанию, я знаю о ней все. Я как раз собирался начать разработку нового самолета, которым наверняка заинтересовались бы военные.
— Берите лучше деньги, Эймос, — холодно сказал я и направился к лифту. Я вошел внутрь, и лифтер закрыл дверь.
— Наверх, мистер Корд? — спросил он.
Я посмотрел на него. Что за глупый вопрос, а куда еще можно было ехать?
— Куда хочешь, — вяло ответил я.
Моника лежала на кровати поверх моей пижамы и дремала. При моем появлении она открыла глаза.
— Все в порядке?
Я кивнул.
— А что надо было папаше? — спросила она, наблюдая, как я снимаю рубашку.
Я разделся и поймал пижаму, которую она бросила мне.
— Он только что подал в отставку, — ответил я, надевая пижаму.
Моника села на кровати, раскрыв от удивления свои карие глаза.
— В отставку?
Я кивнул.
— Но почему?
— Он сказал, что хочет больше времени уделять тебе.
Некоторое время она молчала, недоуменно уставившись на меня, потом рассмеялась.
— Черт побери, всю жизнь я хотела, чтобы он уделял мне больше внимания, и теперь, когда я не нуждаюсь в нем, он решил поиграть в заботливого отца.
— Ты больше в нем не нуждаешься?
— Он мне больше не нужен. — Моника встала с кровати, подошла и положила голову мне на грудь. — Теперь у меня есть ты, — прошептала она доверчивым детским голоском. — Ты для меня все: отец, брат, любовник.
Я погладил ее каштановые волосы. Внезапно я почувствовал к ней большую нежность — мне-то было известно, каким одиноким можно быть в девятнадцать лет.
Я ласково поцеловал ее в лоб.
— Давай спать, детка, уже почти утро.
Она уснула мгновенно. Голова ее покоилась на моем плече, я обнял ее за шею. Я долго не мог уснуть, разглядывая ее спокойное лицо. Взошло солнце, и его первые лучи заполнили комнату.
Чертов Эймос Уинтроп, чертов Джонас Корд! Я проклинал всех людей, которые были слишком заняты и слишком эгоистичны, чтобы быть отцами своим детям.
Я начал дремать, согреваемый теплом ее стройного, изящного тела. Потом пришел сон, глубокий чудесный сон.
На следующий вечер мы обвенчались в церкви в Рино.
4
Заметив сверкание чешуи в воде, я закинул блесну как раз в то место, где резвилась форель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175