А еще и Цимроель? Пилиплок, Ни-мойя, Тил-омон, Нарабал, Пидруид -
на них уйдут годы, Валентин!
Он медленно покачал головой.
- Мне положено заботиться обо всех, а не только о тех, кто живет на
Алханроеле, Карабелла.
Взяв его за руку, она сказала:
- Я понимаю. Но, может быть, ты слишком требователен к себе. Еще раз
прошу: подумай о том, чтобы исключить Цимроель из своих планов. Хорошо? Ну
хоть пообещай, что подумаешь.
- Если бы я мог, то вернулся бы на Замковую Гору сегодняшним же
вечером. Но увы - я должен продолжать путь.
- Ты надеешься сегодня ночью в храме поговорить во сне с Леди?
- Да, - ответил он, - но...
- Тогда дай слово, что, если тебе удастся проникнуть в ее разум, ты
спросишь у нее, следует ли ехать на Цимроель. Пусть ее совет будет для
тебя путеводной звездой, как бывало уже не раз. Обещаешь?
- Карабелла...
- Обещаешь? Только спроси!
- Хорошо. Спрошу. Это я обещаю.
Она лукаво посмотрела на него.
- Похожа я на сварливую жену, Валентин? Когда так мучаю и извожу
тебя? Ты же знаешь, что это только из любви к тебе.
- Да, знаю, - сказал он, привлек ее к себе и обнял.
Больше они не разговаривали, поскольку наступило время для
восхождения на Алайсорские высоты к храму Леди. Уже опускались сумерки,
когда они начали путь по узкой извилистой дорожке; огни Алайсора мерцали и
искрились позади, напоминая миллионы ярких самоцветов, небрежно
разбросанных по долине.
Верховная жрица Амбаргарда, рослая, осанистая женщина с колючим
взглядом и ослепительными белыми волосами, ожидала Коронала у калитки
храма. В то время, как восхищенные служки смотрели на него во все глаза,
она произнесла краткую и теплую приветственную речь - сказала, что он
первый Коронал, который посетил храм после Лорда Тивераса во время его
второй процессии - и повела через сад. Вскоре в поле зрения появился сам
храм: длинное невысокое строение из светлого камня, без всяких украшений,
даже суровое на вид, расположенное в обширном парке, величественном в
своей простоте и очаровании. Западный фасад, обращенный в сторону моря,
полумесяцем огибал выступ утеса, а разнесенные под острыми углами крылья
были направлены на восток.
По просторной галерее Валентин прошел в небольшой портик, казавшийся
продолжением края утеса. Здесь он постоял немного, храня молчание, в то
время как Карабелла и верховная жрица находились рядом, а Слит с
Тунигорном немного поодаль. Здесь было восхитительно тихо: до Коронала не
доносился ни один звук, кроме, разве что, пения прохладного ветерка, без
передышки задувавшего с северо-запада, и легкого шелеста, сопровождавшего
колыхание алого плаща Карабеллы. Он смотрел вниз на Алайсор. Огромный
морской порт раскинулся у подножия утеса подобно гигантскому раскрытому
вееру, протянувшись так далеко на север и юг, что границ его не было
видно. Колоссальные проспекты темными спицами пересекали город из конца в
конец, сходясь у отдаленного, еле различимого кольца обширных бульваров,
где вздымались к небу шесть остроконечных обелисков: то была гробница
Лорда Стиамота, победителя метаморфов. А дальше виднелось только окутанное
низкой дымкой темно-зеленое море.
- Пойдемте, мой лорд, - сказала Амбаргарда. - Последний свет дня
уходит. Позвольте показать вам ваши покои.
Этой ночью он будет спать один в келейке рядом с молельней. Ему не
придется ни есть, ни пить ничего, кроме вина толкователей снов, которое
раскроет его душу перед Леди. Когда Амбаргарда ушла, он повернулся к
Карабелле и сказал:
- Я не забыл о своем обещании, любимая.
- Я знаю. Ах, Валентин, я молю только об одном: чтобы она велела тебе
вернуться на Гору!
- А ты подчинишься, если она велит что-нибудь другое?
- Как я могу не подчиниться любому твоему решению? Ты Коронал. Но я
молюсь, чтобы она посоветовала тебе вернуться. Хороших сновидений,
Валентин.
- Хороших сновидений, Карабелла.
Она ушла. Он постоял немного у окна, наблюдая, как темнота поглощает
берег и море. Где-то к западу, далеко за горизонтом, лежит Остров Снов,
владение его матери, где обитает милосердная и благословенная Леди,
которая принесла мудрость в заждавшийся мир. Валентин пристально смотрел в
сторону моря, разыскивая среди туманов и сгущающейся тьмы - как будто
достаточно было лишь всмотреться, чтобы увидеть - сверкающие белые меловые
уступы, на которых покоился остров.
