Но ты хотя бы признаешь, что она тебе небезразлична?
Доррин отводит взгляд в сторону, вспоминая, как когда-то ему была небезразлична сама Кадара. Может быть, и она этого не забыла.
– Ты не спрашивала бы об этом, случись тебе видеть их зимой, – говорит Петра. – Мы вместе смотрели фейерверк на Ночь Совета, так представь себе, под ними аж снег растаял.
Доррин надеется, что сумрак скроет его румянец.
– Но в Джеллико ей, надеюсь, ничто не угрожает? – говорит Брид.
– Ее брат как-то связан с Белыми. Он знает, что мы с Отшельничьего. Их склад обыскивали, и некоторые вещи пропали.
– Не думаешь же ты, что брат Лидрал...
– Нет, но... – Доррин умолкает, не зная, как рассказать о странном ощущении постороннего присутствия или о вскрытом и снова запечатанном письме. Или о непонятной тревоге, порой заставляющей его работать до изнеможения.
– Но никто не знает, что могут предпринять Белые, – заканчивает за него Рейса.
– Это более-менее понятно, – суховато отзывается Кадара. – Но с чего бы им интересоваться Доррином?
– Почем мне знать? – отзывается Доррин. – Возможно, им и нет до меня никакого дела.
– Но сам ты, парнишка, в это не веришь. Разве не так? – произносит Яррл, и все умолкают.
– Почему ты так думаешь, папа? – спрашивает через некоторое время Петра.
– Он привносит гармонию во все, даже в холодное железо. Белым это понравиться не может, и я на их месте непременно заинтересовался бы им и его делами.
– Вообще-то в этом есть смысл, – размышляет вслух Брид.
Но на взгляд Доррина, тут многое неясно. Что он такого особенного сделал, кроме как исцелил нескольких хворых, вырастил несколько грядок пряностей да смастерил пару игрушек? Вот Брид – тот перебил уйму приспешников хаоса, а за ним, Доррином, таких подвигов не числится.
Доррин вздыхает и смотрит на поблескивающие в угасающем свете пики Закатных Отрогов.
Сказать ему нечего.
LXXXIV
Серый камень кажется слишком тяжелым. Вбив трубку кувалдой в щель между камнями, Доррин насыпает туда порошку, вставляет пистон, поджигает фитиль и со всех ног мчится вниз по склону, за подгнивший пень.
Когда грохот стихает, он осматривает воронку – место будущего погреба. Затем Доррин забивает вторую деревянную трубку и поджигает фитиль. Если все пойдет как задумано, к концу лета можно будет заложить фундамент.
Взявшись за лопату, юноша начинает убирать комья глины и каменные обломки. Но даже после двух взрывов яма под погреб получается гораздо меньше, чем ему нужно.
– Есть куда более простой способ, Доррин, – замечает Рилла, подойдя к нему с кувшином сока и рваным полотенцем. – И времени на целительство останется больше.
– Это какой? – интересуется юноша.
– Сейчас в течение нескольких восьмидневок у фермеров и батраков будет свободное время. Немного, но будет. Найми людей, и они отроют тебе такой погреб, какой нужен.
– А сколько им платить?
– По полмедяка в день на человека.
Доррин понимает, что целительница права. Он не может поспеть повсюду. Ему давно следовало обратиться за помощью, только вот просить он совершенно не умеет.
– Мой погреб работники выкопали за два дня, – говорит Рилла. – А у тебя уже есть яма, так что возни им будет меньше.
– А как им объяснить, какой погреб мне нужен?
– Вбей колья, отмечающие углы, и обруби шест, чтобы отмерять нужную глубину. Хочешь, я поговорю с Асавахом? Моя сестра была за ним замужем.
Смутившись, Доррин отпивает соку. Сколько времени проработал с целительницей бок о бок – и даже не подозревал, что у нее была сестра!
– А племянники или племянницы у тебя есть?
– А то! Мой племянник Ролта – моряк. И не простой матрос, а помощник капитана на самом большом корабле господина Гилберта.
– Спасибо, что помогла справиться с этим затруднением, – говорит Доррин, допивая сок. – А теперь я хочу еще раз проверить пряности, особенно зимние. И вот что – нельзя ли раздобыть где-нибудь мелкого песочку? Почва здесь, по-моему, слишком глинистая.
– Вот у Асаваха и спрошу, – отвечает Рилла, поднимаясь по склону следом за Доррином.
– Несколько медяков за воз хватит?
– Обойдется дешевле, – улыбается целительница. – Сам речной песок ничего не стоит, платить придется только за погрузку и за подвоз. Верхний приток, тот, что впадает в Вайль, неглубок, и дно там песчаное. Не беспокойся, парень, уж песку-то старая Рилла раздобудет. Может, на тебя глядя, я и свою землицу улучшу.
Доррин открывает перед ней дверь.
– Опять ты за свое! Обращаешься со мной как со знатной дамой, а не как со старой каргой.
– Ты и есть дама, в отличие от многих разряженных кукол, считающих себя таковыми.
