Водяной король
Низнорн и водяной король Домситор добровольно пожертвовали собой в тот
далекий день, как сейчас водяные короли отдают себя нашим охотникам во
время плавания вокруг Цимроеля. А ты этого не понимаешь. Ты совсем ничего
не понимаешь.
- Глупость. Безумие.
- Освободи ее, Фараатаа. Пожертвуй своей ненавистью, как водяные
короли пожертвовали собой.
- Я убью ее сейчас же, своими руками.
- Ты не должен этого делать, фараатаа. Отпусти ее.
- НЕТ.
Ужасная сила этого "нет" оказалась неожиданной: оно поднялось как
гигантская океанская волна и нахлынуло на Валентина, ударив его с
ошеломляющей мощью, поглощая, погружая на мгновение в хаос. И пока
Валентин изо всех сил старался устоять, Фараатаа нанес ему второй такой же
удар, и третий, и четвертый, и они били по нему все с той же
сокрушительной силой. Но потом Валентин ощутил мощь водяного короля, на
которой покоилась его собственная сила, перевел дыхание, восстановил
равновесие и вновь ощутил свое могущество.
Он дотянулся до вождя мятежников.
Он вспомнил, как пережил подобное много лет назад в последний час
войны за реставрацию, когда один вошел в зал судебных совещаний и застал
там кипящего от ярости узурпатора Доминина Барьязида. И Валентин послал
ему любовь, дружбу, сожаление по поводу происшедшего между ними. Он послал
ему надежду на мирное улаживание всех разногласий, на прощение всех
прегрешений, на безопасный выход из Замка. Барьязид ответил
неповиновением, ненавистью, гневом, презрением, воинственностью,
объявлением вечной войны. Валентин ничего не забыл. И теперь все
повторяется снова: вновь перед ним отчаянный, исполненный ненависти враг,
вновь яростное сопротивление, решительный отказ свернуть с пути, ведущего
к смерти и разрушению; отвращение и омерзение, насмешка и презрение.
От Фараатаа он не ожидал большего, чем от Доминина Барьязида. Но он
оставался Валентином и по-прежнему верил в возможность торжества любви.
- Фараатаа?
- Ты - младенец Валентин.
- Предайся мне мирно. Оставь свою ненависть, если хочешь быть тем,
кем ты объявил себя.
- Оставь меня, Валентин.
- Я иду к тебе.
- Нет-нет-нет-нет.
На этот раз Валентин приготовился к вспышке отрицания, лавиной
накатившейся на него. Он перехватил силу ненависти Фараатаа и убрал ее в
сторону, предложив взамен любовь и доверие, и получил в ответ еще больше
ненависти - непоколебимой, неизменной, упрямой.
- Ты не оставляешь мне выбора, Фараатаа.
Пожав плечами, Фараатаа двинулся к алтарю, к которому была привязана
Данипьюр. Он замахнулся кинжалом из полированного дерева.
- Делиамбр, - окликнул Валентин. - Карабелла. Тиса на. Слит.
Они схватили его за руки, локти, плечи. Он почувствовал, как в него
вливаются их силы. Но этого было недостаточно. Он воззвал к Леди Острова,
к новой Леди, матери Хиссуне, взял ее силу; позаимствовал силы и у своей
матери, бывшей Леди. Все равно, мало. Он мгновенно перенесся в другое
место. - Тунигорн! Стасилейн! Помогите мне! - Они присоединились к нему.
Он отыскал Залзана Кавола. Нашел Асенхарта. Добрался до Эрманара. Пришел к
Лизамон. Мало. Недостаточно. Еще: Хиссуне! Приди и ты, Хиссуне. Дай мне
твою силу. Дай мне твою отвагу.
- Я здесь, ваше величество.
Да-да. Теперь можно. Он вновь вспомнил слова старухи Аксимаан Трейш:
Вы спасете нас, сделав то, что считаете невозможным. Да. Теперь это
возможно.
- Фараатаа!
От Валентина в сторону Пьюрифайна помчался сгусток мощи, подобный
трубному гласу. В одно мгновение он преодолел все расстояния и достиг
цели, которой не был сам Фараатаа, но, скорее, ненависть в душе Фараатаа,
слепая, яростная, несгибаемая страсть к мести, разрушению, уничтожению.
Валентин обнаружил ее и вырвал из души Фараатаа единым неодолимым порывом.
Валентин вобрал в себя всю кипящую ярость метаморфа, лишил ее силы и
отбросил. И Фараатаа стал пустым.
Еще мгновение его рука оставалась высоко поднятой над головой, мышцы
сохраняли напряжение, кинжал был по-прежнему нацелен в сердце Данипьюр. Но
потом из Фараатаа исторгся безмолвный вопль, крик без звука, пустота,
вакуум. Он стоял, застывший, неподвижный, но был уже пуст: ракушка,
шелуха. Кинжал выпал из его безжизненных пальцев.
- Иди, - сказал Валентин. - Во имя Дивин, иди. Ступай!
