"Ты еще
долго будешь колебаться между да и возможно, но в итоге победит "да". Так
оно и случилось, и, как следствие, я возвратил свой трон, - и все равно мы
с каждым днем удаляемся все дальше от порядка, созидания и разума и все
больше приближаемся к анархии, разрушению и неразумию. - Валентин
посмотрел на жену с мукой во взгляде. - Что же, Делиамбр ошибся? Имеет ли
значение, кому суждено, а кому нет быть Короналом? Думаю, я хороший
человек, а иногда мне кажется даже, что я хороший правитель; но мир все
равно распадается, Карабелла, несмотря на все мои усилия или благодаря им.
Не знаю: благодаря или вопреки. Возможно, для всех было бы лучше, если бы
я остался бродячим жонглером.
- Ах, Валентин, что за глупости!
- Ты думаешь?
- Неужели ты действительно считаешь, что если бы оставил Доминина
Барьязида на троне, то в этом году был бы хороший урожай лусавендры? Разве
можно обвинять тебя в недороде на Цимроеле? Это стихийные бедствия,
имеющие естественные причины, и ты найдешь разумный способ управиться с
ними, поскольку тебе присуща мудрость и ты избран Дивин.
- Я - избранник принцев на Замковой Горе. Они - люди, и им
свойственно ошибаться.
- Они выражают волю Дивин при избрании Коронала. А Дивин не
предполагала сделать тебя орудием разрушения Маджипура. Эти сообщения
серьезны, но не трагичны. Через несколько дней ты будешь говорить с
матерью, и она поможет тебе укрепиться там, где усталость одолела тебя; а
потом мы направимся на Цимроель, и ты восстановишь там мир и порядок.
- Я надеюсь, Карабелла, но...
- Не надеешься, а знаешь, Валентин! Я повторяю, мой лорд, что с
трудом узнаю в вас человека, которого люблю, когда вы говорите с такой
безысходностью. - Она хлопнула ладонью по стопке сообщений. - Я не умаляю
их серьезности, но считаю, что мы можем многое сделать, чтобы разогнать
тьму, и сделаем это.
Он медленно кивнул.
- Твои мысли по большей части сходны с моими. Но временами...
- Временами лучше всего вообще не думать. - В дверь постучали. -
Очень хорошо, - сказала она. - Нас прерывают, и я очень тому рада, потому
что устала, любимый, слушать твое нытье.
Она пригласила в комнату Талинот Эсулд. Жрица объявила:
- Мой лорд, Леди Острова явилась и желает видеть вас в Изумрудном
Зале.
- Моя мать здесь? Но я собирался посетить ее завтра во Внутреннем
Храме!
- Она пришла к вам, - невозмутимо произнесла Талинот Эсулд.
Изумрудный Зал поражал богатством оттенков: стены из зеленого
серпентина, полы из зеленого оникса, вместо окон - панели из зеленого
нефрита. В центре зала, между двух огромных танигалов в кадках, стояла
Леди. Кроме танигалов, усыпанных зелеными, с металлическим отливом,
цветами, здесь ничего не было. Валентин быстро подошел к матери. Она
протянула к нему руки, и как только кончики их пальцев соприкоснулись, он
ощутил знакомую пульсацию исходящих из нее токов, священную силу, которая
накапливалась в ней, как весенняя вода накапливается в колодце, за годы
личных контактов с миллиардами душ на Маджипуре.
Много раз во сне он разговаривал с ней, но не видел ее многие годы и
не был готов к переменам, происшедшим в ее облике. Она была по-прежнему
прекрасна: время не нанесло ущерба ее красоте. Но возраст оставил на ее
внешности неуловимый след: черные волосы потускнели, во взгляде стало чуть
меньше тепла, кожа ее, казалось, несколько утратила упругость. И все же
она была восхитительна, как и всегда, в своем чудесном белом одеянии, с
цветком за ухом, с серебряным обручем - знаком ее власти - на челе.
Словом, она являла собой воплощение изящества и величественности, силы и
безграничного сострадания.
- Матушка. Наконец-то.
- Как долго, Валентин! Сколько лет прошло!
