Небо над гаванью снова озаряется вспышкой. Рейса заходится в кашле.
– Пойду-ка я домой, – говорит она. – Что-то слишком холодно.
Остальные молча дожидаются пуска последней ракеты.
– Глупо устраивать фейерверки зимой, – замечает Петра, притопывая озябшими ногами перед тем, как повернуть к дому. – В такую стужу только под одеялом и прятаться.
Лидрал и Доррин, переглянувшись, зажимают рты, чтобы не покатиться со смеху.
– Доброй ночи, Петра, – говорит Лидрал, когда они подходят ко двору. – Поблагодари мать за то, что она рассказала нам про фейерверки.
– И вам доброй ночи, голубки, – тепло отзывается Петра перед тем, как исчезнуть за дверью кухни.
– Она славная, – Лидрал вновь сжимает руку Доррина, и они идут по промерзшему двору к его комнате.
– Да, славная. Но ты у меня особенная.
– Вроде фейерверка?
Они снова смеются.
– Мне холодно, – говорит Лидрал, заворачиваясь в стеганое одеяло.
– Может, тебе еще фейерверк требуется?
Их губы снова встречаются.
Фейерверк...
LXXI
Доррин и Лидрал стоят у сарая, на холодном, но ярком утреннем свете.
– Хочешь взять Меривен? – спрашивает он.
– Твою драгоценную кобылу? – она двусмысленно усмехается. В ответ Доррин быстро наклоняется и швыряет в нее пригоршню колючего снега.
– Ты!.. – она бросается к нему и подставляет губы для поцелуя. Он закрывает глаза, наклоняется к ней... и кубарем летит в утоптанный снег. Доррин хохочет. Лидрал подбегает и протягивает ему руки в рукавицах, однако вместо того, чтобы встать, юноша валит ее вниз, себе на колени. Они целуются снова... и снова. Потом он встает, легко поднимая Лидрал.
– А ты силен! С виду и не скажешь.
– Это благодаря работе в кузнице. Так тебе нужна Меривен?
– Нет. Я возьму пони, которого купила.
– Чем сегодня займешься?
– Торговыми делами. Посмотрю, нельзя ли здесь приобрести недорого что-нибудь путное на продажу. У меня на такие вещи чутье. В торговле оно значит не меньше, чем в кузнечном деле.
Доррин открывает дверь сарая. Держась за руки, они заходят внутрь и снова целуются.
– Тебе что, не надо к целительнице? – говорит Лидрал, слегка отстраняясь.
– Еще как нужно, – вздыхает он. – Опять иметь дело с голодными детишками и сломанными костями.
– Сломанными костями?
– Да, причем всегда женскими. Бедняжки уверяют, что это несчастные случаи, но я-то знаю: они врут. Их бьют мужья. Время нынче тяжелое, и они срывают злобу на беззащитных.
– И ты ничего не можешь поделать?
– А что? Они ведь не уйдут от своих мужей. Куда им податься, особенно в такую зиму? Женщины терпят, а мужчины безобразничают еще пуще. Так уж повелось... Взять хоть тебя – ты одеваешься и ведешь себя, как мужчина. А почему ты не можешь быть торговцем, во всем оставаясь женщиной?
– Мне думается, потому, что люди до сих пор боятся Предания.
Доррин вручает ей потертую коричневую попону, а когда Лидрал набрасывает ее на спину серого пони, умело прилаживает седло и затягивает подпругу.
– Ишь ты! Со времен нашей первой встречи ты в этом поднаторел. И не только в этом, – ухмыляется Лидрал.
Доррин заливается краской.
– А вот краснеешь ты так же, как и раньше... Я могла бы справиться и сама. Мне доводилось заниматься этим до того, как ты вообще узнал, что такое лошадь.
– Знаю, конечно, справилась бы. Мне просто нравится делать это для тебя.
Вручив ей поводья, Доррин начинает седлать Меривен, но неожиданно восклицает:
– Тьма!
– Что случилось?
– Посох забыл. Надо будет его забрать, – говорит он, надевая на Меривен недоуздок.
– А ты знаешь, что это тебя выдает?
– Что?
– Недоуздок. Говорят, никто из великих не использовал удила. Отец рассказывал, что и Креслин тоже.
– А откуда он знает?
– По семейным поверьям, Креслин когда-то нанимался к нашему давнему предку охранником. Вот почему Фрейдр так рьяно обихаживает в Джеллико Белых, – она усмехается. – Толку-то...
– Нам, наверное, пора, – говорит Доррин, глядя на дверь сарая. Она тянется к нему, и они снова целуются.
– Потом... – задыхаясь, шепчет Лидрал.
– Обещаешь?
Она молча улыбается. Доррин открывает дверь и смотрит ей вслед, пока она не сворачивает с главной дороги. Тогда юноша выводит Меривен и закрывает дверь.
– Поехали, – говорит юноша, щелкая поводьями. – Надо поспешить, а то Рилла будет недовольна.