Фараатаа упал и больше не двигался.
Наступила тишина. На мир опустилось пугающее спокойствие. Вы спасете
нас, сказала Аксимаан Трейш, сделав то, что считаете невозможным. И он не
колебался.
Издалека до него донесся голос водяного короля Маазмоорна:
- Ты закончил свое путешествие, брат Валентин?
- Да, я закончил путешествие.
Валентин открыл глаза, отложил зуб и снял со лба обруч. Он огляделся
и увидел странные бледные лица, испуганные глаза: Слит, Карабелла,
Делиамбр, Тисана.
- Валентин...
Он посмотрел на Карабеллу.
- Что, любимая?
- С тобой все в порядке?
- Да, - ответил он. - Со мной все в порядке. - Он очень устал, он
чувствовал себя очень странно. Но... да, с ним все в порядке. Он сделал
то, что нужно было сделать. Выбора не было. И теперь это свершилось.
Он обратился к Слиту:
- Здесь наши дела завершены. Попрощайся от моего имени с Нитиккималем
и другими местными жителями и скажи им, что все будет хорошо, что я им это
торжественно обещаю. А затем отправимся в путь.
- Вперед, в Дулорн? - спросил Слит.
Понтифекс улыбнулся и отрицательно покачал головой.
- Нет. На восток. Сначала в Пьюрифайн, чтобы встретиться с Данипьюр и
лордом Хиссуне и вдохнуть жизнь в новый мировой порядок. Теперь, когда мир
лишился ненависти, такое возможно. А потом можно будет двигаться домой,
Слит. Домой!
8
Церемонию коронации проводили на воздухе, на обширном газоне двора
Вильдивар, откуда открывался чудесный вид на Девяносто Девять Ступеней и
самые верхние пределы Замка. Вообще-то было не принято проводить коронацию
где-нибудь, кроме тронного зала Конфалума, но условностям не уделяли
надлежащего внимания уже давно, а Понтифекс Валентин настаивал на том,
чтобы церемонию устроили на открытом воздухе. Кто же осмелился бы не
согласиться с желанием Понтифекса?
Итак, по воле Понтифекса все собрались под чудесным весенним небом
Замковой Горы. Двор был роскошно украшен цветущими растениями - садовники
принесли халатинговые деревья, пересадив их каким-то известным им
способом, в огромные кадки, и ухитрившись не повредить бутоны, и теперь по
обеим сторонам двора словно сверкали малиновые с золотом цветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Низнорн и водяной король Домситор добровольно пожертвовали собой в тот
далекий день, как сейчас водяные короли отдают себя нашим охотникам во
время плавания вокруг Цимроеля. А ты этого не понимаешь. Ты совсем ничего
не понимаешь.
- Глупость. Безумие.
- Освободи ее, Фараатаа. Пожертвуй своей ненавистью, как водяные
короли пожертвовали собой.
- Я убью ее сейчас же, своими руками.
- Ты не должен этого делать, фараатаа. Отпусти ее.
- НЕТ.
Ужасная сила этого "нет" оказалась неожиданной: оно поднялось как
гигантская океанская волна и нахлынуло на Валентина, ударив его с
ошеломляющей мощью, поглощая, погружая на мгновение в хаос. И пока
Валентин изо всех сил старался устоять, Фараатаа нанес ему второй такой же
удар, и третий, и четвертый, и они били по нему все с той же
сокрушительной силой. Но потом Валентин ощутил мощь водяного короля, на
которой покоилась его собственная сила, перевел дыхание, восстановил
равновесие и вновь ощутил свое могущество.
Он дотянулся до вождя мятежников.
Он вспомнил, как пережил подобное много лет назад в последний час
войны за реставрацию, когда один вошел в зал судебных совещаний и застал
там кипящего от ярости узурпатора Доминина Барьязида. И Валентин послал
ему любовь, дружбу, сожаление по поводу происшедшего между ними. Он послал
ему надежду на мирное улаживание всех разногласий, на прощение всех
прегрешений, на безопасный выход из Замка. Барьязид ответил
неповиновением, ненавистью, гневом, презрением, воинственностью,
объявлением вечной войны. Валентин ничего не забыл. И теперь все
повторяется снова: вновь перед ним отчаянный, исполненный ненависти враг,
вновь яростное сопротивление, решительный отказ свернуть с пути, ведущего
к смерти и разрушению; отвращение и омерзение, насмешка и презрение.
От Фараатаа он не ожидал большего, чем от Доминина Барьязида. Но он
оставался Валентином и по-прежнему верил в возможность торжества любви.
- Фараатаа?
- Ты - младенец Валентин.
- Предайся мне мирно. Оставь свою ненависть, если хочешь быть тем,
кем ты объявил себя.
- Оставь меня, Валентин.
- Я иду к тебе.
- Нет-нет-нет-нет.
