Зная, что все это может исчезнуть в любой миг, юноша жадно впитывает образы колышущейся на ветру травы и притулившихся к Закатным Отрогам пушистых облаков, а потом встает и, радуясь погожему дню, идет вниз по склону. И лишь когда его взору предстает напряженное лицо Яррла и висящий на бедре кузнеца недавно выкованный короткий меч, тьма возвращается.
CLIII
Доррин направляется через двор к завалу, у которого дежурят Пергун с мечом – работа Яррла – и Лидрал, держащая под рукой свой лук.
Они следят за дорогой, по которой, хотя уже смеркается, бредут крестьяне или пастухи. Они направляются прочь от Дью, к тропе, которая уводит в горы. Беженцы уже побывали в гавани, но судов, принимающих на борт пассажиров, там нет.
«Черный Алмаз», по настоянию Тирела, стоит не у причала, а на якоре, в четырех родах от берега. У пристаней остались лишь непригодные для морского плавания лодки.
– Судя по тому, как продвигаются Белые, у нас остались сутки, в лучшем случае трое, – говорит Лидрал, указывая на столб дыма.
– Нам нужно закончить загрузку «Черного Алмаза», – отзывается Доррин, почесывая подбородок.
– А он готов?
– Не совсем. Но дело близится к завершению.
– Прошу прощения, мастер Доррин, – почтительно произносит Пергун, беспокойно трогая повязку на ране, полученной в столкновении с шайкой попытавшихся с отчаяния штурмовать завал беженцев, – но не мог бы ты пояснить, чего мы так долго ждали?
Помедлив, Доррин отвечает:
– У побережья курсирует Белый флот, и у нас нет возможности ускользнуть, пока двигатель не заработает как следует.
– Да есть ли у нас вообще такая возможность, коли они мечут огонь? И почему только ты сам не можешь выпускать огненные стрелы?
– Моя машина позволит нам оторваться от них, а чтобы пустить в ход огненный шар, Белый чародей должен подобраться довольно близко. Но ты прав, больше тянуть нельзя. Сегодня вечером мы загрузим все, что осталось, а поутру отправимся в порт. Вчера, в сумерках, когда никто не видел, Яррл, Рейса и Ваос уже переправили кое-что на борт.
– А почему Белые так медлят? Уже больше восьмидневки, как они захватили Клет; давно бы могли нас прихлопнуть.
– Благодарение Тьме, они хотят установить полный контроль над каждым поселением и не двигаются дальше, пока не достигают своей цели. Их предводитель предпочитает действовать методично.
При этих словах Доррин ежится. Чувства позволяют ему проследить маршрут методичного продвижения Белых, нанесенный на карту Спидлара огнем, пеплом и кровью.
Доррин уходит на кухню, где Мерга нарезает холодную баранину. Возле стола стоят два короба, куда она складывает содержимое буфета.
– Тут кое-что отложено для Кадары, – говорит кухарка. – А остальное можно брать и угощаться.
– Мне, кстати, надо взглянуть на ее руку, – откликается Доррин. – А потом схожу в кузницу.
– Фриза, – велит Мерга дочери, – поищи-ка в буфете, в нижнем ящике, два маленьких горшочка. И поставь на стол.
– Хорошо, мамочка. А крышки нужны?
– На что же мне горшочки без крышек?
Доррин заглядывает в кладовку – почти пустую, поскольку основное ее содержимое уже погружено в повозку Лидрал, – достает из своей торбы перевязочный материал и направляется в комнату, где лежит Кадара.
– Мне надо взглянуть на твою руку.
Кадара молча протягивает руку и отворачивается к стене. Доррин меняет повязку. Рана зашита грубовато, но по этой части он не мастак. Во всяком случае, швы помогут ране затянуться, а удалить шрамы можно будет с помощью магии.
Рана заживает. Доррин не обнаруживает в ней ни заражения, ни красно-белого налета хаоса. Покончив с рукой, юноша обрабатывает вторую рану – над ухом. Кадара по-прежнему не издает ни звука и открывает рот, лишь когда он отступает:
– Зачем ты меня вытащил? Почему не бросил там?
– Чтобы Белые оставили от тебя кучку пепла? – сердито спрашивает целитель.
– Останься ты там, Брид мог бы спастись... Ты мог бы придумать что-нибудь и перебить их. И потом... Бриду тоже мог потребоваться целитель, – голос Кадары холоднее, чем вода в баке на кухне. – И может быть, я могла бы действовать правой рукой.
– Со временем сможешь.
– Что толку от однорукого бойца? Или однорукой матери? – Кадара качает головой, и откинувшаяся рыжая прядь обнажает все еще воспаленный шрам над ухом.
В комнату с подносом в руках входит Мерга.
– Я тут принесла поесть. А тебя, мастер Доррин, ждут – у тебя полно дел.