Она легонько прикоснулась к его лицу, плечам, рукам. Это
прикосновение было легче перышка, но по всему его телу прошел трепет -
такой силой обладала Леди. Он заставил себя вспомнить, что она не богиня,
а всего лишь простая смертная, дочь смертных родителей, и была когда-то
супругой Канцлера Дамандайна, матерью двух сыновей, одним из которых
являлся он сам, что когда-то она держала его у груди и пела ему нежные
песни, утирала ему лицо, когда он приходил после детских игр, что свои
мальчишеские обиды он оплакивал, уткнувшись в ее ладони, и находил в ней
утешение и мудрость. Все это было давно, как будто в какой-то другой
жизни. Когда жезл Дивин указал на семью Канцлера Дамандайна и вознес
Вориакса на трон Конфалума, тем самым мать Вориакса стала Леди Острова, и
никто, даже в их семье, не мог считать их отныне простыми смертными. И
тогда, и после Валентин уже не мог заставить себя думать о ней просто как
о своей матери, поскольку она надела серебряный обруч и отправилась на
Остров, где и обосновалась во всем величии Леди, а утешение и мудрость,
которыми она раньше делилась с ним, отдавала теперь всему миру, который
взирал на нее с благоговением и надеждой. И даже когда взмах того же жезла
вознес Валентина на место Вориакса, и он тоже в какой-то мере поднялся над
царством обыденности и стал чем-то большим, чем простой смертный, некой
мифической фигурой, он все равно сохранил благоговение перед ней,
поскольку не испытывал ни малейшего благоговения по отношению к себе, даже
будучи Короналом, и не мог заставить себя проникнуться к собственной
персоне тем же пиететом, что и остальные к нему или он к Леди.
Однако, прежде чем обратиться к высоким материям, они поговорили о
семейных делах. Он рассказал ей все, что знал, о ее сестре Галиаре и брате
Сэйте из Сти, о Диввисе, Мириганте, дочерях Вориакса. Она спрашивала его,
часто ли он бывает в старых родовых землях в Галансе, хорошо ли ему в
Замке, по-прежнему ли они с Карабеллой близки и любят друг друга.
Напряжение внутри него спало, и он почувствовал себя на какой-то миг
этаким мелким аристократом с Горы, находящимся с визитом в гостях у своей
матушки, которая переселилась в другое место, но по-прежнему с жадностью
ловит все новости из дома. Но невозможно было надолго забыть об их
положении, и, когда в разговоре стали проскальзывать натянутость и
напряженность, он сказал уже другим тоном:
- Было бы лучше, если бы я пришел к тебе, матушка, как подобает.
Негоже Леди спускаться из Внутреннего Храма, чтобы нанести визит в Семь
Стен.
- Сейчас эти формальности лишены смысла. События накатываются
лавиной: необходимо действовать.
- Так тебе известны новости с Цимроеля?
- Конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
долго будешь колебаться между да и возможно, но в итоге победит "да". Так
оно и случилось, и, как следствие, я возвратил свой трон, - и все равно мы
с каждым днем удаляемся все дальше от порядка, созидания и разума и все
больше приближаемся к анархии, разрушению и неразумию. - Валентин
посмотрел на жену с мукой во взгляде. - Что же, Делиамбр ошибся? Имеет ли
значение, кому суждено, а кому нет быть Короналом? Думаю, я хороший
человек, а иногда мне кажется даже, что я хороший правитель; но мир все
равно распадается, Карабелла, несмотря на все мои усилия или благодаря им.
Не знаю: благодаря или вопреки. Возможно, для всех было бы лучше, если бы
я остался бродячим жонглером.
- Ах, Валентин, что за глупости!
- Ты думаешь?
- Неужели ты действительно считаешь, что если бы оставил Доминина
Барьязида на троне, то в этом году был бы хороший урожай лусавендры? Разве
можно обвинять тебя в недороде на Цимроеле? Это стихийные бедствия,
имеющие естественные причины, и ты найдешь разумный способ управиться с
ними, поскольку тебе присуща мудрость и ты избран Дивин.
- Я - избранник принцев на Замковой Горе. Они - люди, и им
свойственно ошибаться.
- Они выражают волю Дивин при избрании Коронала. А Дивин не
предполагала сделать тебя орудием разрушения Маджипура. Эти сообщения
серьезны, но не трагичны. Через несколько дней ты будешь говорить с
матерью, и она поможет тебе укрепиться там, где усталость одолела тебя; а
потом мы направимся на Цимроель, и ты восстановишь там мир и порядок.
- Я надеюсь, Карабелла, но...
- Не надеешься, а знаешь, Валентин! Я повторяю, мой лорд, что с
трудом узнаю в вас человека, которого люблю, когда вы говорите с такой
безысходностью. - Она хлопнула ладонью по стопке сообщений. - Я не умаляю
их серьезности, но считаю, что мы можем многое сделать, чтобы разогнать
тьму, и сделаем это.
Он медленно кивнул.
- Твои мысли по большей части сходны с моими. Но временами...
- Временами лучше всего вообще не думать. - В дверь постучали. -
Очень хорошо, - сказала она. - Нас прерывают, и я очень тому рада, потому
что устала, любимый, слушать твое нытье.
