Перы Гюнты опасны для душевного покоя.
Иметь с ними дело было бы слишком соблазнительно. Хотя
душа и сохнет, но человек предпочитает сохранять непродук-
тивный <критический рассудок>, определенную идеологию или
фашистское самосознание. Так люди становятся рабами по-
вседневности, представляя при этом, например, собственную
нацию как нордическую, или <чистую>, расу, считая, что <дух>
повелевает телом, а генералы якобы защищают <честь>. И их,
конечно, не распирает, как Пера Гюнта, чувство силы и те-
лесной радости. А есть люди, знающие о душевном складе
Слоненка - персонажа сказок Киплинга. Он убежал от матери,
пришел на берег реки и встретил там Крокодила. Слоненок
был слишком любопытен и жизнерадостен. Крокодил схватил
его за нос, тогда еще очень короткий, - у слонов еще не
было длинного хобота. Слоненок защищался изо всех сил. Он
упирался обеими передними ногами, а Крокодил все тащил
и тащил. Слоненок все упирался и упирался, и нос становился
все длиннее. После того как нос стал совсем длинным, Кро-
кодил отпустил Слоненка, но тот закричал в отчаянии: <Это
слишком для Слоненка!> Он стыдился длинного носа. Таково
наказание за сумасбродство и непослушание. Так у слонов и
41
появился хобот. Лучше быть заносчивым, тогда и будешь пра-
вым! Пер Гюнт со своим сумасбродством уж конечно свернет
шею. Но это и предсказывали! Всяк сверчок знай свой шесток!
Мир злобен, иначе не было бы Перов Гюнтов. А о том, чтобы
Пер Гюнт свернул себе шею, несомненно, позаботятся. Он
бросается вперед, но его дергают назад - как цепного кобеля,
которому захотелось последовать за пробегающей мимо сукой.
Он покидает мать и девушку, на которой должен жениться.
Совесть Пера нечиста, и он попадает в заманчивые и опасные
места - владения дьявола. Он становится зверем, получает
хвост, но, сделав еще одно отчаянное усилие, ускользает от
опасности. Он верен своим идеалам, но мир знает только дело
и наживу, а все остальное - странные капризы. Он хочет за-
воевать мир, но мир не хочет покоряться. Миром надо ов-
ладевать. Он слишком сложен, слишком жесток. Идеалы в этом
мире существуют только для <глупцов>. Для овладения миром
нужно знание, гораздо более глубокое и мощное, чем то, ко-
торым обладает Пер Гюнт. Но он лишь мечтатель, не на-
учившийся ничему путному. Он хочет изменить мир и носит
его в себе. Он мечтает о большой любви к своей женщине,
своей девушке, которая для него и мать, и товарищ, и воз-
любленная, которая родит ему детей. Но Сольвейг как женщина
неприкосновенна, а мать бранит его, хотя и с любовью. По
ее мнению, он слишком уж похож на своего сумасбродного
отца. Другая же, Анитра, вообще не что иное, как подлая
девка! Где женщина, которую можно любить, которая соот-
ветствует его мечтам? Чтобы достичь того, чего хочет Пер
Гюнт, надо быть Брандом. Но Бранд не обладает достаточной
фантазией. Он наделен лишь силой и не чувствует жизнь. Такое
распределение слишком глупо! И вот Пер Гюнт оказывается
среди капиталистов и в полном соответствии с правилами игры
теряет свое состояние: ведь те, с кем он имеет дело, - на-
живалы, движимые соображениями реальной политики, а не
мечтатели. Они лучше понимают в деле и не являются ди-
летантами в нем, подобно Перу. Сломленным и обессиленным
стариком возвращается он в лесную хижину к Сольвейг, за-
меняющей ему мать. Он излечился от своих грез, он понял,
чем оборачивается жизнь, если отважиться ее почувствовать.
Так бывает с большинством тех, кто не хочет смириться. Другие
же не хотят осрамиться. Они-то и были с самого начала умными
и высокомерными.
Таков был Ибсен, и таков его Пер Гюнт. Это драма, которая
только тогда утратит свою актуальность, когда Перы Гюнты
все-таки окажутся правы. До тех пор у праведных и правильных
будут причины смеяться.
42
Я опубликовал обстоятельное научное исследование под на-
званием <Конфликт вокруг либидо и бред Пера Гюнта>.
Летом 1920 г. я вступил в Венское психоаналитическое объ-
единение, хотя и не в качестве полноправного члена. Это про-
изошло незадолго до Гаагского конгресса. Заседания вел Фрейд.
