Применять порох или каммабарк против Белых бессмысленно – они подорвут его на расстоянии, и мы попросту взлетим на воздух. И любой наш корабль Белые сожгут прежде, чем он успеет сблизиться с их судном для абордажного боя. Конечно, на суше черное железо служит прекрасной защитой, но на море нам в рукопашную не вступить. Как же быть?
Оран пожимает плечами:
– Мы можем поручить некоторым целителям поработать над старейшими полями в долине Фейна.
– А как насчет строевого леса? Мы же...
– Знаю.
– А куда будем девать излишки шерсти?
– А как насчет тех, тронутых хаосом, которые отосланы в Кандар, Нолдру или Хамор? – спрашивает седовласый страж.
– Нам не обязательно принимать решение немедленно, – напоминает маг воздуха.
– Не обязательно, – доносится из угла спокойный голос, – но и проволочками мы ничего не добьемся. Не думаешь же ты, что через год или два все уладится само собой?..
Оран снова утирает лоб.
LV
Поскольку Доррин встал позже, чем обычно, он торопится и последний ломтик сыра проглатывает почти не жуя. Исцеление оказалось более трудным чем ему думалось, а он после этого еще и вернулся прямо в кузницу. Плечи его ноют до сих пор. И добавляется тупая, то ослабевающая, то усиливающаяся пульсация в голове.
– Не давись ты так, Доррин, – говорит Петра, наполняя его кружку теплым сидром. – Папа знает, как ты устал. А вот Джерролу в прошлую ночь было гораздо лучше.
С улицы доносятся голоса и конское ржание. В единственное кухонное окошко видна въезжающая во двор подвода, такая тяжеленная, что ее колеса оставляют глубокую колею.
– Э, да это Венн, Гонсаров работник! Интересно, с чем он пожаловал?
Допив сидр, Доррин поспешно выходит на крыльцо.
– У меня тут целый воз работы для твоего хозяина! Заказы Гонсара.
– Я ему скажу, – говорит Доррин. – А потом, если хочешь, помогу тебе разгрузиться.
На подводе громоздится целая гора ломаных деталей.
– Это было бы здорово! – кивает Венн. – От помощи не откажусь.
Когда Доррин заходит в кузницу, Яррл указывает уже горячими щипцами на его фартук.
– Целитель ты или нет, приятель, но пора браться за работу.
– Там приехал Гонсаров работник. Он хочет поговорить с тобой: вроде бы у него куча заказов.
– От Гонсара? Но ведь этот скаредный недоумок заявил, что я слишком много запрашиваю. Сказал, что обратится ко мне, когда ночью солнце взойдет. Правда, он тогда нализался... – Яррл качает головой и откладывает инструмент. – Ну пошли, глянем что к чему.
Доррин следует за кузнецом во двор.
– Это то, о чем вы толковали с Гонсаром на той восьмидневке, – как ни в чем не бывало поясняет работник, глядя на сухие листья у крыльца и ковыряя сапогом глину. – Хозяин-то мой сказал, что согласен на твою цену.
Яррл переводит взгляд с нагруженной подводы на возницу, а потом на Доррина.
– Столько сразу мне не осилить.
– Это мастер Гонсар понимает. Когда сделаешь часть, дай знать ему или мне. Мы заберем, что будет готово. И расплачиваться будем по частям.
– Подходит. Сделаю все в лучшем виде.
– Я помогу с разгрузкой, – вызывается Доррин.
– Давай. Надо бы и Петру кликнуть, – ворчит Яррл, открывая дверь кузницы пошире.
Вчетвером – отец с дочкой и двое подмастерьев – они разгружают воз.
– Ах, Гонсар... будь он неладен, – бормочет кузнец, проводив взглядом укатившую подводу, и переводит глаза на Доррина: – Твоих рук дело?
Юноша мнется. Петра лукаво улыбается.
Доррин хотел было уклониться от ответа, но укол головной боли заставляет его выложить всю правду:
– Пожалуй, что и моих. Гонсар спросил, сколько с него за исцеление мальчонки. Я сперва сказал «ничего», а потом добавил, что он мог бы подбросить нам заказов.
– Должно быть, ты до смерти его напугал, – качает головой Яррл. – Гонсар человек суровый.
– Не такой суровый, как наш душка Доррин, – замечает Петра.
– И вовсе я не суровый, – машет рукой юноша. – Отстань.
– Ладно, – говорит кузнец, закрывая плечом дверь. – Пора браться за дело. Теперь придется подналечь со всем этим, – он указывает жестом на гору ломаных деталей. – Будь ты сто раз целитель, но основную работу запускать нельзя.
LVI
За стенами «Рыжего Льва» скулит, суля холод и снег, ветер. Доррин отпивает из щербатой кружки, поглядывая на сидящую у огня на высоком табурете певицу.
Я смотрела, смотрела любимому вслед;
Отплывал он в далекое море;
Взмах руки обозначил прощальный привет;
Мне остались тоска и горе.