Она пригласила в комнату Талинот Эсулд. Жрица объявила:
- Мой лорд, Леди Острова явилась и желает видеть вас в Изумрудном
Зале.
- Моя мать здесь? Но я собирался посетить ее завтра во Внутреннем
Храме!
- Она пришла к вам, - невозмутимо произнесла Талинот Эсулд.
Изумрудный Зал поражал богатством оттенков: стены из зеленого
серпентина, полы из зеленого оникса, вместо окон - панели из зеленого
нефрита. В центре зала, между двух огромных танигалов в кадках, стояла
Леди. Кроме танигалов, усыпанных зелеными, с металлическим отливом,
цветами, здесь ничего не было. Валентин быстро подошел к матери. Она
протянула к нему руки, и как только кончики их пальцев соприкоснулись, он
ощутил знакомую пульсацию исходящих из нее токов, священную силу, которая
накапливалась в ней, как весенняя вода накапливается в колодце, за годы
личных контактов с миллиардами душ на Маджипуре.
Много раз во сне он разговаривал с ней, но не видел ее многие годы и
не был готов к переменам, происшедшим в ее облике. Она была по-прежнему
прекрасна: время не нанесло ущерба ее красоте. Но возраст оставил на ее
внешности неуловимый след: черные волосы потускнели, во взгляде стало чуть
меньше тепла, кожа ее, казалось, несколько утратила упругость. И все же
она была восхитительна, как и всегда, в своем чудесном белом одеянии, с
цветком за ухом, с серебряным обручем - знаком ее власти - на челе.
Словом, она являла собой воплощение изящества и величественности, силы и
безграничного сострадания.
- Матушка. Наконец-то.
- Как долго, Валентин! Сколько лет прошло!
Она легонько прикоснулась к его лицу, плечам, рукам. Это
прикосновение было легче перышка, но по всему его телу прошел трепет -
такой силой обладала Леди. Он заставил себя вспомнить, что она не богиня,
а всего лишь простая смертная, дочь смертных родителей, и была когда-то
супругой Канцлера Дамандайна, матерью двух сыновей, одним из которых
являлся он сам, что когда-то она держала его у груди и пела ему нежные
песни, утирала ему лицо, когда он приходил после детских игр, что свои
мальчишеские обиды он оплакивал, уткнувшись в ее ладони, и находил в ней
утешение и мудрость. Все это было давно, как будто в какой-то другой
жизни. Когда жезл Дивин указал на семью Канцлера Дамандайна и вознес
Вориакса на трон Конфалума, тем самым мать Вориакса стала Леди Острова, и
никто, даже в их семье, не мог считать их отныне простыми смертными. И
тогда, и после Валентин уже не мог заставить себя думать о ней просто как
о своей матери, поскольку она надела серебряный обруч и отправилась на
Остров, где и обосновалась во всем величии Леди, а утешение и мудрость,
которыми она раньше делилась с ним, отдавала теперь всему миру, который
взирал на нее с благоговением и надеждой. И даже когда взмах того же жезла
вознес Валентина на место Вориакса, и он тоже в какой-то мере поднялся над
царством обыденности и стал чем-то большим, чем простой смертный, некой
мифической фигурой, он все равно сохранил благоговение перед ней,
поскольку не испытывал ни малейшего благоговения по отношению к себе, даже
будучи Короналом, и не мог заставить себя проникнуться к собственной
персоне тем же пиететом, что и остальные к нему или он к Леди.
Однако, прежде чем обратиться к высоким материям, они поговорили о
семейных делах. Он рассказал ей все, что знал, о ее сестре Галиаре и брате
Сэйте из Сти, о Диввисе, Мириганте, дочерях Вориакса. Она спрашивала его,
часто ли он бывает в старых родовых землях в Галансе, хорошо ли ему в
Замке, по-прежнему ли они с Карабеллой близки и любят друг друга.
Напряжение внутри него спало, и он почувствовал себя на какой-то миг
этаким мелким аристократом с Горы, находящимся с визитом в гостях у своей
матушки, которая переселилась в другое место, но по-прежнему с жадностью
ловит все новости из дома. Но невозможно было надолго забыть об их
положении, и, когда в разговоре стали проскальзывать натянутость и
напряженность, он сказал уже другим тоном:
- Было бы лучше, если бы я пришел к тебе, матушка, как подобает.
Негоже Леди спускаться из Внутреннего Храма, чтобы нанести визит в Семь
Стен.
- Сейчас эти формальности лишены смысла. События накатываются
лавиной: необходимо действовать.
- Так тебе известны новости с Цимроеля?
- Конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120