Коронал частенько обращался за
советом к И-Уулисаану, и у того всегда находилось какое-нибудь дельное
предложение. У Валентина мелькнула мысль, что в этом человеке есть нечто
непонятное и отталкивающее, какие-то отстраненность и холодность, даже
надменность; впрочем, он прекрасно разбирался в сельском хозяйстве
Цимроеля, и то, что он появился в Алайсоре как раз к отплытию королевского
флагмана в сторону Цимроеля, казалось подарком судьбы.
И все же после окончания совещания в душе у Валентина сохранилось
смутное чувство тщетности всех этих усилий. Он отдал десятки приказов,
разослал во все концы послания, предпринял твердые и решительные действия
для сдерживания и уничтожения заболеваний, но тем не менее, по-прежнему
остался простым смертным в маленькой каюте небольшого судна что болтается
по волнам безбрежного моря, пылинкой в необъятном мире; а тем временем
невидимые организмы разносят болезнь и смерть по тысячам акров плодородных
угодий, и что могут поделать все его приказы против несокрушимой поступи
этих роковых сил? Он ощутил вновь, что сползает в состояние безнадежной
подавленности, столь не свойственной его истинному характеру. Может быть,
во мне самом сидит какая-то болезнь, подумал он. Может быть, я сам поражен
каким-то недугом, который лишает меня надежд, радости и жизненных сил, и я
обречен закончить дни свои в жалкой безысходности?
Он закрыл глаза. И снова у него в мозгу появился образ из его видения
в Лабиринте, образ, который как будто неотступно преследовал его: огромные
разломы на твердом основании мироздания, вздымающиеся и сталкивающиеся
друг с другом гигантские куски земли и скал. А посреди безумия природы -
он сам, отчаянно пытающийся удержать мир. Но безуспешно, безрезультатно,
безнадежно.
Не наложено ли на меня некое проклятие? - мелькнула у него мысль.
Почему из сотен сменявших друг друга Короналов именно я избран
присутствовать при крушении нашего мира?
Он заглянул к себе в душу и не обнаружил там потаенных грехов, за
которые боги могли бы обрушить кару на него самого и на Маджипур. Он не
домогался трона; он не злоумышлял против своего брата; он никогда не
использовал во вред власть, полученную неожиданно для себя; он не...
он не...
он не...
Валентин сердито тряхнул головой. Что за глупая трата душевных сил! У
крестьян появились некоторые, совпавшие по времени, трудности, а ему
приснилось несколько нехороших снов: просто нелепо возводить все это до
уровня ужасного катаклизма вселенских масштабов. Со временем все уладится.
Болезни растений будут побеждены. Его правление не забудется в истории не
только из-за омрачавших его бедствий, но и благодаря гармонии, равновесию
и радости. Ты хороший король, сказал он себе. У тебя нет причин
сомневаться в себе.
Коронал поднялся и вышел из каюты на палубу. День клонился к вечеру:
громадное бронзовое солнце нависало над кромкой воды на западе, а на
севере как раз всходила одна из лун. Небо переливалось разными цветами:
коричневатым, бирюзовым, фиолетовым, янтарным, золотистым. На горизонт
наползали густые тучи. Валентин немного постоял в одиночестве у поручня,
глубоко вдыхая соленый морской воздух. Со временем все уладится, сказал он
себе еще раз, но почувствовал, что его вновь, исподволь, охватывают
беспокойство и мучительные колебания. Казалось, нет никакой возможности
надолго уйти от этого настроения. Никогда в жизни ему не приходилось так
часто предаваться тоске и отчаянию. Он не узнавал того Валентина, каким
стал, мнительного человека на грани меланхолии, чужого самому себе.
- Валентин?
Карабелла! Он заставил себя стряхнуть мрачные раздумья, улыбнулся и
предложил ей руку.
- Какой чудный закат, - сказала она.
- Просто великолепный. Один из лучших во все времена. Хотя и есть
сведения, что однажды, в правление Лорда Конфалума, был один закат еще
красивее, чем этот, на четырнадцатый день...
- Этот лучше, Валентин, потому что сегодня он наш. - Она взяла его
под руку и молча встала рядом. Он обнаружил, что сейчас уже трудно понять,
почему всего буквально несколько мгновений тому назад его снедало уныние.
Все будет хорошо.
Потом Карабелла спросила:
- А это не морской дракон, вон там?
- Морские драконы никогда не заходят в здешние воды, любовь моя.
- Тогда у меня галлюцинация. Но очень убедительная. Разве ты не
видишь?
- А куда надо смотреть?
