Уголь доставляют из лесов Туллара, но размытые дороги совершенно непроходимы для тяжелых подвод.
Однако, направив чувства к тяжелым западным тучам, юноша улыбается. Дожди скоро прекратятся. Правда, когда Меривен, встряхнув гривой, обдает его лицо пахнущими конским потом брызгами, улыбка куда-то исчезает.
Его поясной кошель приятно оттягивают три золотых, которые переслала ему через Джардиша Лидрал. Выручка за модель дисковой пилы. Три золотых за какую-то модель! Может быть, Лидрал прислала ему больше денег, чем получила сама?
Так или иначе, у него есть на продажу еще несколько изделий. Пожалуй, стоит предложить что-нибудь здешнему торговцу редкостями и диковинами – Виллуму. Тогда, во всяком случае, можно получить более точное представление об их стоимости.
С этими мыслями Доррин направляет Меривен на травянистую тропу, что ведет к лесопилке Хеммила.
– Нет, ты когда-нибудь видел такую поганую погоду?! – орет Пергун вместо приветствия, едва только Доррин появляется в дверях. – Виноделы толкуют, что дожди погубят виноград, фермеры не могут вывезти урожай с полей. Наша работа тоже стопорится – заказчики не вывозят пиленый лес, потому как проселочные дороги непроходимы. А у вас как дела?
– Да примерно так же. Дожди зарядили как раз перед тем, как мы хотели запастись древесным углем.
– Ну а к нам зачем пожаловал? Опять за обрезками?
– Нет, на сей раз мне нужен хороший кусок лоркена, длинный и примерно вот такой толщины, – он показывает пальцами диаметр.
– За лоркен Хеммил сдерет с тебя втридорога.
– Догадываюсь, но что поделаешь? Где у вас эта древесина?
– На том конце, что со стороны хозяйского дома. Я тут занят, из-под пилы опилки выгребаю, так что ищи что тебе нужно сам и приходи сюда.
Найдя штабель черного дерева, Доррин прощупывает бревна чувствами, пока не находит подходящую жердь. Один ее конец, с подгнившей сердцевиной, безнадежно испорчен, но в целом орясина в шесть локтей длиной неплоха – прямая и достаточно прочная. Вытащив жердь, юноша направляется с нею к пиле. Из ямы вылезает потный, облепленный мокрыми опилками Пергун.
– Вот, подобрал. Как думаешь, сколько это может стоить?
– Самое меньшее серебреник. Лоркен растет очень медленно.
– Медяк еще куда ни шло... – говорит Доррин, глядя в сторону и качая головой. – Но серебреник за жердину! Пергун, имей совесть.
– Полсеребреника, и считай, что более выгодной покупки тебе не сделать во всем Кертисе. Хеммил вообще не любит продавать лоркен.
– Два медяка, но только если ты обтешешь жердь по моей мерке.
– Ох, Доррин, в травках-цветочках ты, может, и разбираешься, но столярная древесина стоит дороже. Четыре медяка – и то лишь потому, что ты целитель.
– Не пойдет, – отзывается Доррин, роясь в кошельке. – У меня всего три с половиной, не считая медяка на еду.
Виски его тут же сжимает сильная боль: в кошельке и вправду других монет нет, но большая часть его денег отдана на хранение Рейсе.
Пергун, супясь, пожимает плечами:
– Не стоило бы, конечно, но коли это все твои деньги... Помоги-ка мне перетаскать эти обрезки к мусорному ларю.
– С превеликим удовольствием.
– Эх, надо было тебя раньше в дело запрячь! – смеется чернобородый подмастерье.
Доррин улыбается в ответ, прикидывая, сколько еще работы – и с деревом, и с металлом – ждет его впереди. Уверенности в том, что все выйдет как задумано, у него нет, однако ему кажется, что посох из гармонизированного дерева в сочетании с гармонизированной черной сталью будет гораздо лучше.
XLVII
Доррин ставит на письменный стол шкатулку из красного дуба, довольно незатейливую, если не считать барашковых петель, которые ему пришлось переделывать дважды, прежде чем получилось как надо. Да еще и изготовить такие же для Яррла в уплату за металл. Раньше Доррин даже не задумывался над тем, сколь тяжелым и дорогим материалом является железо. Прут длиной в локоть и толщиной в большой палец весит полтора стоуна, а стоит почти три медяка – больше, чем обед в некоторых трактирах. Тут уж всякий лом в дело пойдет.
Юноша еще раз проводит масляной тряпицей по дубовой крышке. Внутри на стеганой подушечке, подаренной ему Рейсой и Петрой в благодарность за маленький железный цветок, находится модель фургона, приводимого в движение пружиной. Очередная неудача – пружинный двигатель оказался сложным в изготовлении, ненадежным и, главное, непригодным для повозки в натуральную величину. Однако Доррину не впервой учиться на своих ошибках.
