То, что
кажется логически правильным, может быть практически не-
верным. Если бы сегодня кто-нибудь выступил с заявлением
о вредности аскетического образа жизни для молодежи, не
сделав отсюда вывода о необходимости покончить с воздер-
жанием, его бы попросту высмеяли. Поэтому так важны прак-
тические аспекты постановки вопроса. Врачу никогда не следует
занимать абстрактную точку зрения. Тому, кто отвергает <дол-
женствование> для молодежи, вытекающее из данной поста-
новки вопроса, придется волей-неволей делать ложное выска-
зывание чисто <научного> характера. Он должен будет, прибегая
к помощи <научного авторитета>, утверждать, что аскетизм не
вредит молодежи, то есть маскировать истину и лицемерить,
защищая свое требование воздержания. Каждая научная кон-
статация имеет мировоззренческую предпосылку и практические
социальные последствия. Тогда стала впервые видна пропасть,
163
лежащая между абстрактно логическим и функциональным ес-
тественнонаучным мышлением. Функция абстрактной логики
часто заключается в признании научных фактов, чтобы при
этом не допускать ни одного практического следствия из них.
Нерешенность вопроса о долготерпении рабочих масс, их
якобы патологическом отказе от знания и плодов культуры
приносимых этим миром <науки и искусства>, вопроса об их
беспомощности, безответственности и стремлении подчиниться
авторитету, нерешенность проблем, принявшая облик фашист-
ской чумы, сегодня ведет мир в бездну. Каков тогда вообще
смысл науки, если она отвергает постановку этих важных для
жизни вопросов? Какова же совесть тех ученых, которые могли
разработать ответ, но намеренно не ведут борьбу против ду-
шевной чумы? Сегодня всему миру, оказавшемуся в смертельной
опасности, ясно то, что трудно было выразить еще 12 лет
назад. Социальная жизнь поставила со всей остротой вопросы,
которые тогда были еще предметом заботы врачей.
Фрейд так же замечательно умел оправдывать отказ человека
от счастья, как он защищал детскую сексуальность. Несколько
лет спустя патологический гений использования человеческого
невежества и боязни счастья вверг Европу в бездну, используя
лозунг <героического отказа от счастья>.
<Жизнь, возложенная на нас, слишком тяжела, - говорил
Фрейд, - она приносит нам слишком много боли, разочаро-
ваний, ставит перед нами неразрешимые задачи. Чтобы ее вы-
нести, не обойтись без смягчающих средств. Эти средства, ве-
роятно, трех видов: мощные отвлекающие факторы, позволяю-
щие считать наше убожество чем-то незначительным, сурро-
гатные способы удовлетворения, уменьшающие ощущение этого
убожества, и наркотики, делающие нас нечувствительными к
нему. Что-то в этом роде необходимо...> Одновременно Фрейд
отвергал опасную иллюзию - религию (см. <Будущее одной ил-
люзии>). Простой человек не может представить себе провидение
иначе, нежели в облике отца, возвышающегося над ним во
всем своем великолепии. Только он, по мнению <маленького
человека>, и может знать потребности людей, смягчиться бла-
годаря их мольбам, успокоиться, увидев знаки их раскаяния.
<Все это столь очевидно инфантильно, столь чуждо реальности,
что для образа мыслей, проникнутого человеколюбием, будет
болезненным само представление о том, что значительное боль-
шинство смертных никогда не сможет подняться над таким
пониманием жизни...>
Таким образом, правильная точка зрения Фрейда на ре-
лигиозную мистику приводила к отчаянию. А вокруг кипела
жизнь, переполненная борьбой за рациональное мировоззрение
и научное социальное регулирование. В принципе различий между
164
чдою и Фрейдом не было. Фрейд не заявлял просто о cuucni
мировоззренческом нейтралитете. Он отвергал <политическое>
мировоззрение и выступал за <научное>. Он чувствовал, что
его позиция противоречит политической. Я пытался показать,
что стремление к демократизации процесса труда является всего
чишь научно-рациональным и должно быть таковым. Тогда уже
началось разрушение созданной Лениным социальной демо-
кратии, развитие диктатуры в Советском Союзе и забвение
всех принципов истины, свойственных научному мышлению.