Раздевшись, он лег на простую койку, составлявшую единственный
предмет обстановки в комнате, и поднял кубок, наполненный темно-красным
сонным вином. Он сделал большой глоток густой сладкой жидкости, потом еще
один, откинулся на спину, ввел себя в транс, при котором душа открывается
навстречу посылам извне, и стал дожидаться сна.
- Приди ко мне, матушка. Это Валентин.
Дремота опустилась на него, и он впал в забытье.
- Матушка...
- Леди...
- Матушка...
Худые долговязые фигуры вырывались из отверстий в земле и штопором
ввинчивались в небесную высь. На стволах деревьев появлялись руки, и
валуны открывали желтые глаза, а у рек вырастали волосы. Он наблюдал и
ждал, все глубже и глубже погружаясь в царство снов, шаг за шагом
приближая свою душу к Леди.
И вот он видит ее, сидящей у восьмиугольного бассейна в своих
чертогах из прекрасного белого камня во Внутреннем Храме Острова. Она
наклонилась вперед, как бы разглядывая свое отражение. Он подплыл к ней и
завис прямо у нее за спиной, взглянул вниз и увидел в воде знакомое лицо:
темные блестящие волосы, пухлые губы, теплые любящие глаза, неизменный
цветок за ухом, серебряная повязка на лбу.
- Матушка? - тихо окликнул он. - Это Валентин.
Она повернулась к нему. Но лицо, которое предстало его взору, было
лицом незнакомки: бледное, изможденное, хмурое, удивленное.
- Кто ты? - прошептал он.
- Но ведь ты знаешь меня! Я Леди Острова!
- Нет... Нет...
- И все-таки это я.
- Нет.
- Зачем ты пришел ко мне? Тебе не следовало приходить, потому что ты
Понтифекс, и скорее мне пристало искать тебя, а не наоборот.
- Понтифекс? Ты хотела сказать, Коронал.
- Ах, я так сказала? Тогда я ошиблась.
- А моя матушка? Где она?
- Это я, Валентин.
И действительно, изможденное бледное лицо оказалось всего лишь
маской, которая становилась все тоньше, пока не отпала, как лоскут старой
кожи, чтобы открыть восхитительную улыбку его матери, ее навевающие
умиротворение глаза. Но и они, в свою очередь, исчезли, и показалось
истинное лицо Леди: она плакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
на них уйдут годы, Валентин!
Он медленно покачал головой.
- Мне положено заботиться обо всех, а не только о тех, кто живет на
Алханроеле, Карабелла.
Взяв его за руку, она сказала:
- Я понимаю. Но, может быть, ты слишком требователен к себе. Еще раз
прошу: подумай о том, чтобы исключить Цимроель из своих планов. Хорошо? Ну
хоть пообещай, что подумаешь.
- Если бы я мог, то вернулся бы на Замковую Гору сегодняшним же
вечером. Но увы - я должен продолжать путь.
- Ты надеешься сегодня ночью в храме поговорить во сне с Леди?
- Да, - ответил он, - но...
- Тогда дай слово, что, если тебе удастся проникнуть в ее разум, ты
спросишь у нее, следует ли ехать на Цимроель. Пусть ее совет будет для
тебя путеводной звездой, как бывало уже не раз. Обещаешь?
- Карабелла...
- Обещаешь? Только спроси!
- Хорошо. Спрошу. Это я обещаю.
Она лукаво посмотрела на него.
- Похожа я на сварливую жену, Валентин? Когда так мучаю и извожу
тебя? Ты же знаешь, что это только из любви к тебе.
- Да, знаю, - сказал он, привлек ее к себе и обнял.
Больше они не разговаривали, поскольку наступило время для
восхождения на Алайсорские высоты к храму Леди. Уже опускались сумерки,
когда они начали путь по узкой извилистой дорожке; огни Алайсора мерцали и
искрились позади, напоминая миллионы ярких самоцветов, небрежно
разбросанных по долине.
Верховная жрица Амбаргарда, рослая, осанистая женщина с колючим
взглядом и ослепительными белыми волосами, ожидала Коронала у калитки
храма. В то время, как восхищенные служки смотрели на него во все глаза,
она произнесла краткую и теплую приветственную речь - сказала, что он
первый Коронал, который посетил храм после Лорда Тивераса во время его
второй процессии - и повела через сад. Вскоре в поле зрения появился сам
храм: длинное невысокое строение из светлого камня, без всяких украшений,
даже суровое на вид, расположенное в обширном парке, величественном в
своей простоте и очаровании. Западный фасад, обращенный в сторону моря,
полумесяцем огибал выступ утеса, а разнесенные под острыми углами крылья
были направлены на восток.