Волны вспенились белым за высокой кормой,
Так свободны и так изменчивы.
Обманул, не вернулся любимый мой,
Со свободой и морем венчанный...
Как прекрасна любовь, как бесстрашна весна,
Когда дивным цветком распускается!
Но приходит черед, увядает она
И холодной росой испаряется...
– Поет неплохо, – Пергун кивает в сторону худенькой женщины в блекло-голубой блузе и юбке. – Интересно, хороша ли она в постели?
– С чего ты об этом задумался?
– Трактирные певички, как правило, промышляют и тем и другим. Правда, эта, похоже, не из таких.
Доррин отпивает из кружки, глядя, как пальцы женщины скользят по струнам гитары. Ее открытое лицо усыпано почти незаметными веснушками, длинные золотистые волосы падают на грудь через левое плечо.
– Кому известно, кто из нас из каких? Мы всего лишь фигуры на шахматной доске хаоса и гармонии, – вздыхает он.
– Мастер Доррин, прошу прощения, но какое отношение могут столь премудрые суждения иметь к тому, переспит ли со мной эта девица или нет? – Пергун пытается иронизировать, однако Доррин, по обыкновению, этого не замечает и отвечает прямо:
– Никакого. Но спать она с тобой не будет.
– А ты почем знаешь? Магия подсказала? – пьяно хихикает Пергун.
Доррин кивает, прислушиваясь к следующей песне и дивясь мелодичности голоса, способного брать такие поистине серебристые ноты.
Cuerra la dierre
Ne guerra dune lamonte
Rresente da lierra
Querra fasse la fronte...
– Что это за язык?
– Вроде как бристанский. Точно не скажу, а любой из языков Храма я бы узнал, – говорит Доррин. Он пьет сок – это дешевле.
– Так ты уверен, что она не захочет со мной спать? – спрашивает Пергун, вливая в себя темное пиво и поднимая кружку.
– А ты уверен, что тебе не хватит? – насмешливо спрашивает трактирная служанка. Ох, много повидала она пьяных на своем еще недолгом веку!
– Еще чего! – подмастерье лихо бросает на стол два медяка.
– Ну смотри, дело твое, – предостерегает многоопытная служанка.
– А чье же еще? Небось не маленький. Я, если хочешь знать... – он не договаривает, поскольку девушка уже упорхнула на кухню.
– Видал красотку? Нет чтобы потолковать с посетителем по душам, так она даже монеты не взяла.
– Заткнись, Пергун. Дай послушать песню.
Долго рыскали по склонам сонмы стражей грозной тучей,
Валуны они сметали, прорежали лес дремучий,
Но труды пропали втуне, не нашли в горах могучих
Юношу с душою рьяной и на лыжах ветроносных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Оран пожимает плечами:
– Мы можем поручить некоторым целителям поработать над старейшими полями в долине Фейна.
– А как насчет строевого леса? Мы же...
– Знаю.
– А куда будем девать излишки шерсти?
– А как насчет тех, тронутых хаосом, которые отосланы в Кандар, Нолдру или Хамор? – спрашивает седовласый страж.
– Нам не обязательно принимать решение немедленно, – напоминает маг воздуха.
– Не обязательно, – доносится из угла спокойный голос, – но и проволочками мы ничего не добьемся. Не думаешь же ты, что через год или два все уладится само собой?..
Оран снова утирает лоб.
LV
Поскольку Доррин встал позже, чем обычно, он торопится и последний ломтик сыра проглатывает почти не жуя. Исцеление оказалось более трудным чем ему думалось, а он после этого еще и вернулся прямо в кузницу. Плечи его ноют до сих пор. И добавляется тупая, то ослабевающая, то усиливающаяся пульсация в голове.
– Не давись ты так, Доррин, – говорит Петра, наполняя его кружку теплым сидром. – Папа знает, как ты устал. А вот Джерролу в прошлую ночь было гораздо лучше.
С улицы доносятся голоса и конское ржание. В единственное кухонное окошко видна въезжающая во двор подвода, такая тяжеленная, что ее колеса оставляют глубокую колею.
– Э, да это Венн, Гонсаров работник! Интересно, с чем он пожаловал?
Допив сидр, Доррин поспешно выходит на крыльцо.
– У меня тут целый воз работы для твоего хозяина! Заказы Гонсара.
– Я ему скажу, – говорит Доррин. – А потом, если хочешь, помогу тебе разгрузиться.
На подводе громоздится целая гора ломаных деталей.
– Это было бы здорово! – кивает Венн. – От помощи не откажусь.
Когда Доррин заходит в кузницу, Яррл указывает уже горячими щипцами на его фартук.
– Целитель ты или нет, приятель, но пора браться за работу.
– Там приехал Гонсаров работник. Он хочет поговорить с тобой: вроде бы у него куча заказов.
– От Гонсара? Но ведь этот скаредный недоумок заявил, что я слишком много запрашиваю. Сказал, что обратится ко мне, когда ночью солнце взойдет. Правда, он тогда нализался... – Яррл качает головой и откладывает инструмент. – Ну пошли, глянем что к чему.