Это было неоспоримо. Я отвергал аполитичную точку зрения
Фрейда. Можно было только неясно ощущать, что как позиция
Фрейда, так и догматическая позиция советского правительства
были каждая по-своему обоснованны. Научное рациональное ре-
гулирование человеческого бытия является высшей целью. Но ир-
рациональная структура психологии масс, носителей исторического
процесса, делает возможной установление диктатуры с помощью
использования иррационализма.
Весь вопрос в том, кто, для чего и против кого осуществляет
власть. Во всяком случае, социальная демократия в России
была в начале своего развития самой человечной позицией,
которая оказалась возможной при имевшихся исторических ус-
ловиях и с учетом психологической структуры людей. Это не-
двусмысленно признал и Фрейд. Дегенерация ленинской со-
циальной демократии, ее превращение в нынешний диктатор-
ский сталинизм - неоспоримый факт, льющий воду на мель-
ницу противников демократии. Казалось, что пессимизм Фрейда
получил в последующие годы жестокое подтверждение: <Ничего
нельзя сделать>. После русского опыта развитие подлинной
демократии представлялось утопией. Тому, у кого нет науки
и искусства, остается <социалистическая религиозная мистика>,
до уровня которой деградировал громадный мир научных идей.
Следует подчеркнуть, что позиция Фрейда всего лишь отражала
основную позицию академических кругов, не веривших в де-
мократическое самовоспитание и духовную продуктивность масс
и ничего не делавших поэтому для того, чтобы дезавуировать
источники диктатуры.
С началом деятельности в социально-гигиенической сфере
меня больше не оставляла мысль о том, что общее культурное,
а в особенности сексуальное, счастье является, собственно, со-
держанием жизни и должно быть целью практической политики,
ориентированной на чаяния народа. Против этого выступали
see, включая марксистов, но сделанное мною в глубине ду-
шевного организма открытие заглушало все возражения, ока-
йалось сильнее трудностей и сомнений. Мою правоту под-
тверждала вся культурная продукция - от любовного романа
До самой высокой поэзии. Вся культурная политика (в области
165
кино, литературы и т. д.) вращается вокруг сексуальных про-
блем, живет их отрицанием в реальной жизни, признавая их
существование лишь на идеальном уровне. Ими живы про-
изводство предметов потребления и торговая реклама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
кажется логически правильным, может быть практически не-
верным. Если бы сегодня кто-нибудь выступил с заявлением
о вредности аскетического образа жизни для молодежи, не
сделав отсюда вывода о необходимости покончить с воздер-
жанием, его бы попросту высмеяли. Поэтому так важны прак-
тические аспекты постановки вопроса. Врачу никогда не следует
занимать абстрактную точку зрения. Тому, кто отвергает <дол-
женствование> для молодежи, вытекающее из данной поста-
новки вопроса, придется волей-неволей делать ложное выска-
зывание чисто <научного> характера. Он должен будет, прибегая
к помощи <научного авторитета>, утверждать, что аскетизм не
вредит молодежи, то есть маскировать истину и лицемерить,
защищая свое требование воздержания. Каждая научная кон-
статация имеет мировоззренческую предпосылку и практические
социальные последствия. Тогда стала впервые видна пропасть,
163
лежащая между абстрактно логическим и функциональным ес-
тественнонаучным мышлением. Функция абстрактной логики
часто заключается в признании научных фактов, чтобы при
этом не допускать ни одного практического следствия из них.
Нерешенность вопроса о долготерпении рабочих масс, их
якобы патологическом отказе от знания и плодов культуры
приносимых этим миром <науки и искусства>, вопроса об их
беспомощности, безответственности и стремлении подчиниться
авторитету, нерешенность проблем, принявшая облик фашист-
ской чумы, сегодня ведет мир в бездну. Каков тогда вообще
смысл науки, если она отвергает постановку этих важных для
жизни вопросов? Какова же совесть тех ученых, которые могли
разработать ответ, но намеренно не ведут борьбу против ду-
шевной чумы? Сегодня всему миру, оказавшемуся в смертельной
опасности, ясно то, что трудно было выразить еще 12 лет
назад. Социальная жизнь поставила со всей остротой вопросы,
которые тогда были еще предметом заботы врачей.
Фрейд так же замечательно умел оправдывать отказ человека
от счастья, как он защищал детскую сексуальность. Несколько
лет спустя патологический гений использования человеческого
невежества и боязни счастья вверг Европу в бездну, используя
лозунг <героического отказа от счастья>.