– Да-да, – подхватывает Кадара, – поспеши. У тебя полно дел поважнее, чем остановить Белых ублюдков.
Спорить Доррин не хочет, хотя мог бы сказать, что он лично погубил больше врагов, чем кто-либо другой, сражавшийся на стороне Спидлара.
– Останься я там, только и сумел бы, что погибнуть, может быть, прихватив с собой кого-то из них, – ворчит он, снова испытывая приступ головной боли. Она все еще возвращается, так же как и слепота, хотя со временем это происходит все реже и реже.
– Так какая же от тебя вообще польза? Где ты был, когда Брид так нуждался в помощи?
– Я сделал что мог. Ты можешь считать меня трусом, но я не солдат.
– Ты не трус, Доррин, ты просто не нашел для себя того, за что стоит сражаться. Ни я, ни Лидрал, ни Отшельничий...
– А как ты назовешь ту бойню, которую я учинил в Клете?
– Это была не битва, а рассчитанное разрушение.
– Вот твой обед, – мягко напоминает Мерга.
– Зачем мне есть?
– Хотя бы ради твоего ребенка.
– У которого не будет отца...
Не дослушав этот спор, Доррин выходит в коридор. При взгляде на дверь спальни на его губах появляется улыбка. Народу в дом понабилось столько, что им с Лидрал волей-неволей приходится спать в одной постели. Правда, меж ними до сих пор пролегает невидимая преграда, но это уже существенный шаг вперед. По крайней мере, он всегда может протянуть руку и прикоснуться к ней.
Вернувшись на кухню, Доррин смотрит на поднимающийся над чайником пар. Мысль его привычно обращается к паровой машине, построенной с таким трудом.
Какая от него польза, спросила Кадара! Брид погиб, приняв на себя всю мощь удара Белых, а он спасся, потому что был ослеплен и обессилен болью. Но какая польза от его спасения?
Юноша медленно выходит из кухни на крыльцо, спускается во двор и, обойдя дом, направляется в кузницу. Над головой сгущаются черные тучи. Доррин потирает лоб, гадая, какими средствами можно было бы остановить продвижение Белых. Истребив еще некоторое количество новобранцев, этой цели не добиться. Да если такие средства и существуют, что можно сделать за оставшееся время?
Тучи проливаются мелким дождем.
Доррин ныряет в кузницу, поближе к успокаивающему теплу горна и звону молотов. Яррл не просто смастерил новый конденсатор, но и существенно его усовершенствовал. К тому же его умение обращаться с точильным камнем позволило довести до ума все детали зажимного устройства, изготовленные не из черного железа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
CLIII
Доррин направляется через двор к завалу, у которого дежурят Пергун с мечом – работа Яррла – и Лидрал, держащая под рукой свой лук.
Они следят за дорогой, по которой, хотя уже смеркается, бредут крестьяне или пастухи. Они направляются прочь от Дью, к тропе, которая уводит в горы. Беженцы уже побывали в гавани, но судов, принимающих на борт пассажиров, там нет.
«Черный Алмаз», по настоянию Тирела, стоит не у причала, а на якоре, в четырех родах от берега. У пристаней остались лишь непригодные для морского плавания лодки.
– Судя по тому, как продвигаются Белые, у нас остались сутки, в лучшем случае трое, – говорит Лидрал, указывая на столб дыма.
– Нам нужно закончить загрузку «Черного Алмаза», – отзывается Доррин, почесывая подбородок.
– А он готов?
– Не совсем. Но дело близится к завершению.
– Прошу прощения, мастер Доррин, – почтительно произносит Пергун, беспокойно трогая повязку на ране, полученной в столкновении с шайкой попытавшихся с отчаяния штурмовать завал беженцев, – но не мог бы ты пояснить, чего мы так долго ждали?
Помедлив, Доррин отвечает:
– У побережья курсирует Белый флот, и у нас нет возможности ускользнуть, пока двигатель не заработает как следует.
– Да есть ли у нас вообще такая возможность, коли они мечут огонь? И почему только ты сам не можешь выпускать огненные стрелы?
– Моя машина позволит нам оторваться от них, а чтобы пустить в ход огненный шар, Белый чародей должен подобраться довольно близко. Но ты прав, больше тянуть нельзя. Сегодня вечером мы загрузим все, что осталось, а поутру отправимся в порт. Вчера, в сумерках, когда никто не видел, Яррл, Рейса и Ваос уже переправили кое-что на борт.
– А почему Белые так медлят? Уже больше восьмидневки, как они захватили Клет; давно бы могли нас прихлопнуть.
– Благодарение Тьме, они хотят установить полный контроль над каждым поселением и не двигаются дальше, пока не достигают своей цели. Их предводитель предпочитает действовать методично.
