..
– О чем это она?
– Это песня про Креслина.
– А кто он такой, этот Креслин?
На стол со стуком, так, что расплескивается пена, ставится очередная кружка. Пергун обмакивает палец в пролившуюся жидкость и облизывает его.
– Пивко не должно пропадать зря.
– Гони денежки, парень.
Пергун вручает служанке медяки. Она выразительно смотрит на Доррина, и тот понимает, что сегодня его товарищу больше не нальют.
– Пергун, допьешь и пойдем, – говорит Доррин.
– Куда? Домой, в холодную койку? Спать одному? Никто меня не любит... – пьяно бормочет подмастерье лесопильщика.
– Пошли, – повторяет Доррин, допивая сок и снимая куртку со спинки стула.
– Я это... не допил...
– Пошли, пошли.
– А... ладно... потопали.
Подняв черный посох, Доррин встает. Служанка, завидев посох, непроизвольно отступает на шаг. Пергун натягивает куртку из потертой овчины и, пытаясь выпрямиться, толкает стол. Поддерживая приятеля, Доррин ведет его к выходу.
– Пр... рекрасное пиво... – бормочет Пергун. Его шатает. Он пытается удержаться за дверной косяк, но не дотягивается и не падает лишь благодаря поддержке Доррина.
– Держись ты... – встряхнув приятеля, Доррин направляет его в дверной проем. – Где твоя лошадь?
– Лошадь... ха-ха... У бедных людей нет лошадей... на своих двоих т... топаем...
Один из двух фонарей перед заведением Кирила погас на ветру, заметающем улицу мокрым снегом. Глядя в сторону темной конюшни, Доррин непроизвольно перехватывает поплотнее посох. Его сапоги плюхают по подтаявшей снежной кашице.
– ...нет ни лошадки... ни деньжат... ни нарядов... ни девчат... – напевает Пергун, так отчаянно фальшивя, что уши Доррина словно закладывает свинцом. Юноша прикидывает, что на небольшое расстояние Меривен снесет и двоих.
– ...ни тебе кобылы... ни красотки милой... – не унимается Пергун.
Добравшись до конюшни, Доррин улавливает присутствие постороннего человека раньше, чем его глаза приноравливаются к полной темноте, и он непроизвольно хватается за посох обеими руками.
В сумраке ржет Меривен. Незнакомец держит ее за повод. В другой его руке меч.
– Вы, ребята, шли бы лучше своей дорогой, – говорит незнакомец. – Наклюкались, так ступайте спать.
– ...ни лошадки... ни деньжат... – язык Пергуна заплетается. – А... ты... такой... кто? – подмастерье заливается пьяным смехом.
Доррин делает шаг вперед. Внутри у него все холодеет, но отдавать Меривен этому наглому чужаку юноша не собирается.
Кобыла снова ржет, и грабитель накидывает поводья на крюк, на котором висят веревки и деревянная лохань.
– Жаль, парень... – клинок нацеливается Доррину в грудь. Руки Доррина реагируют сами по себе: отбив тяжелый клинок посох вращается, и другой его конец бьет нападавшего в диафрагму. Меч звякает о ведро и падает на солому. Разбойник, захрипев, отступает на полшага и оседает на грязный пол. Глаза его делаются пустыми.
Шатаясь, Доррин бредет к выходу. В его голове вспыхивает белое пламя.
– Дерьмо... не смешно, Доррин... – бормочет Пергун.
Опираясь на посох, Доррин щурится и трясет головой, стараясь избавиться от слепящего света. В конце концов зрение его проясняется, хотя пульсирующая боль – такая, словно Яррл молотит его по макушке молотом, – не отпускает. Отдышавшись, он ковыляет к трактиру, отставляя на выпадающем снегу новую цепочку следов.
– Что стряслось, целитель? – спрашивает грузный трактирщик, протирающий тряпкой стойку.
– Там, в конюшне... грабитель. Мертвый.
Кирил извлекает из-под стойки топор.
– Всего один?
– Он мертв.
– Надеюсь, но осторожность не помешает. Форра!
Из задней комнаты высовывается молодой парень, почти такой же грузный, как Кирил.
С фонарем в одной руке и дубинкой в другой Форра первым входит в конюшню, где обнаруживаются два распростертых человеческих тела. Одно лежит ничком, другое навзничь.
– Чего ты так долго... – сонно бормочет Пергун, поднимая голову... – Домой пора.
Ткнув тело бородатого разбойника дубиной, Форра переворачивает тело, и на его лице появляется изумленное выражение.
– Ну и ну! У него грудь пробита!
– Там его меч, – говорит Доррин, указывая посохом.
– Так это ты его уложил, паренек? – спрашивает Кирил, рассматривая лицо мертвеца в свете факела.
– Я не хотел, но он угрожал убить нас и забрать мою лошадь. Она там, в стойле.
– Ты тот самый молодой целитель, который работает подмастерьем у Яррла?
Доррин кивает.
– Где ж ты этому научился? – спрашивает Кирил, указывая на мертвеца.
