– Если хочешь, чтобы из тебя вышел толк, не спи после вторых петухов.
Лисса, перед тем как уйти с пустым подносом, с улыбкой бросает на Доррина взгляд.
– Скажи старой миссус, что ежели она хочет горячего сидра, пусть дважды позвонит в колокольчик! – мелькающий нож застывает, и кухарка сметает овощи в бурлящую в глубокой кастрюле темную жидкость.
Доррин наливает кружку горячего сидра, потом отрезает хлеба и сыра. Хлеб теплый, хорошо пропеченный, сыр холодный и острый.
– Очень вкусный хлеб, – хвалит он.
– А то как же! Я другого не пеку. Если за что-то берешься, то уж делай на совесть, а иначе будешь просто занимать место.
– И сидр замечательный.
– Ты что, не слышал меня, парнишка? Я хорошая повариха и плохой снеди не подаю. А вздумайся мне подавать, так я буду не повариха, а невесть кто.
– Ага, вот где это место! – доносится с лестницы добродушный голос Брида.
– Какое еще место? – фыркает кухарка, когда Брид ступает на широкие половицы. – Ты бы лучше пошевеливался, а то и к закату не растрясешься.
– Твоя правда, матушка, – беззлобно отзывается Брид, выдвигая табурет напротив Доррина и наливая две кружки горячего сидра.
– Конечно, моя, но я не нуждаюсь, в том, чтобы мне говорил об этом сопливый мальчишка.
Кадара садится на табурет рядом с Бридом, берется обеими руками за горячую кружку. Пар клубится прямо в лицо.
– А ты слишком хорошенькая, чтобы быть бойцом, – нож кухарки тычет в сторону Кадары. – Своими глазками ты сразишь больше мужчин, чем той железякой, с которой притащилась вчера.
Кусок хлеба застревает у Доррина в горле.
– Ни слова, – шепчет Кадара Бриду. – И ты тоже! – эти слова обращены уже к Доррину.
Доррин смотрит на Брида и ухмыляется.
– В том, чтобы девушка знала себе цену, нет ничего дурного, а вот излишняя скромность торит дорогу для демонов. Да-да, многие девицы оказывались брошенными с младенцами лишь из-за того, что не верили в свою красоту. Ха!
Снова мелькает нож, и в кастрюлю падает очищенная от мяса кость.
Дверь открывается, и на кухню заходит Джардиш.
– Хорошо выспались? Чую, к обеду будет славная похлебка. Аромат, Джэдди, уже и сейчас дивный.
Сняв тяжелую куртку, он вешает ее на один из крючков у двери.
– Никогда не доверяй языку мужчины, – фыркает Джэдди, – ни когда дело касается еды, ни – особливо! – ежели речь идет о любви,
– Она за словом в карман не полезет, – усмехается Джардиш, беря длинную глиняную трубку и доставая из жилетного кармана кисет. Набив и раскурив трубку, он подталкивает к столу единственное кресло, усаживается и, выпустив струйку дыма, спрашивает:
– Значит, вы скоро отбудете?
– Да, почтеннейший, – отвечает Брид. – Как только доберемся до Дью, мы с Кадарой попробуем наняться в дорожную охрану.
– Вас наймут, тьма свидетель. Они наймут любого, кто мало-мальски способен махать клинком.
– Ты, похоже, не слишком высокого мнения о спидларских охранниках.
– Это точно, они способны лишь пугать мелких воришек, у которых кишка тонка податься в разбойники.
– И забавлять своими россказнями шлюх по тавернам, – добавляет Джэдди.
– Ну а ты, паренек? – спрашивает Джардиш, выпустив струйку дыма в направлении Доррина.
– Я хотел бы поступить подмастерьем к кузнецу.
– К кузнецу? А не хиловат ли ты для этого?
– Я крепче, чем кажусь с виду.
– А навык хоть какой-то имеешь?
– Да, я уже работал в кузнице.
Джардиш вынимает трубку изо рта и выдувает дым в сторону Доррина. Тот изо всех сил старается не закашляться. На Отшельничьем никто не курит, но юноша читал об этом занятии, особенно распространенном в Хаморе.
– Но ведь кузнец кузнецу рознь, парень. В Дью, должно быть, с дюжину кузниц – не то чтобы я их всех знал, – и у каждого кузнеца свой конек. Кто подковы ладит, кто гвозди, кто что.
– Мне бы в такую, где куют инструменты да детали для фургонов или там лесопилок.
– Таких кузниц в Дью две. Одна, за южной стеной, как раз у заставы, принадлежит Генштаалю. Хорошее заведение, солидное. Ну а кузница Яррла на северной стороне, близ сторожевой дороги.
Доррин молча жует кусочек ябруша.
– У Генштааля три взрослых сына, все старше тебя. А вот у Яррла только дочка и никаких подмастерьев, во всяком случае не было, когда я последний раз о нем слышал. Поговаривали, будто дочка-то ему и помогает.
Эта фраза завершается еще одним облаком дыма.
– А что не так с Яррлом?
– Хм... не сказать, чтобы не так просто... Ну, говорят, будто у его жены дурной глаз, а у дочки язык... К тому же они приезжие. Яррл устроил там мастерскую, когда я был самую малость постарше тебя, и никто по сей день не знает, откуда он родом. Мастер он хороший, но у него что на уме, то и на языке. Короче, ученики в этой кузне не задерживаются. Последний проработал три дня.
– Единственное, что я могу сделать, это попробовать.
– И то сказать, – Джардиш поднимается. – Молотком не стукнешь – гвоздя не вобьешь, не подоишь корову – молока не попьешь.
Поняв намек, поднимается и Доррин.
– Мы отправимся в путь, как только уложим свои котомки.
– Стоит ли так торопиться? Пусть красотка-боец допьет свой сидр.
– Большое спасибо за гостеприимство, – говорит, встав из-за стола, Брид.
– Не стоит благодарности. Я кое-чем обязан молодой Лидрал, а это зачтется мне в счет долга.
Сделав извилистый жест трубкой, Джардиш кладет ее на блюдо и обращается к Джэдди.
– Я пошел на пристань, к баржам. Может быть, на рынке будет зимняя форель.
– Если будет, бери только серебристую. Тусклая горчит.
Пожав плечами, Джардиш натягивает куртку.
Как только он покидает кухню, Доррин поднимается по лестнице, чтобы собрать свои вещи, пока Кадара и Брид заканчивают завтрак. Плотно скатав постельные принадлежности, он укладывает их в седельную суму, надевает куртку и с сумками через правое плечо, посохом в правой руке и спальным мешком в левой снова спускается на кухню.
Брид уже доел темный хлеб и поставил на стол кружку. У Доррина свербит в носу, и он сопит, изо всех сил стараясь не расчихаться.
– С тобой все в порядке? – спрашивает Брид.
– Да, – Доррин огибает стол и подходит к задней двери, которую открывает перед ним улыбающаяся Лисса.
Джэдди, не переставая колдовать над мукой, качает головой.
На свежем, прохладном воздухе зуд в носу Доррина унимается. Когда он открывает стойло, Меривен тихо ржет, поднимая голову над пустой кормушкой.
– Знаю, проголодалась, – бормочет юноша. – Ты у меня все время голодная.
Заглянув в закрома с кормом, он находит овес и совок. Хотя вопрос о корме они с Джардишем не обсуждали, несколько совков овса торговца не разорят. Но от одной этой мысли у Доррина начинает болеть голова. Видимо, придется оставить за этот корм монету – другую.
– Вечно ты мне хлопоты доставляешь, – укоряет он лошадь, наполняя кормушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155