На этот раз Валентин приготовился к вспышке отрицания, лавиной
накатившейся на него. Он перехватил силу ненависти Фараатаа и убрал ее в
сторону, предложив взамен любовь и доверие, и получил в ответ еще больше
ненависти - непоколебимой, неизменной, упрямой.
- Ты не оставляешь мне выбора, Фараатаа.
Пожав плечами, Фараатаа двинулся к алтарю, к которому была привязана
Данипьюр. Он замахнулся кинжалом из полированного дерева.
- Делиамбр, - окликнул Валентин. - Карабелла. Тиса на. Слит.
Они схватили его за руки, локти, плечи. Он почувствовал, как в него
вливаются их силы. Но этого было недостаточно. Он воззвал к Леди Острова,
к новой Леди, матери Хиссуне, взял ее силу; позаимствовал силы и у своей
матери, бывшей Леди. Все равно, мало. Он мгновенно перенесся в другое
место. - Тунигорн! Стасилейн! Помогите мне! - Они присоединились к нему.
Он отыскал Залзана Кавола. Нашел Асенхарта. Добрался до Эрманара. Пришел к
Лизамон. Мало. Недостаточно. Еще: Хиссуне! Приди и ты, Хиссуне. Дай мне
твою силу. Дай мне твою отвагу.
- Я здесь, ваше величество.
Да-да. Теперь можно. Он вновь вспомнил слова старухи Аксимаан Трейш:
Вы спасете нас, сделав то, что считаете невозможным. Да. Теперь это
возможно.
- Фараатаа!
От Валентина в сторону Пьюрифайна помчался сгусток мощи, подобный
трубному гласу. В одно мгновение он преодолел все расстояния и достиг
цели, которой не был сам Фараатаа, но, скорее, ненависть в душе Фараатаа,
слепая, яростная, несгибаемая страсть к мести, разрушению, уничтожению.
Валентин обнаружил ее и вырвал из души Фараатаа единым неодолимым порывом.
Валентин вобрал в себя всю кипящую ярость метаморфа, лишил ее силы и
отбросил. И Фараатаа стал пустым.
Еще мгновение его рука оставалась высоко поднятой над головой, мышцы
сохраняли напряжение, кинжал был по-прежнему нацелен в сердце Данипьюр. Но
потом из Фараатаа исторгся безмолвный вопль, крик без звука, пустота,
вакуум. Он стоял, застывший, неподвижный, но был уже пуст: ракушка,
шелуха. Кинжал выпал из его безжизненных пальцев.
- Иди, - сказал Валентин. - Во имя Дивин, иди. Ступай!
Фараатаа упал и больше не двигался.
Наступила тишина. На мир опустилось пугающее спокойствие. Вы спасете
нас, сказала Аксимаан Трейш, сделав то, что считаете невозможным. И он не
колебался.
Издалека до него донесся голос водяного короля Маазмоорна:
- Ты закончил свое путешествие, брат Валентин?
- Да, я закончил путешествие.
Валентин открыл глаза, отложил зуб и снял со лба обруч. Он огляделся
и увидел странные бледные лица, испуганные глаза: Слит, Карабелла,
Делиамбр, Тисана.
- Валентин...
Он посмотрел на Карабеллу.
- Что, любимая?
- С тобой все в порядке?
- Да, - ответил он. - Со мной все в порядке. - Он очень устал, он
чувствовал себя очень странно. Но... да, с ним все в порядке. Он сделал
то, что нужно было сделать. Выбора не было. И теперь это свершилось.
Он обратился к Слиту:
- Здесь наши дела завершены. Попрощайся от моего имени с Нитиккималем
и другими местными жителями и скажи им, что все будет хорошо, что я им это
торжественно обещаю. А затем отправимся в путь.
- Вперед, в Дулорн? - спросил Слит.
Понтифекс улыбнулся и отрицательно покачал головой.
- Нет. На восток. Сначала в Пьюрифайн, чтобы встретиться с Данипьюр и
лордом Хиссуне и вдохнуть жизнь в новый мировой порядок. Теперь, когда мир
лишился ненависти, такое возможно. А потом можно будет двигаться домой,
Слит. Домой!
8
Церемонию коронации проводили на воздухе, на обширном газоне двора
Вильдивар, откуда открывался чудесный вид на Девяносто Девять Ступеней и
самые верхние пределы Замка. Вообще-то было не принято проводить коронацию
где-нибудь, кроме тронного зала Конфалума, но условностям не уделяли
надлежащего внимания уже давно, а Понтифекс Валентин настаивал на том,
чтобы церемонию устроили на открытом воздухе. Кто же осмелился бы не
согласиться с желанием Понтифекса?
Итак, по воле Понтифекса все собрались под чудесным весенним небом
Замковой Горы. Двор был роскошно украшен цветущими растениями - садовники
принесли халатинговые деревья, пересадив их каким-то известным им
способом, в огромные кадки, и ухитрившись не повредить бутоны, и теперь по
обеим сторонам двора словно сверкали малиновые с золотом цветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120