– В школе... нас учили... посохом... Я не могу пользоваться клинком... – ноги Доррина подгибаются, и он сползает по стенке стойла.
– А ведь знаешь, парень, тебе причитаются деньжата. Это, – трактирщик не без удовольствия и даже с некоторым злорадством тычет в труп, – не кто иной, как Нисо, за которого Советом назначена награда. Не слишком большая, но десять золотых на дороге не валяются. Прошлой осенью он убил на пристани купца. А ты, – Кирил оборачивается к Форре, – теперь, небось, понял, почему разумный человек не станет связываться с кузнецом, даже таким тощим. Плоть и кости не устоят против того, кто кует железо.
Здоровяк Форра переводит взгляд с мертвого тела на Доррина и утирает лоб рукавом.
– Ворья в последнее время развелось... – зачем-то произносит он.
– Так ведь время-то какое тяжелое, – печально качает головой трактирщик. – Белые маги лишают людей средств к существованию, а те лезут к нам, думая, что у нас есть чем поживиться.
Ветер бросает в лицо Доррина снежные хлопья.
– Доррин... ты ж обещал... отведи меня домой... – канючит Пергун, ухитрившийся-таки приподняться и теперь сидящий привалившись спиной к бочонку.
– Проводи своего приятеля до дому, – говорит Кирил. – А Совету насчет награды я сам сообщу.
– Доррин получит награду... все мы за Доррина рады... – напевает Пергун.
– Получит, мой нализавшийся подмастерье с лесопилки, можешь не сомневаться. Или ты думаешь, кому-то захочется разозлить его и Яррла?
Сдерживая вздох, Доррин помогает Пергуну подняться на ноги, сажает его на Меривен и вставляет посох в держатель. Пергун раскачивается на конской спине. А на улице вовсю гуляет пурга.
LVII
Доррин держит кувалду, дожидаясь, когда Яррл вынет раскаленную заготовку из горна. Как только она оказывается на наковальне, юноша начинает наносить удары. Это продолжается до тех пор, пока железо не остывает и снова не отправляется в горн. В конце концов заготовка сплющивается до толщины сарайной петли, после чего настает черед рихтовального молота.
На улице продолжает валить снег, но в кузнице жарко. Юноша машинально наносит удары и выполняет указания кузнеца, однако из головы не идет убитый разбойник.
Неожиданно в кузнице появляется Петра. Обычно она дожидается перерыва в работе, но на сей раз подныривает под рычаг мехов, чтобы попасться на глаза отцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
– О чем это она?
– Это песня про Креслина.
– А кто он такой, этот Креслин?
На стол со стуком, так, что расплескивается пена, ставится очередная кружка. Пергун обмакивает палец в пролившуюся жидкость и облизывает его.
– Пивко не должно пропадать зря.
– Гони денежки, парень.
Пергун вручает служанке медяки. Она выразительно смотрит на Доррина, и тот понимает, что сегодня его товарищу больше не нальют.
– Пергун, допьешь и пойдем, – говорит Доррин.
– Куда? Домой, в холодную койку? Спать одному? Никто меня не любит... – пьяно бормочет подмастерье лесопильщика.
– Пошли, – повторяет Доррин, допивая сок и снимая куртку со спинки стула.
– Я это... не допил...
– Пошли, пошли.
– А... ладно... потопали.
Подняв черный посох, Доррин встает. Служанка, завидев посох, непроизвольно отступает на шаг. Пергун натягивает куртку из потертой овчины и, пытаясь выпрямиться, толкает стол. Поддерживая приятеля, Доррин ведет его к выходу.
– Пр... рекрасное пиво... – бормочет Пергун. Его шатает. Он пытается удержаться за дверной косяк, но не дотягивается и не падает лишь благодаря поддержке Доррина.
– Держись ты... – встряхнув приятеля, Доррин направляет его в дверной проем. – Где твоя лошадь?
– Лошадь... ха-ха... У бедных людей нет лошадей... на своих двоих т... топаем...
Один из двух фонарей перед заведением Кирила погас на ветру, заметающем улицу мокрым снегом. Глядя в сторону темной конюшни, Доррин непроизвольно перехватывает поплотнее посох. Его сапоги плюхают по подтаявшей снежной кашице.
– ...нет ни лошадки... ни деньжат... ни нарядов... ни девчат... – напевает Пергун, так отчаянно фальшивя, что уши Доррина словно закладывает свинцом. Юноша прикидывает, что на небольшое расстояние Меривен снесет и двоих.
– ...ни тебе кобылы... ни красотки милой... – не унимается Пергун.
Добравшись до конюшни, Доррин улавливает присутствие постороннего человека раньше, чем его глаза приноравливаются к полной темноте, и он непроизвольно хватается за посох обеими руками.
В сумраке ржет Меривен. Незнакомец держит ее за повод. В другой его руке меч.
– Вы, ребята, шли бы лучше своей дорогой, – говорит незнакомец. – Наклюкались, так ступайте спать.