- Вон туда. Вон, видишь, где от воды отражается полоска
пурпурно-золотистого цвета? А теперь немножечко левее. Вон там. Там.
Валентин прищурился, напряженно всматриваясь в море. Поначалу он не
увидел ничего; потом ему показалось, что он видит на волнах огромное
бревно; а потом море осветил последний луч заходящего солнца, пробившийся
сквозь облака, и у него не осталось никаких сомнений: да, это, несомненно,
морской дракон, медленно плывущий к северу.
Он почувствовал озноб и прижал руки к груди.
Насколько он знал, морские драконы передвигаются только стадами и
всегда странствуют вокруг света примерно одним и тем же маршрутом в южных
водах с запада па восток, вдоль южной оконечности Цимроеля, вверх вдоль
побережья Гихорны до Пилиплока, затем в восточном направлении на широте
Острова Снов и вдоль знойного южного берега Алханроеля до какого-то места
в не нанесенных ни на какие карты просторах Великого Моря. И все же это
был дракон собственной персоной и он плыл на север. Пока Валентин наблюдал
за ним, исполин расправил громадные черные крылья и стал бить ими по воде,
медленно и размеренно - хлоп-хлоп-хлоп-хлоп, - будто собирался совершить
невозможное, оторваться от поверхности моря и подобно какой-то птице
колоссальных размеров улететь в затянутые туманом полярные дали.
- Как странно, - пробормотала Карабелла. - Ты видел когда-нибудь
что-либо подобное?
- Нет, никогда, - Валентин содрогнулся. - Знамение за знамением,
Карабелла. Что все это мне предвещает?
- Пойдем, выпьем теплого вина.
- Нет. Пока нет.
И он стоял как вкопанный на палубе, напрягая зрение, чтобы различить
в сгущающихся сумерках темную фигуру на фоне темного моря. Огромные крылья
раз за разом вспенивали море, но вот дракон свернул их, выпрямил длинную
шею, откинул назад тяжелую треугольную голову и испустил рокочущий
скорбный крик, напоминающий звук туманного горна, что пробивается сквозь
мглу. Потом дракон нырнул под воду и скрылся из виду.
4
Когда шли дожди, - а в это время года дожди в долине Престимион шли
непрерывно, - кисловатый запах обугленных растений поднимался от сожженных
полей и проникал повсюду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
советом к И-Уулисаану, и у того всегда находилось какое-нибудь дельное
предложение. У Валентина мелькнула мысль, что в этом человеке есть нечто
непонятное и отталкивающее, какие-то отстраненность и холодность, даже
надменность; впрочем, он прекрасно разбирался в сельском хозяйстве
Цимроеля, и то, что он появился в Алайсоре как раз к отплытию королевского
флагмана в сторону Цимроеля, казалось подарком судьбы.
И все же после окончания совещания в душе у Валентина сохранилось
смутное чувство тщетности всех этих усилий. Он отдал десятки приказов,
разослал во все концы послания, предпринял твердые и решительные действия
для сдерживания и уничтожения заболеваний, но тем не менее, по-прежнему
остался простым смертным в маленькой каюте небольшого судна что болтается
по волнам безбрежного моря, пылинкой в необъятном мире; а тем временем
невидимые организмы разносят болезнь и смерть по тысячам акров плодородных
угодий, и что могут поделать все его приказы против несокрушимой поступи
этих роковых сил? Он ощутил вновь, что сползает в состояние безнадежной
подавленности, столь не свойственной его истинному характеру. Может быть,
во мне самом сидит какая-то болезнь, подумал он. Может быть, я сам поражен
каким-то недугом, который лишает меня надежд, радости и жизненных сил, и я
обречен закончить дни свои в жалкой безысходности?
Он закрыл глаза. И снова у него в мозгу появился образ из его видения
в Лабиринте, образ, который как будто неотступно преследовал его: огромные
разломы на твердом основании мироздания, вздымающиеся и сталкивающиеся
друг с другом гигантские куски земли и скал. А посреди безумия природы -
он сам, отчаянно пытающийся удержать мир. Но безуспешно, безрезультатно,
безнадежно.
Не наложено ли на меня некое проклятие? - мелькнула у него мысль.
Почему из сотен сменявших друг друга Короналов именно я избран
присутствовать при крушении нашего мира?
Он заглянул к себе в душу и не обнаружил там потаенных грехов, за
которые боги могли бы обрушить кару на него самого и на Маджипур. Он не
домогался трона; он не злоумышлял против своего брата; он никогда не
использовал во вред власть, полученную неожиданно для себя; он не...
он не...
он не...