<Жизнь, возложенная на нас, слишком тяжела, - говорил
Фрейд, - она приносит нам слишком много боли, разочаро-
ваний, ставит перед нами неразрешимые задачи. Чтобы ее вы-
нести, не обойтись без смягчающих средств. Эти средства, ве-
роятно, трех видов: мощные отвлекающие факторы, позволяю-
щие считать наше убожество чем-то незначительным, сурро-
гатные способы удовлетворения, уменьшающие ощущение этого
убожества, и наркотики, делающие нас нечувствительными к
нему. Что-то в этом роде необходимо...> Одновременно Фрейд
отвергал опасную иллюзию - религию (см. <Будущее одной ил-
люзии>). Простой человек не может представить себе провидение
иначе, нежели в облике отца, возвышающегося над ним во
всем своем великолепии. Только он, по мнению <маленького
человека>, и может знать потребности людей, смягчиться бла-
годаря их мольбам, успокоиться, увидев знаки их раскаяния.
<Все это столь очевидно инфантильно, столь чуждо реальности,
что для образа мыслей, проникнутого человеколюбием, будет
болезненным само представление о том, что значительное боль-
шинство смертных никогда не сможет подняться над таким
пониманием жизни...>
Таким образом, правильная точка зрения Фрейда на ре-
лигиозную мистику приводила к отчаянию. А вокруг кипела
жизнь, переполненная борьбой за рациональное мировоззрение
и научное социальное регулирование. В принципе различий между
164
чдою и Фрейдом не было. Фрейд не заявлял просто о cuucni
мировоззренческом нейтралитете. Он отвергал <политическое>
мировоззрение и выступал за <научное>. Он чувствовал, что
его позиция противоречит политической. Я пытался показать,
что стремление к демократизации процесса труда является всего
чишь научно-рациональным и должно быть таковым. Тогда уже
началось разрушение созданной Лениным социальной демо-
кратии, развитие диктатуры в Советском Союзе и забвение
всех принципов истины, свойственных научному мышлению.
Это было неоспоримо. Я отвергал аполитичную точку зрения
Фрейда. Можно было только неясно ощущать, что как позиция
Фрейда, так и догматическая позиция советского правительства
были каждая по-своему обоснованны. Научное рациональное ре-
гулирование человеческого бытия является высшей целью. Но ир-
рациональная структура психологии масс, носителей исторического
процесса, делает возможной установление диктатуры с помощью
использования иррационализма.
Весь вопрос в том, кто, для чего и против кого осуществляет
власть. Во всяком случае, социальная демократия в России
была в начале своего развития самой человечной позицией,
которая оказалась возможной при имевшихся исторических ус-
ловиях и с учетом психологической структуры людей. Это не-
двусмысленно признал и Фрейд. Дегенерация ленинской со-
циальной демократии, ее превращение в нынешний диктатор-
ский сталинизм - неоспоримый факт, льющий воду на мель-
ницу противников демократии. Казалось, что пессимизм Фрейда
получил в последующие годы жестокое подтверждение: <Ничего
нельзя сделать>. После русского опыта развитие подлинной
демократии представлялось утопией. Тому, у кого нет науки
и искусства, остается <социалистическая религиозная мистика>,
до уровня которой деградировал громадный мир научных идей.
Следует подчеркнуть, что позиция Фрейда всего лишь отражала
основную позицию академических кругов, не веривших в де-
мократическое самовоспитание и духовную продуктивность масс
и ничего не делавших поэтому для того, чтобы дезавуировать
источники диктатуры.
С началом деятельности в социально-гигиенической сфере
меня больше не оставляла мысль о том, что общее культурное,
а в особенности сексуальное, счастье является, собственно, со-
держанием жизни и должно быть целью практической политики,
ориентированной на чаяния народа. Против этого выступали
see, включая марксистов, но сделанное мною в глубине ду-
шевного организма открытие заглушало все возражения, ока-
йалось сильнее трудностей и сомнений. Мою правоту под-
тверждала вся культурная продукция - от любовного романа
До самой высокой поэзии. Вся культурная политика (в области
165
кино, литературы и т. д.) вращается вокруг сексуальных про-
блем, живет их отрицанием в реальной жизни, признавая их
существование лишь на идеальном уровне. Ими живы про-
изводство предметов потребления и торговая реклама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109