Доррин следует за кузнецом во двор.
– Это то, о чем вы толковали с Гонсаром на той восьмидневке, – как ни в чем не бывало поясняет работник, глядя на сухие листья у крыльца и ковыряя сапогом глину. – Хозяин-то мой сказал, что согласен на твою цену.
Яррл переводит взгляд с нагруженной подводы на возницу, а потом на Доррина.
– Столько сразу мне не осилить.
– Это мастер Гонсар понимает. Когда сделаешь часть, дай знать ему или мне. Мы заберем, что будет готово. И расплачиваться будем по частям.
– Подходит. Сделаю все в лучшем виде.
– Я помогу с разгрузкой, – вызывается Доррин.
– Давай. Надо бы и Петру кликнуть, – ворчит Яррл, открывая дверь кузницы пошире.
Вчетвером – отец с дочкой и двое подмастерьев – они разгружают воз.
– Ах, Гонсар... будь он неладен, – бормочет кузнец, проводив взглядом укатившую подводу, и переводит глаза на Доррина: – Твоих рук дело?
Юноша мнется. Петра лукаво улыбается.
Доррин хотел было уклониться от ответа, но укол головной боли заставляет его выложить всю правду:
– Пожалуй, что и моих. Гонсар спросил, сколько с него за исцеление мальчонки. Я сперва сказал «ничего», а потом добавил, что он мог бы подбросить нам заказов.
– Должно быть, ты до смерти его напугал, – качает головой Яррл. – Гонсар человек суровый.
– Не такой суровый, как наш душка Доррин, – замечает Петра.
– И вовсе я не суровый, – машет рукой юноша. – Отстань.
– Ладно, – говорит кузнец, закрывая плечом дверь. – Пора браться за дело. Теперь придется подналечь со всем этим, – он указывает жестом на гору ломаных деталей. – Будь ты сто раз целитель, но основную работу запускать нельзя.
LVI
За стенами «Рыжего Льва» скулит, суля холод и снег, ветер. Доррин отпивает из щербатой кружки, поглядывая на сидящую у огня на высоком табурете певицу.
Я смотрела, смотрела любимому вслед;
Отплывал он в далекое море;
Взмах руки обозначил прощальный привет;
Мне остались тоска и горе.
Волны вспенились белым за высокой кормой,
Так свободны и так изменчивы.
Обманул, не вернулся любимый мой,
Со свободой и морем венчанный...
Как прекрасна любовь, как бесстрашна весна,
Когда дивным цветком распускается!
Но приходит черед, увядает она
И холодной росой испаряется...
– Поет неплохо, – Пергун кивает в сторону худенькой женщины в блекло-голубой блузе и юбке. – Интересно, хороша ли она в постели?
– С чего ты об этом задумался?
– Трактирные певички, как правило, промышляют и тем и другим. Правда, эта, похоже, не из таких.
Доррин отпивает из кружки, глядя, как пальцы женщины скользят по струнам гитары. Ее открытое лицо усыпано почти незаметными веснушками, длинные золотистые волосы падают на грудь через левое плечо.
– Кому известно, кто из нас из каких? Мы всего лишь фигуры на шахматной доске хаоса и гармонии, – вздыхает он.
– Мастер Доррин, прошу прощения, но какое отношение могут столь премудрые суждения иметь к тому, переспит ли со мной эта девица или нет? – Пергун пытается иронизировать, однако Доррин, по обыкновению, этого не замечает и отвечает прямо:
– Никакого. Но спать она с тобой не будет.
– А ты почем знаешь? Магия подсказала? – пьяно хихикает Пергун.
Доррин кивает, прислушиваясь к следующей песне и дивясь мелодичности голоса, способного брать такие поистине серебристые ноты.
Cuerra la dierre
Ne guerra dune lamonte
Rresente da lierra
Querra fasse la fronte...
– Что это за язык?
– Вроде как бристанский. Точно не скажу, а любой из языков Храма я бы узнал, – говорит Доррин. Он пьет сок – это дешевле.
– Так ты уверен, что она не захочет со мной спать? – спрашивает Пергун, вливая в себя темное пиво и поднимая кружку.
– А ты уверен, что тебе не хватит? – насмешливо спрашивает трактирная служанка. Ох, много повидала она пьяных на своем еще недолгом веку!
– Еще чего! – подмастерье лихо бросает на стол два медяка.
– Ну смотри, дело твое, – предостерегает многоопытная служанка.
– А чье же еще? Небось не маленький. Я, если хочешь знать... – он не договаривает, поскольку девушка уже упорхнула на кухню.
– Видал красотку? Нет чтобы потолковать с посетителем по душам, так она даже монеты не взяла.
– Заткнись, Пергун. Дай послушать песню.
Долго рыскали по склонам сонмы стражей грозной тучей,
Валуны они сметали, прорежали лес дремучий,
Но труды пропали втуне, не нашли в горах могучих
Юношу с душою рьяной и на лыжах ветроносных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155