Валентин сердито тряхнул головой. Что за глупая трата душевных сил! У
крестьян появились некоторые, совпавшие по времени, трудности, а ему
приснилось несколько нехороших снов: просто нелепо возводить все это до
уровня ужасного катаклизма вселенских масштабов. Со временем все уладится.
Болезни растений будут побеждены. Его правление не забудется в истории не
только из-за омрачавших его бедствий, но и благодаря гармонии, равновесию
и радости. Ты хороший король, сказал он себе. У тебя нет причин
сомневаться в себе.
Коронал поднялся и вышел из каюты на палубу. День клонился к вечеру:
громадное бронзовое солнце нависало над кромкой воды на западе, а на
севере как раз всходила одна из лун. Небо переливалось разными цветами:
коричневатым, бирюзовым, фиолетовым, янтарным, золотистым. На горизонт
наползали густые тучи. Валентин немного постоял в одиночестве у поручня,
глубоко вдыхая соленый морской воздух. Со временем все уладится, сказал он
себе еще раз, но почувствовал, что его вновь, исподволь, охватывают
беспокойство и мучительные колебания. Казалось, нет никакой возможности
надолго уйти от этого настроения. Никогда в жизни ему не приходилось так
часто предаваться тоске и отчаянию. Он не узнавал того Валентина, каким
стал, мнительного человека на грани меланхолии, чужого самому себе.
- Валентин?
Карабелла! Он заставил себя стряхнуть мрачные раздумья, улыбнулся и
предложил ей руку.
- Какой чудный закат, - сказала она.
- Просто великолепный. Один из лучших во все времена. Хотя и есть
сведения, что однажды, в правление Лорда Конфалума, был один закат еще
красивее, чем этот, на четырнадцатый день...
- Этот лучше, Валентин, потому что сегодня он наш. - Она взяла его
под руку и молча встала рядом. Он обнаружил, что сейчас уже трудно понять,
почему всего буквально несколько мгновений тому назад его снедало уныние.
Все будет хорошо.
Потом Карабелла спросила:
- А это не морской дракон, вон там?
- Морские драконы никогда не заходят в здешние воды, любовь моя.
- Тогда у меня галлюцинация. Но очень убедительная. Разве ты не
видишь?
- А куда надо смотреть?
- Вон туда. Вон, видишь, где от воды отражается полоска
пурпурно-золотистого цвета? А теперь немножечко левее. Вон там. Там.
Валентин прищурился, напряженно всматриваясь в море. Поначалу он не
увидел ничего; потом ему показалось, что он видит на волнах огромное
бревно; а потом море осветил последний луч заходящего солнца, пробившийся
сквозь облака, и у него не осталось никаких сомнений: да, это, несомненно,
морской дракон, медленно плывущий к северу.
Он почувствовал озноб и прижал руки к груди.
Насколько он знал, морские драконы передвигаются только стадами и
всегда странствуют вокруг света примерно одним и тем же маршрутом в южных
водах с запада па восток, вдоль южной оконечности Цимроеля, вверх вдоль
побережья Гихорны до Пилиплока, затем в восточном направлении на широте
Острова Снов и вдоль знойного южного берега Алханроеля до какого-то места
в не нанесенных ни на какие карты просторах Великого Моря. И все же это
был дракон собственной персоной и он плыл на север. Пока Валентин наблюдал
за ним, исполин расправил громадные черные крылья и стал бить ими по воде,
медленно и размеренно - хлоп-хлоп-хлоп-хлоп, - будто собирался совершить
невозможное, оторваться от поверхности моря и подобно какой-то птице
колоссальных размеров улететь в затянутые туманом полярные дали.
- Как странно, - пробормотала Карабелла. - Ты видел когда-нибудь
что-либо подобное?
- Нет, никогда, - Валентин содрогнулся. - Знамение за знамением,
Карабелла. Что все это мне предвещает?
- Пойдем, выпьем теплого вина.
- Нет. Пока нет.
И он стоял как вкопанный на палубе, напрягая зрение, чтобы различить
в сгущающихся сумерках темную фигуру на фоне темного моря. Огромные крылья
раз за разом вспенивали море, но вот дракон свернул их, выпрямил длинную
шею, откинул назад тяжелую треугольную голову и испустил рокочущий
скорбный крик, напоминающий звук туманного горна, что пробивается сквозь
мглу. Потом дракон нырнул под воду и скрылся из виду.
4
Когда шли дожди, - а в это время года дожди в долине Престимион шли
непрерывно, - кисловатый запах обугленных растений поднимался от сожженных
полей и проникал повсюду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120