В сарае он тренируется, подвесив грубо сделанную соломенную куклу, которая служит ему в качестве мишени. После нескольких восьмидневок упражнений он чувствует себя куда более уверенным – и в своих руках, и в своем посохе. Конечно, упражнения с куклой не заменят тренировок с напарником, но теперь он, по крайней мере, чувствует посох.
Проделав первую серию упражнений, Доррин перебрасывает через балку веревку, подвешивает к ней мешочек с песком и толкает его, чтобы он качался. Ему удается нанести по этой движущейся цели пяток довольно сильных ударов, но в целом у него еще не все ладится и с равновесием, и с точностью.
Через некоторое время его прошибает пот, а колени начинают дрожать от усталости. Упражнялся он вроде бы не так уж долго, но после целого дня работы в кузнице выматывает и это. Убрав мишени и отставив посох в сторону, Доррин берется за скребницу.
Меривен тихонько ржет.
– Знаю, подружка, знаю. Мне стоило почистить тебя раньше, но ведь мы с тобой еще прогуляемся. Сегодня после ужина.
XXXVIII
Доррин привязывает Меривен к железному кольцу на побитом деревянном столбе перед лесопилкой – зданием с покатой крышей и скользящей дверью, приоткрытой как раз настолько, чтобы он мог войти, не протискиваясь бочком.
От поднятых его шагами опилок чешется нос, и, входя в помещение, где, уминая хлеб с сыром, сидит чернобородый молодой человек, Доррин усиленно трет переносицу.
– Прошу прощения. Ты Хеммил?
– Я? Хеммил? Хотелось бы, приятель, но увы... Я всего лишь Пергун, тутошний, подмастерье. А любопытно... – Пергун присматривается к темно-коричневому одеянию гостя. – Что могло потребоваться от Хеммила целителю? Ты ведь целитель, да? И одет похоже, и вид у тебя... этакий целительский.
– Отчасти я целитель, но вообще-то – подмастерье у кузнеца Яррла. И не то чтобы мне был нужен сам Хеммил, просто я ищу обрезки дерева...
– Ага. Надо думать, полешки в пару локтей длиной и без сучков? – Пергун говорит с набитым ртом, и слова его звучат не вполне разборчиво.
– Да нет же, тьма! Я имею в виду именно обрезки. Куски дерева в пол-локтя...
– Ладно, паренек, – со смехом говорит Пергун, проглатывая последний кусок и направляясь к выходу из-за загородки. – Скоро придет Хеммил, и мы возьмемся за работу, а пока можешь поискать, что тебе надо. Вон там стоит ларь с отходами, какие решено пустить на растопку. Приноси сюда, что найдешь, и мы столкуемся, – он поворачивается и, снова приглядевшись к Доррину, добавляет: – Одного вот только не пойму, на кой кузнецу деревянные чушки?
– Да я не для Яррла подбираю. Они мне нужны для работы... – легкая головная боль тут же заставляет Доррина дать дополнительное объяснение: – Я собираюсь смастерить несколько действующих моделей.
– А-а... – Пергун поднимает руку, чтобы почесать макушку, но тут же опускает ее. – Ладно, тащи деревяшки.
– Спасибо.
– Паренек, а звать-то тебя как?
– Доррин.
– Слышь, Доррин, а как ты ладишь с мистрисс Петрой? Я ведь так понимаю, у нее... То есть, люди-то толкуют... Ну, ты небось и сам...
– Ежели ты имел в виду «дурной глаз», – с ухмылкой отзывается Доррин, – то брехня все это, и насчет Петры, и насчет Рейсы. Семья у них славная, а что нелюдимы – так ведь это не преступление.
– Ну... вообще-то я и сам так думал. Хонсард говорит, что Яррл – мастер первостатейный. Он и для Хеммила всякую всячину мастерил. Наша новая пила – это ведь его работа. Зубья держит лучше, чем у Генштааля, – что тут еще скажешь. Ладно, – подмастерье тычет пальцем в сторону древесных отходов, – давай, выбирай что приглянется, Доррин.
Подбирая подходящие обрезки, юноша осматривает помещение. Запах дерева и опилок действует на него успокаивающе, однако расхолаживаться некогда. Яррл отпустил его неохотно, да и то лишь потому, что лесопилка закрывается в одно время с кузницей.
Отобранные деревяшки Доррин кладет на скамью рядом с загородкой, за которой какой-то мужчина выговаривает Пергуну:
– Нужно ему, гляди ж ты... Да ежели каждый подмастерье в Дью наладится сюда таскаться...
– Да, хозяин. Но он просил только коротенькие...
– Коротенькие... Знаем мы эти коротенькие...
Оба оборачиваются, как будто уловив присутствие Доррина. Хеммил, ни слова больше не сказав, направляется к пиле.
– Сколько с меня? – спрашивает Доррин у подмастерья.
– Я бы за так отдал, да видишь, какие дела... – Пергун со значением кивает вслед хозяину.
– Слышал я ваш разговор, – вздыхает Доррин, глядя на деревяшки. – Но медяка-то хватит?
Он надеется, что его голос не звучит слишком уж просительно.
– Не то чтобы ты отобрал такие уж большие куски... – Пергун ухмыляется, запускает пальцы в черную бороду, а потом машет рукой: – Ладно, пусть будет медяк, но только потому, что мне вовсе не с руки огорчать да сердить целителя. Во всяком случае, так я скажу Хеммилу.
Доррин роется в своем кошельке.
– Сам-то я с радостью отдал бы тебе все даром, – уверяет Пергун, – сам ведь подмастерье и знаю, что у нашего брата денег не густо, но ведь Хеммил меня живьем зажарит, – бородатый малый делает паузу, а потом спрашивает: – А ты когда-нибудь заглядываешь к Кирилу? Мы собираемся там в конце каждой восьмидневки.
– Нет, я там не бывал. Я вообще плохо знаю Дью, да и устаю так, что на гульбу сил не остается.
– Ну, ты слишком молод, чтобы сидеть в четырех стенах, – Пергун качает головой. – А узнать Дью как следует успеешь, когда женишься на хозяйской дочке и осядешь у нас.
– Я на ней не женюсь, хоть она и славная, – возражает Доррин.
– Ну тогда просто так приходи, гульнем, да и город тебе покажем.
– Постараюсь, – говорит Доррин, вручая ему медяк.
– Вечером, в конце любой восьмидневки. Прихвати с собой пару медяков – вот и все, что требуется.
– Может, не на этой восьмидевке, но приду обязательно, – обещает Доррин, забирая обрезки.
XXXIX
Чуть ли не со стоном Доррин выходит на середину сарая и начинает выполнять упражнения, которым больше года назад – неужели прошло столько времени? – его научила Лортрен. Сосредоточившись, он старается гармонизировать движения посоха и собственного тела. Спустя некоторое время юноша подвешивает качающуюся цель, толкает ее, приводя в движение, и начинает наносить удары из разных позиций.
Увлекшись, он подходит слишком близко ко второму стойлу, и его посох рикошетом отскакивает от деревянной скобы. Юноша поскальзывается на соломе. Как только не упал! Но именно такие неудачи и заставляют его упорно продолжать тренировки.
Наконец, взмокший от пота, с налипшими на лицо и руки соломой и мякиной, он ставит посох в угол.
– Координация движений у тебя недурна, но ты именно проделываешь упражнения, а нужно чувствовать себя, как в настоящей схватке, – произносит Рейса. Она только что вошла в сарай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155