При этих словах Доррин ежится. Чувства позволяют ему проследить маршрут методичного продвижения Белых, нанесенный на карту Спидлара огнем, пеплом и кровью.
Доррин уходит на кухню, где Мерга нарезает холодную баранину. Возле стола стоят два короба, куда она складывает содержимое буфета.
– Тут кое-что отложено для Кадары, – говорит кухарка. – А остальное можно брать и угощаться.
– Мне, кстати, надо взглянуть на ее руку, – откликается Доррин. – А потом схожу в кузницу.
– Фриза, – велит Мерга дочери, – поищи-ка в буфете, в нижнем ящике, два маленьких горшочка. И поставь на стол.
– Хорошо, мамочка. А крышки нужны?
– На что же мне горшочки без крышек?
Доррин заглядывает в кладовку – почти пустую, поскольку основное ее содержимое уже погружено в повозку Лидрал, – достает из своей торбы перевязочный материал и направляется в комнату, где лежит Кадара.
– Мне надо взглянуть на твою руку.
Кадара молча протягивает руку и отворачивается к стене. Доррин меняет повязку. Рана зашита грубовато, но по этой части он не мастак. Во всяком случае, швы помогут ране затянуться, а удалить шрамы можно будет с помощью магии.
Рана заживает. Доррин не обнаруживает в ней ни заражения, ни красно-белого налета хаоса. Покончив с рукой, юноша обрабатывает вторую рану – над ухом. Кадара по-прежнему не издает ни звука и открывает рот, лишь когда он отступает:
– Зачем ты меня вытащил? Почему не бросил там?
– Чтобы Белые оставили от тебя кучку пепла? – сердито спрашивает целитель.
– Останься ты там, Брид мог бы спастись... Ты мог бы придумать что-нибудь и перебить их. И потом... Бриду тоже мог потребоваться целитель, – голос Кадары холоднее, чем вода в баке на кухне. – И может быть, я могла бы действовать правой рукой.
– Со временем сможешь.
– Что толку от однорукого бойца? Или однорукой матери? – Кадара качает головой, и откинувшаяся рыжая прядь обнажает все еще воспаленный шрам над ухом.
В комнату с подносом в руках входит Мерга.
– Я тут принесла поесть. А тебя, мастер Доррин, ждут – у тебя полно дел.
– Да-да, – подхватывает Кадара, – поспеши. У тебя полно дел поважнее, чем остановить Белых ублюдков.
Спорить Доррин не хочет, хотя мог бы сказать, что он лично погубил больше врагов, чем кто-либо другой, сражавшийся на стороне Спидлара.
– Останься я там, только и сумел бы, что погибнуть, может быть, прихватив с собой кого-то из них, – ворчит он, снова испытывая приступ головной боли. Она все еще возвращается, так же как и слепота, хотя со временем это происходит все реже и реже.
– Так какая же от тебя вообще польза? Где ты был, когда Брид так нуждался в помощи?
– Я сделал что мог. Ты можешь считать меня трусом, но я не солдат.
– Ты не трус, Доррин, ты просто не нашел для себя того, за что стоит сражаться. Ни я, ни Лидрал, ни Отшельничий...
– А как ты назовешь ту бойню, которую я учинил в Клете?
– Это была не битва, а рассчитанное разрушение.
– Вот твой обед, – мягко напоминает Мерга.
– Зачем мне есть?
– Хотя бы ради твоего ребенка.
– У которого не будет отца...
Не дослушав этот спор, Доррин выходит в коридор. При взгляде на дверь спальни на его губах появляется улыбка. Народу в дом понабилось столько, что им с Лидрал волей-неволей приходится спать в одной постели. Правда, меж ними до сих пор пролегает невидимая преграда, но это уже существенный шаг вперед. По крайней мере, он всегда может протянуть руку и прикоснуться к ней.
Вернувшись на кухню, Доррин смотрит на поднимающийся над чайником пар. Мысль его привычно обращается к паровой машине, построенной с таким трудом.
Какая от него польза, спросила Кадара! Брид погиб, приняв на себя всю мощь удара Белых, а он спасся, потому что был ослеплен и обессилен болью. Но какая польза от его спасения?
Юноша медленно выходит из кухни на крыльцо, спускается во двор и, обойдя дом, направляется в кузницу. Над головой сгущаются черные тучи. Доррин потирает лоб, гадая, какими средствами можно было бы остановить продвижение Белых. Истребив еще некоторое количество новобранцев, этой цели не добиться. Да если такие средства и существуют, что можно сделать за оставшееся время?
Тучи проливаются мелким дождем.
Доррин ныряет в кузницу, поближе к успокаивающему теплу горна и звону молотов. Яррл не просто смастерил новый конденсатор, но и существенно его усовершенствовал. К тому же его умение обращаться с точильным камнем позволило довести до ума все детали зажимного устройства, изготовленные не из черного железа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155