Большей частью читались доклады клинического характера. Про-
блемы обсуждались объективно и с достоинством. Фрейд имел
обыкновение очень точно и кратко обобщать результаты, фор-
мулируя свое мнение в нескольких заключительных фразах. Слу-
шать его было большим удовольствием. В его изысканной, но
лишенной аффектации остроумной речи подчас чувствовалась
едкая ирония. После многих лет лишений он наконец наслаж-
дался успехом. Официальные психиатры тогда еще не входили
в объединение. Единственный активно действовавший психиатр
Тауск, талантливый человек, незадолго до этого покончил с собой.
Его работа <Об аппарате воздействия при шизофрении> была весьма
значительной. Он доказал, что аппараты воздействия являются
проекциями собственного тела, в особенности половых органов.
Я правильно понял его позицию, только открыв в вегетативных
течениях биоэлектрические возбуждения. Тауск был прав: ду-
шевнобольной шизоидного типа чувствует себя преследователем.
Я могу присовокупить к сказанному, что такой больной не справ-
ляется с прорывающимися вегетативными потоками. Он должен
ощущать их как нечто чуждое, как часть внешнего мира и злой
умысел. В шизофрении лишь обостряется до уровня гротеска
состояние, повсеместно характерное для современного человека.
Он отчужден от своей собственной природы, от биологического
ядра своей сути и ощущает их как нечто враждебное и чуждое.
Он должен ненавидеть каждого, кто приближает к нему эту его
собственную суть.
Психоаналитическое объединение работало как община лю-
дей, вынужденных противостоять враждебно настроенному миру
официальной медицины. Такая деятельность вызывала уважение.
Я оказался самым молодым медиком среди коллег, которые
были старше меня на 10-20 лет.
13 октября 1920 г. я выступил с докладом в качестве кан-
дидата в члены объединения. Поскольку Фрейду не нравилось,
когда доклады читали по рукописи, и он говорил, что слушатель
уподобляется при этом человеку, который с высунутым языком
бежит за автомобилем, в котором удобно устроился докладчик,
я основательно подготовился к свободному изложению, но ру-
копись держал наготове. Это оказалось необходимым, так как,
не успел я сказать и трех фраз, как нить выступления исчезла
в тумане идей, а продолжение, к счастью, сразу же удалось
найти в рукописи. Дело завершилось хорошо. Такие детали
очень важны. Гораздо больше людей говорили бы умные вещи
43
и гораздо меньше ораторов мололи бы чепуху, если бы их
не тормозил страх публичной речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Иметь с ними дело было бы слишком соблазнительно. Хотя
душа и сохнет, но человек предпочитает сохранять непродук-
тивный <критический рассудок>, определенную идеологию или
фашистское самосознание. Так люди становятся рабами по-
вседневности, представляя при этом, например, собственную
нацию как нордическую, или <чистую>, расу, считая, что <дух>
повелевает телом, а генералы якобы защищают <честь>. И их,
конечно, не распирает, как Пера Гюнта, чувство силы и те-
лесной радости. А есть люди, знающие о душевном складе
Слоненка - персонажа сказок Киплинга. Он убежал от матери,
пришел на берег реки и встретил там Крокодила. Слоненок
был слишком любопытен и жизнерадостен. Крокодил схватил
его за нос, тогда еще очень короткий, - у слонов еще не
было длинного хобота. Слоненок защищался изо всех сил. Он
упирался обеими передними ногами, а Крокодил все тащил
и тащил. Слоненок все упирался и упирался, и нос становился
все длиннее. После того как нос стал совсем длинным, Кро-
кодил отпустил Слоненка, но тот закричал в отчаянии: <Это
слишком для Слоненка!> Он стыдился длинного носа. Таково
наказание за сумасбродство и непослушание. Так у слонов и
41
появился хобот. Лучше быть заносчивым, тогда и будешь пра-
вым! Пер Гюнт со своим сумасбродством уж конечно свернет
шею. Но это и предсказывали! Всяк сверчок знай свой шесток!
Мир злобен, иначе не было бы Перов Гюнтов. А о том, чтобы
Пер Гюнт свернул себе шею, несомненно, позаботятся. Он
бросается вперед, но его дергают назад - как цепного кобеля,
которому захотелось последовать за пробегающей мимо сукой.
Он покидает мать и девушку, на которой должен жениться.