Засунув шкатулку в потертую седельную суму, юноша выходит в туманную дымку ранней осени и тут же начинает чихать: воздух полон пыли, поднятой при молотьбе.
В кузнице гулко ухает молот Яррла: во время уборочной страды мастер получил немало заказов на починку косилок, конных грабель, колесных ободов, осей и тому подобного. Он не хотел отпускать подмастерье, однако юноша обещал, что потраченное на поездку в город время отработает вечером. Владельцы мелочных лавок закрывают свои заведения задолго до заката.
Оседлав Меривен и пристегнув добавочную суму, Доррин выводит кобылу из сарая. Снаружи тепло, сухо и пыльно. Рейса машет ему рукой. Она вышла проверить сетку с разложенными для просушки фруктами. Доррин улавливает запах застывающего сиропа из ябрушей и персиков.
Выехав на дорогу, он пристраивается позади двух возов с сеном. Оба скрипят, а у одного еще и вихляет правое заднее колесо.
– Эй, у тебя заднее колесо не в порядке, – говорит юноша, поравнявшись с возницей.
– Спасибо, приятель, но скажи это Оструму – тупому придурку! Ему, вишь, приспичило отвести это сено в казармы стражи, пока держится хорошая цена!
Движение на тракте оживленное, дорога вовсю пылит, и Доррин вконец расчихался. Любопытно: сажа и дым кузницы ему нипочем, а вот пыль, хоть дорожная, хоть с полей, доставляет немалое беспокойство.
Полегче становится лишь в черте города, где дорожная глина сменяется каменным мощением. Проезжая мимо заново отстроенной «Пивной Кружки», юноша видит все ту же женщину-попрошайку, по-прежнему выпрашивающую медяки. Правда, солдат у таверны в такую рань нет.
Мелочная лавка Виллума представляет собой длинное приземистое строение, притулившееся в стороне от торговой площади и причалов нижнего Дью. Вывеска, на которой изображены две перекрещенные свечи, подновлена и заново покрыта лаком.
– Могу ли я видеть мастера Виллума? – с вежливой улыбкой обращается Доррин к стоящему за прилавком человеку.
– Хозяин не любит точить лясы попусту. Признает только деловые разговоры.
– Я как раз по делу.
– Знаю я, какие дела могут быть у целителя, – говорит малый за прилавком, приглядываясь к коричневому одеянию юноши. – Имей в виду, на бедных у нас не подают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Однако, направив чувства к тяжелым западным тучам, юноша улыбается. Дожди скоро прекратятся. Правда, когда Меривен, встряхнув гривой, обдает его лицо пахнущими конским потом брызгами, улыбка куда-то исчезает.
Его поясной кошель приятно оттягивают три золотых, которые переслала ему через Джардиша Лидрал. Выручка за модель дисковой пилы. Три золотых за какую-то модель! Может быть, Лидрал прислала ему больше денег, чем получила сама?
Так или иначе, у него есть на продажу еще несколько изделий. Пожалуй, стоит предложить что-нибудь здешнему торговцу редкостями и диковинами – Виллуму. Тогда, во всяком случае, можно получить более точное представление об их стоимости.
С этими мыслями Доррин направляет Меривен на травянистую тропу, что ведет к лесопилке Хеммила.
– Нет, ты когда-нибудь видел такую поганую погоду?! – орет Пергун вместо приветствия, едва только Доррин появляется в дверях. – Виноделы толкуют, что дожди погубят виноград, фермеры не могут вывезти урожай с полей. Наша работа тоже стопорится – заказчики не вывозят пиленый лес, потому как проселочные дороги непроходимы. А у вас как дела?
– Да примерно так же. Дожди зарядили как раз перед тем, как мы хотели запастись древесным углем.
– Ну а к нам зачем пожаловал? Опять за обрезками?
– Нет, на сей раз мне нужен хороший кусок лоркена, длинный и примерно вот такой толщины, – он показывает пальцами диаметр.
– За лоркен Хеммил сдерет с тебя втридорога.
– Догадываюсь, но что поделаешь? Где у вас эта древесина?
– На том конце, что со стороны хозяйского дома. Я тут занят, из-под пилы опилки выгребаю, так что ищи что тебе нужно сам и приходи сюда.
Найдя штабель черного дерева, Доррин прощупывает бревна чувствами, пока не находит подходящую жердь. Один ее конец, с подгнившей сердцевиной, безнадежно испорчен, но в целом орясина в шесть локтей длиной неплоха – прямая и достаточно прочная. Вытащив жердь, юноша направляется с нею к пиле. Из ямы вылезает потный, облепленный мокрыми опилками Пергун.
– Вот, подобрал. Как думаешь, сколько это может стоить?
– Самое меньшее серебреник. Лоркен растет очень медленно.