– Норовишь вскружить мне голову, негодник? Как я понимаю, эта явная лесть означает, что ты собираешься вернуться в кузницу.
Доррин краснеет.
– Ладно, ладно... иди уж, – машет рукой целительница.
Совесть заставляет Доррина спросить напоследок:
– А как насчет старушки Кларабур?
Но Рилла настроена мирно:
– Обойдется бабуля и без тебя. На самом деле она старушенция бойкая, и что ей на самом деле нужно, так это возможность посетовать кому-то на свои хвори. Уже лет десять ноет, но помирать не собирается.
– Тогда до завтра, – говорит Доррин.
– А я выясню, сможет ли Асавах доставить песок и прислать крепких парней, чтобы вырыли для тебя яму. Неси медяки... только медяками, а не серебрениками. Сдачи не дождешься.
Рейса и Ваос пропалывают грядки.
– Мастер Доррин, я тебе в кузнице понадоблюсь? Может, нет? – парнишка поднимает перепачканные землей руки, и голос его звучит почти умоляюще.
– Яррл решил отогнать Фрусу отремонтированный фургон, – поясняет Рейса.
– Я так понимаю, Фрус не торопился забрать свой заказ, – замечает Доррин.
– А перво-наперво не спешил платить, – добавляет из сарая Петра.
– Он уехал, но сказал, что ты и без него знаешь, что делать.
– Упряжь для Гонсара и Беквы, обручи для старого бочара... как его?
– Мисты, – подсказывает Рейса.
– Мастер Доррин, так как насчет меня? – снова спрашивает Ваос.
– Мне нужно почистить Меривен. А ты пока заканчивай здесь.
Доррин ведет Меривен в стойло.
– Бесчувственный ты малый, – шутливо укоряет его Петра.
– Почему это?
– Видать, сам в детстве ни с кем не играл и не понимаешь, что мальчишкам это необходимо.
– Я очень даже играл, – возражает Доррин, расседлывая кобылу.
– Ты? А как?
– Ну... наблюдал за Хеглом или моей матушкой. А бывало, пытался мастерить кораблики и пускал их поплавать.
– А кто такой Хегл?
– Отец Кадары. Кузнец. Кстати, с Кадарой мы тоже играли.
Петра пожимает плечами:
– Бьюсь об заклад, ты не столько играл с ней, сколько любовался работой ее батюшки.
Доррин молчит.
– Ага, я в точку попала! – торжествует Петра.
Доррин задумывается. А случалось ли ему и вправду играть по-настоящему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Доррин отводит взгляд в сторону, вспоминая, как когда-то ему была небезразлична сама Кадара. Может быть, и она этого не забыла.
– Ты не спрашивала бы об этом, случись тебе видеть их зимой, – говорит Петра. – Мы вместе смотрели фейерверк на Ночь Совета, так представь себе, под ними аж снег растаял.
Доррин надеется, что сумрак скроет его румянец.
– Но в Джеллико ей, надеюсь, ничто не угрожает? – говорит Брид.
– Ее брат как-то связан с Белыми. Он знает, что мы с Отшельничьего. Их склад обыскивали, и некоторые вещи пропали.
– Не думаешь же ты, что брат Лидрал...
– Нет, но... – Доррин умолкает, не зная, как рассказать о странном ощущении постороннего присутствия или о вскрытом и снова запечатанном письме. Или о непонятной тревоге, порой заставляющей его работать до изнеможения.
– Но никто не знает, что могут предпринять Белые, – заканчивает за него Рейса.
– Это более-менее понятно, – суховато отзывается Кадара. – Но с чего бы им интересоваться Доррином?
– Почем мне знать? – отзывается Доррин. – Возможно, им и нет до меня никакого дела.
– Но сам ты, парнишка, в это не веришь. Разве не так? – произносит Яррл, и все умолкают.
– Почему ты так думаешь, папа? – спрашивает через некоторое время Петра.
– Он привносит гармонию во все, даже в холодное железо. Белым это понравиться не может, и я на их месте непременно заинтересовался бы им и его делами.
– Вообще-то в этом есть смысл, – размышляет вслух Брид.
Но на взгляд Доррина, тут многое неясно. Что он такого особенного сделал, кроме как исцелил нескольких хворых, вырастил несколько грядок пряностей да смастерил пару игрушек? Вот Брид – тот перебил уйму приспешников хаоса, а за ним, Доррином, таких подвигов не числится.
Доррин вздыхает и смотрит на поблескивающие в угасающем свете пики Закатных Отрогов.
Сказать ему нечего.
LXXXIV
Серый камень кажется слишком тяжелым. Вбив трубку кувалдой в щель между камнями, Доррин насыпает туда порошку, вставляет пистон, поджигает фитиль и со всех ног мчится вниз по склону, за подгнивший пень.
Когда грохот стихает, он осматривает воронку – место будущего погреба. Затем Доррин забивает вторую деревянную трубку и поджигает фитиль. Если все пойдет как задумано, к концу лета можно будет заложить фундамент.