По просторной галерее Валентин прошел в небольшой портик, казавшийся
продолжением края утеса. Здесь он постоял немного, храня молчание, в то
время как Карабелла и верховная жрица находились рядом, а Слит с
Тунигорном немного поодаль. Здесь было восхитительно тихо: до Коронала не
доносился ни один звук, кроме, разве что, пения прохладного ветерка, без
передышки задувавшего с северо-запада, и легкого шелеста, сопровождавшего
колыхание алого плаща Карабеллы. Он смотрел вниз на Алайсор. Огромный
морской порт раскинулся у подножия утеса подобно гигантскому раскрытому
вееру, протянувшись так далеко на север и юг, что границ его не было
видно. Колоссальные проспекты темными спицами пересекали город из конца в
конец, сходясь у отдаленного, еле различимого кольца обширных бульваров,
где вздымались к небу шесть остроконечных обелисков: то была гробница
Лорда Стиамота, победителя метаморфов. А дальше виднелось только окутанное
низкой дымкой темно-зеленое море.
- Пойдемте, мой лорд, - сказала Амбаргарда. - Последний свет дня
уходит. Позвольте показать вам ваши покои.
Этой ночью он будет спать один в келейке рядом с молельней. Ему не
придется ни есть, ни пить ничего, кроме вина толкователей снов, которое
раскроет его душу перед Леди. Когда Амбаргарда ушла, он повернулся к
Карабелле и сказал:
- Я не забыл о своем обещании, любимая.
- Я знаю. Ах, Валентин, я молю только об одном: чтобы она велела тебе
вернуться на Гору!
- А ты подчинишься, если она велит что-нибудь другое?
- Как я могу не подчиниться любому твоему решению? Ты Коронал. Но я
молюсь, чтобы она посоветовала тебе вернуться. Хороших сновидений,
Валентин.
- Хороших сновидений, Карабелла.
Она ушла. Он постоял немного у окна, наблюдая, как темнота поглощает
берег и море. Где-то к западу, далеко за горизонтом, лежит Остров Снов,
владение его матери, где обитает милосердная и благословенная Леди,
которая принесла мудрость в заждавшийся мир. Валентин пристально смотрел в
сторону моря, разыскивая среди туманов и сгущающейся тьмы - как будто
достаточно было лишь всмотреться, чтобы увидеть - сверкающие белые меловые
уступы, на которых покоился остров.
Раздевшись, он лег на простую койку, составлявшую единственный
предмет обстановки в комнате, и поднял кубок, наполненный темно-красным
сонным вином. Он сделал большой глоток густой сладкой жидкости, потом еще
один, откинулся на спину, ввел себя в транс, при котором душа открывается
навстречу посылам извне, и стал дожидаться сна.
- Приди ко мне, матушка. Это Валентин.
Дремота опустилась на него, и он впал в забытье.
- Матушка...
- Леди...
- Матушка...
Худые долговязые фигуры вырывались из отверстий в земле и штопором
ввинчивались в небесную высь. На стволах деревьев появлялись руки, и
валуны открывали желтые глаза, а у рек вырастали волосы. Он наблюдал и
ждал, все глубже и глубже погружаясь в царство снов, шаг за шагом
приближая свою душу к Леди.
И вот он видит ее, сидящей у восьмиугольного бассейна в своих
чертогах из прекрасного белого камня во Внутреннем Храме Острова. Она
наклонилась вперед, как бы разглядывая свое отражение. Он подплыл к ней и
завис прямо у нее за спиной, взглянул вниз и увидел в воде знакомое лицо:
темные блестящие волосы, пухлые губы, теплые любящие глаза, неизменный
цветок за ухом, серебряная повязка на лбу.
- Матушка? - тихо окликнул он. - Это Валентин.
Она повернулась к нему. Но лицо, которое предстало его взору, было
лицом незнакомки: бледное, изможденное, хмурое, удивленное.
- Кто ты? - прошептал он.
- Но ведь ты знаешь меня! Я Леди Острова!
- Нет... Нет...
- И все-таки это я.
- Нет.
- Зачем ты пришел ко мне? Тебе не следовало приходить, потому что ты
Понтифекс, и скорее мне пристало искать тебя, а не наоборот.
- Понтифекс? Ты хотела сказать, Коронал.
- Ах, я так сказала? Тогда я ошиблась.
- А моя матушка? Где она?
- Это я, Валентин.
И действительно, изможденное бледное лицо оказалось всего лишь
маской, которая становилась все тоньше, пока не отпала, как лоскут старой
кожи, чтобы открыть восхитительную улыбку его матери, ее навевающие
умиротворение глаза. Но и они, в свою очередь, исчезли, и показалось
истинное лицо Леди: она плакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120