– ...ни лошадки... ни деньжат... – язык Пергуна заплетается. – А... ты... такой... кто? – подмастерье заливается пьяным смехом.
Доррин делает шаг вперед. Внутри у него все холодеет, но отдавать Меривен этому наглому чужаку юноша не собирается.
Кобыла снова ржет, и грабитель накидывает поводья на крюк, на котором висят веревки и деревянная лохань.
– Жаль, парень... – клинок нацеливается Доррину в грудь. Руки Доррина реагируют сами по себе: отбив тяжелый клинок посох вращается, и другой его конец бьет нападавшего в диафрагму. Меч звякает о ведро и падает на солому. Разбойник, захрипев, отступает на полшага и оседает на грязный пол. Глаза его делаются пустыми.
Шатаясь, Доррин бредет к выходу. В его голове вспыхивает белое пламя.
– Дерьмо... не смешно, Доррин... – бормочет Пергун.
Опираясь на посох, Доррин щурится и трясет головой, стараясь избавиться от слепящего света. В конце концов зрение его проясняется, хотя пульсирующая боль – такая, словно Яррл молотит его по макушке молотом, – не отпускает. Отдышавшись, он ковыляет к трактиру, отставляя на выпадающем снегу новую цепочку следов.
– Что стряслось, целитель? – спрашивает грузный трактирщик, протирающий тряпкой стойку.
– Там, в конюшне... грабитель. Мертвый.
Кирил извлекает из-под стойки топор.
– Всего один?
– Он мертв.
– Надеюсь, но осторожность не помешает. Форра!
Из задней комнаты высовывается молодой парень, почти такой же грузный, как Кирил.
С фонарем в одной руке и дубинкой в другой Форра первым входит в конюшню, где обнаруживаются два распростертых человеческих тела. Одно лежит ничком, другое навзничь.
– Чего ты так долго... – сонно бормочет Пергун, поднимая голову... – Домой пора.
Ткнув тело бородатого разбойника дубиной, Форра переворачивает тело, и на его лице появляется изумленное выражение.
– Ну и ну! У него грудь пробита!
– Там его меч, – говорит Доррин, указывая посохом.
– Так это ты его уложил, паренек? – спрашивает Кирил, рассматривая лицо мертвеца в свете факела.
– Я не хотел, но он угрожал убить нас и забрать мою лошадь. Она там, в стойле.
– Ты тот самый молодой целитель, который работает подмастерьем у Яррла?
Доррин кивает.
– Где ж ты этому научился? – спрашивает Кирил, указывая на мертвеца.
– В школе... нас учили... посохом... Я не могу пользоваться клинком... – ноги Доррина подгибаются, и он сползает по стенке стойла.
– А ведь знаешь, парень, тебе причитаются деньжата. Это, – трактирщик не без удовольствия и даже с некоторым злорадством тычет в труп, – не кто иной, как Нисо, за которого Советом назначена награда. Не слишком большая, но десять золотых на дороге не валяются. Прошлой осенью он убил на пристани купца. А ты, – Кирил оборачивается к Форре, – теперь, небось, понял, почему разумный человек не станет связываться с кузнецом, даже таким тощим. Плоть и кости не устоят против того, кто кует железо.
Здоровяк Форра переводит взгляд с мертвого тела на Доррина и утирает лоб рукавом.
– Ворья в последнее время развелось... – зачем-то произносит он.
– Так ведь время-то какое тяжелое, – печально качает головой трактирщик. – Белые маги лишают людей средств к существованию, а те лезут к нам, думая, что у нас есть чем поживиться.
Ветер бросает в лицо Доррина снежные хлопья.
– Доррин... ты ж обещал... отведи меня домой... – канючит Пергун, ухитрившийся-таки приподняться и теперь сидящий привалившись спиной к бочонку.
– Проводи своего приятеля до дому, – говорит Кирил. – А Совету насчет награды я сам сообщу.
– Доррин получит награду... все мы за Доррина рады... – напевает Пергун.
– Получит, мой нализавшийся подмастерье с лесопилки, можешь не сомневаться. Или ты думаешь, кому-то захочется разозлить его и Яррла?
Сдерживая вздох, Доррин помогает Пергуну подняться на ноги, сажает его на Меривен и вставляет посох в держатель. Пергун раскачивается на конской спине. А на улице вовсю гуляет пурга.
LVII
Доррин держит кувалду, дожидаясь, когда Яррл вынет раскаленную заготовку из горна. Как только она оказывается на наковальне, юноша начинает наносить удары. Это продолжается до тех пор, пока железо не остывает и снова не отправляется в горн. В конце концов заготовка сплющивается до толщины сарайной петли, после чего настает черед рихтовального молота.
На улице продолжает валить снег, но в кузнице жарко. Юноша машинально наносит удары и выполняет указания кузнеца, однако из головы не идет убитый разбойник.
Неожиданно в кузнице появляется Петра. Обычно она дожидается перерыва в работе, но на сей раз подныривает под рычаг мехов, чтобы попасться на глаза отцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155