– Медяк еще куда ни шло... – говорит Доррин, глядя в сторону и качая головой. – Но серебреник за жердину! Пергун, имей совесть.
– Полсеребреника, и считай, что более выгодной покупки тебе не сделать во всем Кертисе. Хеммил вообще не любит продавать лоркен.
– Два медяка, но только если ты обтешешь жердь по моей мерке.
– Ох, Доррин, в травках-цветочках ты, может, и разбираешься, но столярная древесина стоит дороже. Четыре медяка – и то лишь потому, что ты целитель.
– Не пойдет, – отзывается Доррин, роясь в кошельке. – У меня всего три с половиной, не считая медяка на еду.
Виски его тут же сжимает сильная боль: в кошельке и вправду других монет нет, но большая часть его денег отдана на хранение Рейсе.
Пергун, супясь, пожимает плечами:
– Не стоило бы, конечно, но коли это все твои деньги... Помоги-ка мне перетаскать эти обрезки к мусорному ларю.
– С превеликим удовольствием.
– Эх, надо было тебя раньше в дело запрячь! – смеется чернобородый подмастерье.
Доррин улыбается в ответ, прикидывая, сколько еще работы – и с деревом, и с металлом – ждет его впереди. Уверенности в том, что все выйдет как задумано, у него нет, однако ему кажется, что посох из гармонизированного дерева в сочетании с гармонизированной черной сталью будет гораздо лучше.
XLVII
Доррин ставит на письменный стол шкатулку из красного дуба, довольно незатейливую, если не считать барашковых петель, которые ему пришлось переделывать дважды, прежде чем получилось как надо. Да еще и изготовить такие же для Яррла в уплату за металл. Раньше Доррин даже не задумывался над тем, сколь тяжелым и дорогим материалом является железо. Прут длиной в локоть и толщиной в большой палец весит полтора стоуна, а стоит почти три медяка – больше, чем обед в некоторых трактирах. Тут уж всякий лом в дело пойдет.
Юноша еще раз проводит масляной тряпицей по дубовой крышке. Внутри на стеганой подушечке, подаренной ему Рейсой и Петрой в благодарность за маленький железный цветок, находится модель фургона, приводимого в движение пружиной. Очередная неудача – пружинный двигатель оказался сложным в изготовлении, ненадежным и, главное, непригодным для повозки в натуральную величину. Однако Доррину не впервой учиться на своих ошибках.
Засунув шкатулку в потертую седельную суму, юноша выходит в туманную дымку ранней осени и тут же начинает чихать: воздух полон пыли, поднятой при молотьбе.
В кузнице гулко ухает молот Яррла: во время уборочной страды мастер получил немало заказов на починку косилок, конных грабель, колесных ободов, осей и тому подобного. Он не хотел отпускать подмастерье, однако юноша обещал, что потраченное на поездку в город время отработает вечером. Владельцы мелочных лавок закрывают свои заведения задолго до заката.
Оседлав Меривен и пристегнув добавочную суму, Доррин выводит кобылу из сарая. Снаружи тепло, сухо и пыльно. Рейса машет ему рукой. Она вышла проверить сетку с разложенными для просушки фруктами. Доррин улавливает запах застывающего сиропа из ябрушей и персиков.
Выехав на дорогу, он пристраивается позади двух возов с сеном. Оба скрипят, а у одного еще и вихляет правое заднее колесо.
– Эй, у тебя заднее колесо не в порядке, – говорит юноша, поравнявшись с возницей.
– Спасибо, приятель, но скажи это Оструму – тупому придурку! Ему, вишь, приспичило отвести это сено в казармы стражи, пока держится хорошая цена!
Движение на тракте оживленное, дорога вовсю пылит, и Доррин вконец расчихался. Любопытно: сажа и дым кузницы ему нипочем, а вот пыль, хоть дорожная, хоть с полей, доставляет немалое беспокойство.
Полегче становится лишь в черте города, где дорожная глина сменяется каменным мощением. Проезжая мимо заново отстроенной «Пивной Кружки», юноша видит все ту же женщину-попрошайку, по-прежнему выпрашивающую медяки. Правда, солдат у таверны в такую рань нет.
Мелочная лавка Виллума представляет собой длинное приземистое строение, притулившееся в стороне от торговой площади и причалов нижнего Дью. Вывеска, на которой изображены две перекрещенные свечи, подновлена и заново покрыта лаком.
– Могу ли я видеть мастера Виллума? – с вежливой улыбкой обращается Доррин к стоящему за прилавком человеку.
– Хозяин не любит точить лясы попусту. Признает только деловые разговоры.
– Я как раз по делу.
– Знаю я, какие дела могут быть у целителя, – говорит малый за прилавком, приглядываясь к коричневому одеянию юноши. – Имей в виду, на бедных у нас не подают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155