Поэтому Сурков не слишком удивился, когда осенью 86-го года его вызвали в ЦК и предложили возглавить Ленинградское управление, второе по важности и значению после Московского.
Конечно, сниматься с насиженного места не хотелось, но делать было нечего. К тому же Сурков понимал, что на загранработе у него не было перспективы роста, и возраст уже не вполне соответствовал неписаным правилам их ведомства.
Вопреки некоторым опасениям в Ленинграде все устроилось, как нельзя лучше. Подобрав толковых заместителей, Сурков редко вмешивался в текущие дела, казавшиеся мелкими и не заслуживающими никакого внимания, а вопросы основного, пятого направления казались бессмысленными, вызывая порой ощущение брезгливости. Впрочем, многотрудная работа нескольких тысяч сотрудников его управления двигалась будто сама собой, по давно отлаженным схемам, как машина съезжающая с невысокой горки по наезженной колее, а Алексей Анатольевич все чаще ловил себя на мысли, что важнейшим побудительным мотивом его решений стал короткий тезис: «лишь бы меня не трогали!».
Да, вот таким человеком был начальник Управления КГБ по Ленинграду и Ленинградской области, в одночасье отвлекший многие беды от безвестных жителей города-героя Петра Андреевича Рубашкина и Бориса Петровича Горлова.
2.17. Один день генерала Суркова и всех других
2.17.1. Спозаранку
Утро генерала Суркова началось как обычно — с крепкого кофе, с которым превосходно сочетались в меру разогретые тосты, черная икра и ломтики швейцарского сыра, закупленного в валютном магазине для иностранных дипломатов. Вкусив пищу земную, Алексей Анатольевич раскурил тонкую сигару любимого сорта «Сигарелла», и приступил к пище для ума. Последняя, к сожалению, была не первой и даже не второй свежести: английские издания «Таймс», «Гардиан» и «Файненшнл таймс» поступали с двухдневным опозданием, а американские «Вашингтон пост» или «Чикаго трибюн» задерживались на неделю и дольше. Ясно, что особый интерес у Суркова вызывали страницы с биржевыми курсами и финансовые новости.
Однако в этот день покойный распорядок был нарушен верещанием аппарата правительственной связи. По линии ЗАС звонил первый заместитель председателя КГБ.
— Разобрался, что у тебя натворили? — не поздоровавшись, спросил он. Голос был искажен, каждое слово многократно повторялось, звуки набегали друг на друга, как в фантастических фильмах.
— Работа у нас творческая, каждый день что-нибудь творим, — осторожно пошутил Сурков.
— Готовь развернутую справку. Пришлешь с курьером, а лучше сам приезжай, если хочешь, чтобы голова на плечах осталась! Докладываем в ЦК: судя по всему, «Самый первый» уже в курсе. Такого позора наша Контора отродясь не видывала!
Сурков не понимал, что случилось, пока не услышал, что-то о «Литературной газете», но переспрашивать поостерегся. Повесив трубку, он вызвал помощника и велел срочно принести.
— Так вот же она, в докладной папке. Дежурный ночью поднес, как только из Москвы привезли, — оправдываясь, сказал тот.
Сурков отложил «Гардиан» и, брезгливо поморщившись, взялся за «Литературку». Дойдя до четырнадцатой страницы, он вслух обматерил белый свет, но тут же взял себя в руки.
— Товарищ генерал, разрешите идти? — напомнил о себе стоявший навытяжку помощник.
— Надо принимать меры, — буркнул Сурков. — Жди!
Не прочтя и половины, Алексей Анатольевич вник в главное: утвержденный им план засвечен со всех сторон. Полугодовая работа десятков сотрудников перечеркнута одной газетной страницей. Он чувствовал, что автор, — этот, как его, Щекочихин? — знает гораздо больше, а написанное — хитрый намек: дескать, стойте, ребята, не то хуже будет!" Прочитав последние строчки с благодарностью какому-то Рубашкину, Сурков понял, что именно с этого, так называемого «ленинградского журналиста», следует распутывать клубок, чтобы выйти на источник утечки.
Фамилия была знакомой, сосредоточившись, генерал вспомнил неприятный инцидент в Смольном и, что он недавно санкционировал спецмероприятие в отношение Рубашкина.
— Почему этот тип не в больнице?
— Не могу знать, товарищ генерал! — тут же воскликнул помощник.
— А должен! Должен знать, — бросив на стол очки, сказал Сурков. — Через пятнадцать минут принеси на подпись распоряжение!
— Есть! — помощник открыл блокнот и приготовился стенографировать.
— Первое: убрать все это, — Сурков показал на столик с остатками завтрака и замолчал, пытаясь вспомнить конкретных исполнителей и кодовые названия мероприятий.
— Второе: все активные действия по операциям «Дымок» и эту, как ее… «Волкоебы»…
— …"Волкодавы", товарищ генерал!
— … да, «Волкодавы». Щенки сопливые, а не волкодавы! Срать научились, а подтираться — дядя? — раздраженно воскликнул Сурков и, глубоко вздохнув, продолжил ровным, намеренно тихим голосом. — Повторяю: активность по «Дымку» и «Волкодавам» приостановить. Соответствующие шифрограммы — в адрес всех райотделов по городу и области. Начальников направлений и служб Управления ознакомить под расписку. Немедленно!
— Третье: эту пакость, — Сурков двумя пальцами приподнял над столом газету и сразу выпустил, — размножить, и в пятую службу, чтобы знали засранцы, о чем писать объяснительные.
— Понедельные сводки по операциям — немедленно на стол! К шестнадцати ноль-ноль от всех героев собрать рапорты, — Сурков сделал ударение на втором слоге, и прозвучало громко, как хлопок: «Рапорты!».
— И последнее. Совещание в девятнадцать — подготовь список. Участвуют мои заместители, начальники отделов и секторов, вплоть до ведущих по линиям, а также все причастные. Начальника инспекции по личному составу — ко мне. Какой же разбор полетов без Особой инспекции? Я им покажу волкодавов. Все!
— Десять ноль восемь! Разрешите выполнять? — прежде, чем вытянуть руки по швам, помощник демонстративно посмотрел на часы. Из отведенных пятнадцати минут генерал занял почти десять. Времени оставалось очень мало.
* * *
Пробуксовав на выезде, «Волга» зацепилась за выскобленное до асфальта шоссе и сразу набрала скорость.
— Печку за тебя, мудилу, кто будет включать? — прикрикнул Неверхов на водителя.
— Включена на всю катушку, товарищ капитан!
— На всю, говоришь, Катюшку? — передразнил Неверхов. — Хреновая у твоей Катюшки печка, хреновая! У настоящей бабы хуй в пизде теплее, чем в варежке — вот это печка. Да, как в валенке, только в мокром.
Услышав, как заржал водитель, он довольно усмехнулся: шутка — она и в Африке шутка! — Неверхов достал из кармана плоскую бутылку дагестанского коньяка и, отвинтив крышку, глотнул в полную душу. Вмиг согрело и потянуло в сон, но прежде, чем задремать, — специально сел сзади, — Неверхов мысленно перебрал все действия и остался доволен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140