Взявшись за лопату, юноша начинает убирать комья глины и каменные обломки. Но даже после двух взрывов яма под погреб получается гораздо меньше, чем ему нужно.
– Есть куда более простой способ, Доррин, – замечает Рилла, подойдя к нему с кувшином сока и рваным полотенцем. – И времени на целительство останется больше.
– Это какой? – интересуется юноша.
– Сейчас в течение нескольких восьмидневок у фермеров и батраков будет свободное время. Немного, но будет. Найми людей, и они отроют тебе такой погреб, какой нужен.
– А сколько им платить?
– По полмедяка в день на человека.
Доррин понимает, что целительница права. Он не может поспеть повсюду. Ему давно следовало обратиться за помощью, только вот просить он совершенно не умеет.
– Мой погреб работники выкопали за два дня, – говорит Рилла. – А у тебя уже есть яма, так что возни им будет меньше.
– А как им объяснить, какой погреб мне нужен?
– Вбей колья, отмечающие углы, и обруби шест, чтобы отмерять нужную глубину. Хочешь, я поговорю с Асавахом? Моя сестра была за ним замужем.
Смутившись, Доррин отпивает соку. Сколько времени проработал с целительницей бок о бок – и даже не подозревал, что у нее была сестра!
– А племянники или племянницы у тебя есть?
– А то! Мой племянник Ролта – моряк. И не простой матрос, а помощник капитана на самом большом корабле господина Гилберта.
– Спасибо, что помогла справиться с этим затруднением, – говорит Доррин, допивая сок. – А теперь я хочу еще раз проверить пряности, особенно зимние. И вот что – нельзя ли раздобыть где-нибудь мелкого песочку? Почва здесь, по-моему, слишком глинистая.
– Вот у Асаваха и спрошу, – отвечает Рилла, поднимаясь по склону следом за Доррином.
– Несколько медяков за воз хватит?
– Обойдется дешевле, – улыбается целительница. – Сам речной песок ничего не стоит, платить придется только за погрузку и за подвоз. Верхний приток, тот, что впадает в Вайль, неглубок, и дно там песчаное. Не беспокойся, парень, уж песку-то старая Рилла раздобудет. Может, на тебя глядя, я и свою землицу улучшу.
Доррин открывает перед ней дверь.
– Опять ты за свое! Обращаешься со мной как со знатной дамой, а не как со старой каргой.
– Ты и есть дама, в отличие от многих разряженных кукол, считающих себя таковыми.
– Норовишь вскружить мне голову, негодник? Как я понимаю, эта явная лесть означает, что ты собираешься вернуться в кузницу.
Доррин краснеет.
– Ладно, ладно... иди уж, – машет рукой целительница.
Совесть заставляет Доррина спросить напоследок:
– А как насчет старушки Кларабур?
Но Рилла настроена мирно:
– Обойдется бабуля и без тебя. На самом деле она старушенция бойкая, и что ей на самом деле нужно, так это возможность посетовать кому-то на свои хвори. Уже лет десять ноет, но помирать не собирается.
– Тогда до завтра, – говорит Доррин.
– А я выясню, сможет ли Асавах доставить песок и прислать крепких парней, чтобы вырыли для тебя яму. Неси медяки... только медяками, а не серебрениками. Сдачи не дождешься.
Рейса и Ваос пропалывают грядки.
– Мастер Доррин, я тебе в кузнице понадоблюсь? Может, нет? – парнишка поднимает перепачканные землей руки, и голос его звучит почти умоляюще.
– Яррл решил отогнать Фрусу отремонтированный фургон, – поясняет Рейса.
– Я так понимаю, Фрус не торопился забрать свой заказ, – замечает Доррин.
– А перво-наперво не спешил платить, – добавляет из сарая Петра.
– Он уехал, но сказал, что ты и без него знаешь, что делать.
– Упряжь для Гонсара и Беквы, обручи для старого бочара... как его?
– Мисты, – подсказывает Рейса.
– Мастер Доррин, так как насчет меня? – снова спрашивает Ваос.
– Мне нужно почистить Меривен. А ты пока заканчивай здесь.
Доррин ведет Меривен в стойло.
– Бесчувственный ты малый, – шутливо укоряет его Петра.
– Почему это?
– Видать, сам в детстве ни с кем не играл и не понимаешь, что мальчишкам это необходимо.
– Я очень даже играл, – возражает Доррин, расседлывая кобылу.
– Ты? А как?
– Ну... наблюдал за Хеглом или моей матушкой. А бывало, пытался мастерить кораблики и пускал их поплавать.
– А кто такой Хегл?
– Отец Кадары. Кузнец. Кстати, с Кадарой мы тоже играли.
Петра пожимает плечами:
– Бьюсь об заклад, ты не столько играл с ней, сколько любовался работой ее батюшки.
Доррин молчит.
– Ага, я в точку попала! – торжествует Петра.
Доррин задумывается. А случалось ли ему и вправду играть по-настоящему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155