LXXII
Оглядев сарай, но не увидев нигде серого пони Лидрал, Доррин быстро расседлывает Меривен и спешит в свою комнату, где снимает рубашку, заляпанную, когда он смешивал мед с пряностями. Теперь ее нужно стирать, а зимой, в стужу, это занятие не из приятных. Вздохнув, юноша натягивает рубаху, в которой работает в кузнице, размышляя при этом о фейерверках и о том, удастся ли ему разжиться каммабарком или черным порохом. А коли удастся, где все это хранить? Может, в старом погребе, что ниже по склону от домика Риллы?
– Добрый день, мастер Доррин, – говорит Ваос, поднимая голову от точильного камня.
– Добрый день.
– Хорошо, что ты сегодня пришел пораньше, – говорит Яррл, отправляя в горн железный прут, над которым работал.
– А что? – спрашивает Доррин, устанавливая штамп на глину возле наковальни.
– Тут заезжал мелочной торговец... Виллумом его кличут.
Яррл берется за щипцы и кивает в сторону мехов. Ваос, поняв без слов, что от него требуется, берется за рычаг.
– Он говорил, будто ты обещал ему игрушку или что-то такое, – бурчит кузнец, вытаскивая заготовку из огня.
Прежде чем она оказывается на наковальне, Доррин уже держит наготове кувалду.
– В общем, этот малый собирается в Фенард, – бормочет кузнец, снова отправляя железяку в огонь. – И хотел узнать, не сделаешь ли ты для него несколько своих вещиц. Обещал по серебренику за штуку... особливо, если будут кораблики. Ты что-нибудь понял во всей этой белиберде?
Известие о том, что Виллум заезжал за игрушками и предлагал неплохие деньги, не может не радовать. Сдержав желание присвистнуть, юноша машинально отмечает, что огню требуется больше воздуха. Ваос, вздохнув, налегает на рычаг.
– Ему нравятся мои игрушки, – говорит Доррин. – Я уже сделал для него фургончик, мельницу и лесопилку. Можно смастерить и кораблик, но это немного труднее. Нужно ведь, чтобы он плавал.
– Железный корабль потонет. И даже деревянный, если у него много железных деталей, – ворчит Яррл.
– Не обязательно. Пустое ведро же не тонет.
Яррл помещает заготовку на наковальню, и Доррин начинает наносить размеренные удары.
Пару раз юноша оглядывается; ему кажется, что кто-то вошел.
Однако никого, кроме них троих, в кузнице нет.
LXXIII
– Мне не хочется уезжать, – говорит Лидрал, крепко обнимая Доррина. – Но я и так сильно задержалась. Мне нужно заняться делами... да и тебе тоже.
Доррин лишь удивляется тому, как незаметно пролетело время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
– Пойду-ка я домой, – говорит она. – Что-то слишком холодно.
Остальные молча дожидаются пуска последней ракеты.
– Глупо устраивать фейерверки зимой, – замечает Петра, притопывая озябшими ногами перед тем, как повернуть к дому. – В такую стужу только под одеялом и прятаться.
Лидрал и Доррин, переглянувшись, зажимают рты, чтобы не покатиться со смеху.
– Доброй ночи, Петра, – говорит Лидрал, когда они подходят ко двору. – Поблагодари мать за то, что она рассказала нам про фейерверки.
– И вам доброй ночи, голубки, – тепло отзывается Петра перед тем, как исчезнуть за дверью кухни.
– Она славная, – Лидрал вновь сжимает руку Доррина, и они идут по промерзшему двору к его комнате.
– Да, славная. Но ты у меня особенная.
– Вроде фейерверка?
Они снова смеются.
– Мне холодно, – говорит Лидрал, заворачиваясь в стеганое одеяло.
– Может, тебе еще фейерверк требуется?
Их губы снова встречаются.
Фейерверк...
LXXI
Доррин и Лидрал стоят у сарая, на холодном, но ярком утреннем свете.
– Хочешь взять Меривен? – спрашивает он.
– Твою драгоценную кобылу? – она двусмысленно усмехается. В ответ Доррин быстро наклоняется и швыряет в нее пригоршню колючего снега.
– Ты!.. – она бросается к нему и подставляет губы для поцелуя. Он закрывает глаза, наклоняется к ней... и кубарем летит в утоптанный снег. Доррин хохочет. Лидрал подбегает и протягивает ему руки в рукавицах, однако вместо того, чтобы встать, юноша валит ее вниз, себе на колени. Они целуются снова... и снова. Потом он встает, легко поднимая Лидрал.
– А ты силен! С виду и не скажешь.
– Это благодаря работе в кузнице. Так тебе нужна Меривен?
– Нет. Я возьму пони, которого купила.
– Чем сегодня займешься?
– Торговыми делами. Посмотрю, нельзя ли здесь приобрести недорого что-нибудь путное на продажу. У меня на такие вещи чутье. В торговле оно значит не меньше, чем в кузнечном деле.
Доррин открывает дверь сарая. Держась за руки, они заходят внутрь и снова целуются.
– Тебе что, не надо к целительнице? – говорит Лидрал, слегка отстраняясь.
– Еще как нужно, – вздыхает он. – Опять иметь дело с голодными детишками и сломанными костями.
