– Еще ракеты? – спрашивает Кил, подходя к фургону.
– Да, тяжелые.
– На горизонте парус! – сообщает Тирел.
– Выяснили, чей?
– Пока нет.
Доррин потирает лоб – одна мысль об использовании проклятых ракет вызывает у него головную боль.
– Ладно. Разожги топку. Большого жара не надо, только чтобы поддерживать пар.
– Яррл придет? – спрашивает Тирел.
– Нет. Если со мной, неровен час, случится неладное, должен остаться хоть кто-то, способный построить еще один корабль.
– Разумно, – хмуро кивает капитан «Черного Молота». – Но, надеюсь, ты не планируешь поражение?
– Упаси Тьма!
Заслышав цокот копыт, Доррин поднимает голову и видит Лидрал, скачущую к причалу верхом и держа в поводу Баслу. Конь оседлан, черный посох вставлен в держатель.
– Ты нужен Рилле! – обращается она к Доррину.
Недоумевающий Кил пытается возражать, но Доррин уже понял, в чем дело:
– Кадара?
Лидрал кивает. Доррин торопливо отдает последние распоряжения:
– Тирел, если окажется, что это Белый флот, то как только он окажется в десяти кай от берега, давай гудок. Верхом на Басле я вернусь быстро. Кил, ты знаешь, как нацеливать ракеты. Я на тебя рассчитываю.
Последние слова он произносит, уже сидя в седле.
Коновязи у маленького домика нет, и Доррин привязывает Баслу к перилам по левую сторону крыльца.
На тесной кухне Мерга хлопочет у плиты, на которой в двух больших кастрюлях булькает вода. На столе стоит кувшин с настоем звездочника.
– Мерга, можешь растереть это как можно мельче и равномерно размешать? – спрашивает Доррин, наливая настой в чашку.
– Да, мастер Доррин.
Лидрал бежит в спальню, откуда доносятся приглушенные стоны Кадары. Доррин входит следом.
Рилла поднимает голову.
– Я сейчас вернусь, милая, – обращается целительница к Кадаре, одновременно подавая знак Лидрал. Та садится возле роженицы.
– Я с тобой, с тобой... – ласково говорит Кадаре Лидрал. Поманив Доррина за собой, целительница выходит в коридор и, плотно закрыв дверь, говорит:
– Я должна тебе сразу сказать... Ребенок очень крупный, а пуповина не крепкая.
– Ты хочешь, чтобы я посмотрел, что можно сделать?
– Нет, я послала за тобой, чтобы дать тебе возможность полюбоваться этим зрелищем! – раздраженно отвечает Рилла.
Доррин бочком протискивается в дверь и подходит к кровати.
– ...Брид... ты?
– Это я, Доррин. Я хочу помочь.
Легонько коснувшись пальцами напряженного живота, он дожидается очередных схваток.
– Доррин... больно... хуже, чем в Клете... Тьма, как больно!
Понимая, что Рилла права, он утирает лоб рукавом, жалея о том, что рядом нет его матушки. Но сожалениями делу не поможешь: ему приходится сосредоточиться на ребенке и попытке расширить канал, которым должен пройти плод.
Лидрал выходит в коридор, а Доррин неуклюже вытирает лоб о плечо: руки его на животе роженицы, все мысли – только о том, как помочь младенцу увидеть свет.
– Тужься! Тужься! – повелевает сама себе Кадара, стоны то и дело срываются с ее пересохших губ. Ее мокрые рыжие волосы облепили голову, словно боевой шлем.
– Ты справишься! – настойчиво твердит Рилла. – Тужься! Еще!.. Давай!
– Больно... Брид!.. О, Тьма, как больно!
Стон Кадары сливается с надсадным хрипом. Лидрал в дверях закусывает губу.
– Выходит... уже выходит! Тужься!
Доррин борется с тошнотой, подступившей к горлу, когда вместе с головкой младенца выходит темная кровь, но тут же спохватывается. Кадара слабеет – хаос может овладеть ею, затянуть в смертельную глубину.
А вот ребенок – Рилла видит это, еще не распутав пуповину, – родился крупным и здоровым.
– Ага... – приговаривает целительница, глядя то на малыша, то на Доррина. – Экий крепыш у нас... молодчина, Кадара. Ну-ка, потужься еще... давай!
Напрягшись, Кадара со стоном извергает послед.
– Рилла, не жалей звездочника. Мерга вскипятила воду, и я велел ей как следует растереть зелье.
– Снадобье жгучее... но заживляет отменно.
– Надо обмывать настоем каждый день, пока не поправится.
Старая целительница кивает.
Доррин отступает от постели, но перед этим касается лба молодой матери.
– Тебе надо отдохнуть...
– Ты... за Брида... спасибо! – шепчет измученная Кадара. Веки ее опускаются, но она противится этому, глядя во все глаза на красновато-фиолетового младенца.
– Какой красивый...
Лидрал, стоя у порога, улыбается.
Когда сон все-таки одолевает Кадару, Доррин касается ее руки, подкрепляя изнуренное тело силой гармонии.
– С ней теперь все будет в порядке, – заверяет его Рилла. – Можешь отправляться на свой корабль.
Доррин с облегчением направляется к выходу.
– Тьма с тобой... – шепчет Кадара.
Юноша оборачивается, но роженица уже спит. Бок о бок с Лидрал они выходит на крыльцо. Внизу, в гавани, виден «Черный Молот». Пары уже разведены, и в ясное зимнее небо поднимается струйка дыма.
– Спасибо! – говорит Лидрал, взяв его за руку.
– За что?
– За то, что ты умеешь ждать. За то, что ставишь жизнь выше разрушения. За то, что ты – это ты.
Она обнимает его, и их губы сливаются в поцелуе.
– И за последнюю ночь.
Глаза ее все еще красны.
– Тебе тревожно?
Лидрал кивает.
– Кадара права, у нас нет в запасе вечности. Лерс...
– Лерс?
– Лерс – так Брид просил назвать малыша. А ты не знал? Лерс – все, что осталось у нее от человека, которого она так любила.
– И ты боишься за меня?
– Доррин... До сих пор тебе удавалось уцелеть, но из чего следует, что твоя удача будет продолжаться вечно? И уверен ли ты, что, даже оставшись в живых, сохранишь зрение? И разум! Я помню, каким вывезла тебя из Клета... Кадара этого не знает, но ты был в куда худшем состоянии, чем она.
– Ты преувеличиваешь.
– Доррин, я люблю тебя и хочу, чтобы ты вернулся. Но беда в том, что порой наши желания не имеют никакого значения. Иногда... когда ты борешься с демонами внутри себя, бывает трудно понять... – она умолкает, прижимаясь к нему. – Я тоже кое-чего от тебя хочу.
Он сжимает ее в объятиях, и струящиеся по их щекам слезы смешиваются.
Снизу, из гавани, разносясь эхом по склону, доносится звук парового гудка.
– Тебе пора.
Гудок звучит снова. Доррин видит над водами залива белые треугольники. Паруса Белого флота.
Последний раз припав к губам Лидрал, он отвязывает поводья, садится в седло и, уже на скаку, утирает рукавом слезы. Пальцы его непроизвольно тянутся к черному посоху. Бой еще не начался, но в висках уже знакомо пульсирует боль.
CLXXXI
Направляясь вниз, Доррин проезжает мимо полудюжины зданий. Все они сложены из твердого черного камня. Большая часть домов подведена под черные черепичные крыши. С одной из них, незавершенной, машет рукой кровельщик, и Доррин отвечает на приветствие. Воздух у пристани прохладен и чист, хотя к запаху моря примешивается дымок горящего угля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155