Совесть Пера нечиста, и он попадает в заманчивые и опасные
места - владения дьявола. Он становится зверем, получает
хвост, но, сделав еще одно отчаянное усилие, ускользает от
опасности. Он верен своим идеалам, но мир знает только дело
и наживу, а все остальное - странные капризы. Он хочет за-
воевать мир, но мир не хочет покоряться. Миром надо ов-
ладевать. Он слишком сложен, слишком жесток. Идеалы в этом
мире существуют только для <глупцов>. Для овладения миром
нужно знание, гораздо более глубокое и мощное, чем то, ко-
торым обладает Пер Гюнт. Но он лишь мечтатель, не на-
учившийся ничему путному. Он хочет изменить мир и носит
его в себе. Он мечтает о большой любви к своей женщине,
своей девушке, которая для него и мать, и товарищ, и воз-
любленная, которая родит ему детей. Но Сольвейг как женщина
неприкосновенна, а мать бранит его, хотя и с любовью. По
ее мнению, он слишком уж похож на своего сумасбродного
отца. Другая же, Анитра, вообще не что иное, как подлая
девка! Где женщина, которую можно любить, которая соот-
ветствует его мечтам? Чтобы достичь того, чего хочет Пер
Гюнт, надо быть Брандом. Но Бранд не обладает достаточной
фантазией. Он наделен лишь силой и не чувствует жизнь. Такое
распределение слишком глупо! И вот Пер Гюнт оказывается
среди капиталистов и в полном соответствии с правилами игры
теряет свое состояние: ведь те, с кем он имеет дело, - на-
живалы, движимые соображениями реальной политики, а не
мечтатели. Они лучше понимают в деле и не являются ди-
летантами в нем, подобно Перу. Сломленным и обессиленным
стариком возвращается он в лесную хижину к Сольвейг, за-
меняющей ему мать. Он излечился от своих грез, он понял,
чем оборачивается жизнь, если отважиться ее почувствовать.
Так бывает с большинством тех, кто не хочет смириться. Другие
же не хотят осрамиться. Они-то и были с самого начала умными
и высокомерными.
Таков был Ибсен, и таков его Пер Гюнт. Это драма, которая
только тогда утратит свою актуальность, когда Перы Гюнты
все-таки окажутся правы. До тех пор у праведных и правильных
будут причины смеяться.
42
Я опубликовал обстоятельное научное исследование под на-
званием <Конфликт вокруг либидо и бред Пера Гюнта>.
Летом 1920 г. я вступил в Венское психоаналитическое объ-
единение, хотя и не в качестве полноправного члена. Это про-
изошло незадолго до Гаагского конгресса. Заседания вел Фрейд.
Большей частью читались доклады клинического характера. Про-
блемы обсуждались объективно и с достоинством. Фрейд имел
обыкновение очень точно и кратко обобщать результаты, фор-
мулируя свое мнение в нескольких заключительных фразах. Слу-
шать его было большим удовольствием. В его изысканной, но
лишенной аффектации остроумной речи подчас чувствовалась
едкая ирония. После многих лет лишений он наконец наслаж-
дался успехом. Официальные психиатры тогда еще не входили
в объединение. Единственный активно действовавший психиатр
Тауск, талантливый человек, незадолго до этого покончил с собой.
Его работа <Об аппарате воздействия при шизофрении> была весьма
значительной. Он доказал, что аппараты воздействия являются
проекциями собственного тела, в особенности половых органов.
Я правильно понял его позицию, только открыв в вегетативных
течениях биоэлектрические возбуждения. Тауск был прав: ду-
шевнобольной шизоидного типа чувствует себя преследователем.
Я могу присовокупить к сказанному, что такой больной не справ-
ляется с прорывающимися вегетативными потоками. Он должен
ощущать их как нечто чуждое, как часть внешнего мира и злой
умысел. В шизофрении лишь обостряется до уровня гротеска
состояние, повсеместно характерное для современного человека.
Он отчужден от своей собственной природы, от биологического
ядра своей сути и ощущает их как нечто враждебное и чуждое.
Он должен ненавидеть каждого, кто приближает к нему эту его
собственную суть.
Психоаналитическое объединение работало как община лю-
дей, вынужденных противостоять враждебно настроенному миру
официальной медицины. Такая деятельность вызывала уважение.
Я оказался самым молодым медиком среди коллег, которые
были старше меня на 10-20 лет.
13 октября 1920 г. я выступил с докладом в качестве кан-
дидата в члены объединения. Поскольку Фрейду не нравилось,
когда доклады читали по рукописи, и он говорил, что слушатель
уподобляется при этом человеку, который с высунутым языком
бежит за автомобилем, в котором удобно устроился докладчик,
я основательно подготовился к свободному изложению, но ру-
копись держал наготове. Это оказалось необходимым, так как,
не успел я сказать и трех фраз, как нить выступления исчезла
в тумане идей, а продолжение, к счастью, сразу же удалось
найти в рукописи. Дело завершилось хорошо. Такие детали
очень важны. Гораздо больше людей говорили бы умные вещи
43
и гораздо меньше ораторов мололи бы чепуху, если бы их
не тормозил страх публичной речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109