– Сломанными костями?
– Да, причем всегда женскими. Бедняжки уверяют, что это несчастные случаи, но я-то знаю: они врут. Их бьют мужья. Время нынче тяжелое, и они срывают злобу на беззащитных.
– И ты ничего не можешь поделать?
– А что? Они ведь не уйдут от своих мужей. Куда им податься, особенно в такую зиму? Женщины терпят, а мужчины безобразничают еще пуще. Так уж повелось... Взять хоть тебя – ты одеваешься и ведешь себя, как мужчина. А почему ты не можешь быть торговцем, во всем оставаясь женщиной?
– Мне думается, потому, что люди до сих пор боятся Предания.
Доррин вручает ей потертую коричневую попону, а когда Лидрал набрасывает ее на спину серого пони, умело прилаживает седло и затягивает подпругу.
– Ишь ты! Со времен нашей первой встречи ты в этом поднаторел. И не только в этом, – ухмыляется Лидрал.
Доррин заливается краской.
– А вот краснеешь ты так же, как и раньше... Я могла бы справиться и сама. Мне доводилось заниматься этим до того, как ты вообще узнал, что такое лошадь.
– Знаю, конечно, справилась бы. Мне просто нравится делать это для тебя.
Вручив ей поводья, Доррин начинает седлать Меривен, но неожиданно восклицает:
– Тьма!
– Что случилось?
– Посох забыл. Надо будет его забрать, – говорит он, надевая на Меривен недоуздок.
– А ты знаешь, что это тебя выдает?
– Что?
– Недоуздок. Говорят, никто из великих не использовал удила. Отец рассказывал, что и Креслин тоже.
– А откуда он знает?
– По семейным поверьям, Креслин когда-то нанимался к нашему давнему предку охранником. Вот почему Фрейдр так рьяно обихаживает в Джеллико Белых, – она усмехается. – Толку-то...
– Нам, наверное, пора, – говорит Доррин, глядя на дверь сарая. Она тянется к нему, и они снова целуются.
– Потом... – задыхаясь, шепчет Лидрал.
– Обещаешь?
Она молча улыбается. Доррин открывает дверь и смотрит ей вслед, пока она не сворачивает с главной дороги. Тогда юноша выводит Меривен и закрывает дверь.
– Поехали, – говорит юноша, щелкая поводьями. – Надо поспешить, а то Рилла будет недовольна.
LXXII
Оглядев сарай, но не увидев нигде серого пони Лидрал, Доррин быстро расседлывает Меривен и спешит в свою комнату, где снимает рубашку, заляпанную, когда он смешивал мед с пряностями. Теперь ее нужно стирать, а зимой, в стужу, это занятие не из приятных. Вздохнув, юноша натягивает рубаху, в которой работает в кузнице, размышляя при этом о фейерверках и о том, удастся ли ему разжиться каммабарком или черным порохом. А коли удастся, где все это хранить? Может, в старом погребе, что ниже по склону от домика Риллы?
– Добрый день, мастер Доррин, – говорит Ваос, поднимая голову от точильного камня.
– Добрый день.
– Хорошо, что ты сегодня пришел пораньше, – говорит Яррл, отправляя в горн железный прут, над которым работал.
– А что? – спрашивает Доррин, устанавливая штамп на глину возле наковальни.
– Тут заезжал мелочной торговец... Виллумом его кличут.
Яррл берется за щипцы и кивает в сторону мехов. Ваос, поняв без слов, что от него требуется, берется за рычаг.
– Он говорил, будто ты обещал ему игрушку или что-то такое, – бурчит кузнец, вытаскивая заготовку из огня.
Прежде чем она оказывается на наковальне, Доррин уже держит наготове кувалду.
– В общем, этот малый собирается в Фенард, – бормочет кузнец, снова отправляя железяку в огонь. – И хотел узнать, не сделаешь ли ты для него несколько своих вещиц. Обещал по серебренику за штуку... особливо, если будут кораблики. Ты что-нибудь понял во всей этой белиберде?
Известие о том, что Виллум заезжал за игрушками и предлагал неплохие деньги, не может не радовать. Сдержав желание присвистнуть, юноша машинально отмечает, что огню требуется больше воздуха. Ваос, вздохнув, налегает на рычаг.
– Ему нравятся мои игрушки, – говорит Доррин. – Я уже сделал для него фургончик, мельницу и лесопилку. Можно смастерить и кораблик, но это немного труднее. Нужно ведь, чтобы он плавал.
– Железный корабль потонет. И даже деревянный, если у него много железных деталей, – ворчит Яррл.
– Не обязательно. Пустое ведро же не тонет.
Яррл помещает заготовку на наковальню, и Доррин начинает наносить размеренные удары.
Пару раз юноша оглядывается; ему кажется, что кто-то вошел.
Однако никого, кроме них троих, в кузнице нет.
LXXIII
– Мне не хочется уезжать, – говорит Лидрал, крепко обнимая Доррина. – Но я и так сильно задержалась. Мне нужно заняться делами... да и тебе тоже.
Доррин лишь удивляется тому, как незаметно пролетело время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155